лунном свете лицо его кажется мертвенно-бледным. И что же дальше? Он
озирается по сторонам, простирает руки и прыгает через борт ногами вперед.
Все же он не в силах сдержать вопля. Сожалеет ли он о своем решении или
его в последний миг охватывает страх? Если это не так, то чего же он
вопит? Многоуважаемые дамы и господа, что бы вы сделали на моем месте? Я
предоставляю вам право решить это самим. Быть может, вы отнеслись бы с
уважением к благородному мужеству этого несчастного, хотя он и дрогнул в
последний момент, и остались бы в своем укрытии. Я же, напротив, крикнув
что-то капитану на мостике, тоже прыгаю за борт, да так поспешно, что лечу
головой вниз. Я барахтаюсь как сумасшедший, мечусь в разные стороны и
слышу, что на пароходе громогласно объявляют тревогу. И вдруг я нащупываю
его руку, вытянутую, негнущуюся, словно закоченевшую, с растопыренными
пальцами. Он еще слабо бултыхает ногами. Я хватаю его за шиворот, он
становится все тяжелей и тяжелей, весь как-то обмякает, совсем перестает
двигаться, но в конце концов все же делает рывок, чтобы от меня
оторваться. Нас швыряет вверх и вниз, потом на нас обрушивается большая
волна и сталкивает нас лбами, да так, что у меня темнеет в глазах. Что
прикажете делать? Я скрежещу зубами, ругаюсь на чем свет стоит, но держу
голубчика мертвой хваткой до тех пор, пока не подходит шлюпка. Я спас его,
спас грубо и бесцеремонно, но не оказал ли ему медвежьей услуги? Ну и что
с того? Судите сами, многоуважаемые дамы и господа, я предоставил вам это
право. И нечего со мной миндальничать. Мне на это наплевать. Но
предположите на миг, что этому молодому человеку было очень важно не
приплывать в город Гамбург. Вот ведь какая штука. Быть может, там ему
предстояла встреча с человеком, с которым ему до смерти не хотелось
встречаться. Но медаль эта - медаль за самоотверженный поступок, и я ношу
ее в своем кармане, а не кидаю к свиньям собачьим. И это вам следует
учесть в своем приговоре. Судите, как вам заблагорассудится, мне-то, черт
побери, какое до всего этого дело? Поверьте, мне все это так безразлично,
что я даже забыл имя этого самоубийцы, хотя он наверняка жив и по сей
день. А почему он это сделал? Быть может, от безнадежной любви, быть
может, действительно тут была замешана женщина, кто знает? Но ведь мне все
это в самом деле безразлично. Точка!..
хранит тебя господь! Нежна, как голубка, просто исходит нежностью, и к
тому же полна преданности. Но при всем при том вытягивает из человека
последний шиллинг, чуть ли не доводит его до сумы. Склонит этак свою
лукавую головку и шепчет: ну, Симонсен, ну, прошу тебя, милый! Господь с
тобой, Камма! Ты была сама преданность! И убирайся ко всем чертям, мы
квиты...
сказал великий поэт, или что он там еще сказал в этом роде?
сильных чувств, иначе говоря, из-за своих слабых нервов, что, в свою
очередь, означает плохое питание и недостаток физической работы на свежем
воздухе... Ха-ха-ха! Работы на свежем воздухе!.. "Пусть будет сталь твоя
такою же разящей, как "нет" последнее твое"! Он все-таки испортил свою
репутацию цитатой из великого поэта. Предположим, я встретил бы Карлсена
еще вовремя, пусть даже в последний день, пусть даже за полчаса до конца,
и он рассказал бы мне, что намерен процитировать кого-то в своей
предсмертной записке, тогда я ответил бы ему примерно следующее:
"Посмотрите-ка на меня, я пока еще владею всеми своими пятью чувствами, и
как частица человечества я заинтересован в том, чтобы вы не осквернили
свой смертный час строчками из того или другого великого поэта. Знаете ли
вы, кто такой великий поэт? Да, великий поэт - это человек, который
потерял стыд, который просто не знает стыда. У всех других глупцов бывают
в жизни моменты, когда они все же краснеют, оставшись наедине с собой, но
с великими поэтами такого не случается никогда. Посмотрите-ка на меня,
если уж вам так необходимо кого-нибудь процитировать, то цитируйте
географа и не позорьте себя. Виктор Гюго!.. Скажите, у вас еще сохранилось
чувство юмора? Однажды барон Леден разговаривал с Виктором Гюго. "Кто, по
вашему мнению, первый поэт Франции?" - спросил ехидный барон. Виктор Гюго
криво усмехнулся, покусал губу и в конце концов ответил: "Второй - Альфред
де Мюссе". Ха-ха-ха! Но, может, вы утратили чувство юмора? А знаете ли вы,
что сделал Виктор Гюго в 1870 году? Он написал обращение ко всем людям на
земле, в котором он строго-настрого запрещал немецким войскам осаждать и
обстреливать Париж. "У меня там племянники и масса других родственников, я
не желаю, чтобы их ранило осколком гранаты!.."
скоро одиннадцать, а она их еще не принесла.
раскачивает при ходьбе, словно сытая кобыла. Загляденье, да и только!
Интересно, была ли она замужем? Во всяком случае, она вряд ли станет
громко визжать, если ее схватишь за ляжку, ее, наверное, недолго придется
уламывать... Как-то мне довелось быть свидетелем одной свадьбы и даже, так
сказать, присутствовать на ней, М-да. Многоуважаемые дамы и господа,
произошло это воскресным вечером на одной железнодорожной станции в
Швеции, точнее, на станции Кунгсбака. Убедительно прошу вас запомнить, что
это произошло именно в воскресенье вечером. Меня поразили ее большие белые
руки; что до него, то это был безусый юнец в новеньком, с иголочки,
кадетском мундире. Она тоже была очень юна, оба, можно сказать, совсем
дети. Ехали они из Гетеборга. Я наблюдал за ними из-за газеты. Мое
присутствие их явно стесняло, и они все время растерянно глядели друг на
друга. У девочки возбужденно блестели глаза, и она никак не могла усидеть
на месте. Паровоз загудел, поезд подходил к Кунгсбака. Он схватил ее за
руку, она его мгновенно поняла, и, как только вагон остановился, они
поспешно спрыгнули на перрон. Она со всех ног кинулась к двери с надписью:
"Для женщин", он бежал за ней, не отставая ни на шаг. Боже мой, он ошибся,
он тоже влетел в дверь "Для женщин" и тотчас притворил ее за собой. В это
мгновение грянули церковные колокола, - ведь это был воскресный вечер, - и
под колокольный благовест они сидели там, запершись. Прошло три минуты,
потом четыре, потом пять... Что с ними? Они там, а колокольный звон плывет
над городом, и одному богу известно, не опоздают ли они на поезд! Наконец
он приоткрыл дверь и выглянул. Он был с непокрытой головой, а она стояла
за его спиной и надевала ему на голову фуражку. Он обернулся к ней и
улыбнулся. Он сбежал со ступенек, она за ним, на ходу оправляя платье. Они
вскочили в вагон и снова заняли свои места, и никто не обратил на них
внимания, никто, кроме меня. Глаза у девочки были золотые, когда она
взглянула на меня и улыбнулась, а ее маленькая грудь вздымалась от
прерывистого дыхания. Через несколько минут они уже спали, - заснули,
словно провалились, так они счастливо устали.
окончен. Но я обращаюсь не к той очаровательной даме с лорнетом и мужским
крахмальным воротничком, я хочу сказать, не к тому вон синему чулку, а
лишь к тем двум или трем из вас, кто не живет, подавляя в себе все
человеческое, и не занимается общественно полезной деятельностью. Простите
великодушно, если я кого-нибудь обидел, особо прошу прощения у уважаемого
синего чулка с лорнеткой. Поглядите-ка, теперь она встает. Так и есть -
встает! Готов побожиться, что она либо хочет уйти, хлопнув дверью, либо
привести какую-нибудь цитату. А если она намерена цитировать, то лишь
затем, чтобы разнести меня в пух и прах. А если она намерена меня
разнести, то скажет примерно следующее: "Гм, - скажет она, - никогда не
встречала более скотского представления о жизни, чем у этого господина. И
это он называет жизнью? Мне остается только предположить, что данный
господин никогда не слыхал, как замечательно высказывался на эту тему один
из величайших мыслителей современности. Жизнь, - сказал он, - это
нескончаемая война с демонами в своем сердце и своем мозгу..."
своем мозгу. Верно! Многоуважаемые дамы и господа! Однажды норвежец по
имени Пер, кучер почтовой кареты, вез некоего великого поэта. Едут они,
едут, и вдруг простодушный возница возьми да и спроси: "Прошу прощения,
господин хороший, а что это означает: сочинять?" Великий поэт закусывает
губу, выпячивает елико возможно свою куриную грудку и изрекает: "Сочинять,
мой друг, это беспрестанно вершить суд над самим собой". Этим ответом
почтовый кучер Пер был потрясен до глубины души...
этого против вся и всех...
мне только добра, берет меня за рукав, чтобы остановить, и говорит: "Если
бы вы оказались в силах вызвать такое же общественное движение, как этот
великий поэт, вы имели бы право рассуждать о нем".
никогда ни с одним из них и слова не сказал! Я агроном, сударыня, и всю
жизнь вожусь с зерном и с дерьмом. Да я, сударыня, не в силах сложить
стишок даже про зонтик, не то что про жизнь, и смерть, и про вечный мир.
невесть что о себе и поносите на чем свет стоит всех великих людей. Но
великие люди остаются великими и будут незыблемо стоять на своих
пьедесталах на протяжении всей вашей жизни. Вы в этом сами убедитесь.
чего все это невежественные суждения, какое интеллектуальное убожество
сквозит в ваших словах. Впрочем, извините, что я говорю вам все это прямо
в глаза. Но будь вы мужчиной, я готов был бы биться об заклад, что вы
принадлежите к левым. Да разве я ниспровергаю всех великих людей? Но я не
сужу о величии человека по тому общественному резонансу, который получает
его деятельность. Я сужу о нем сам, своим ничтожным умишком и нравственным
чувством. Я оцениваю его, так сказать, по тому привкусу, который его
деятельность оставляет у меня во рту. Я вовсе не строю из себя невесть