медленно тронулся в сторону Крога. Автомобильный хлопок привел на память
озеро Веттерн и дикую утку, тяжело и шумно поднявшуюся из камышей. Он
поднял весла и замер, пока отец стрелял; он был голоден, от выстрела
зависел обед. Тяжелый едкий запах повис над лодкой, птица дернулась,
словно ее подсекла огромная рука.
наклонился к водителю:
Упав, она вынырнула и замерла на воде. Когда они добрались до нее, она
была мертвая, клюв ушел под воду, одно крыло затонуло, она напоминала
разбившийся, брошенный всеми аэроплан.
лица и пропадали. Защищенные и счастливые своей безымянностью, люди
держали путь к американским горам в Тиволи, к дешевым местам в
кинотеатрах, к любви в укромных углах. Крог задернул шторы и в темной
рокочущей коробке попытался думать о цифрах, отчетах, контрактах.
полицию, то полиция не замедлит сунуть нос в его дела. Они узнают об
американской монополии, когда даже директора убеждены, что дела еще только
в стадии переговоров; они узнают очень много о самых разных вещах, а что
сегодня знает полиция - завтра почти наверняка узнает пресса. Он понял,
что не может позволить себе охраны. Расплачиваясь с шофером, он впервые
осознал свое одиночество как слабость.
глухо звучали отсыревшие голоса - так глохнут моторы давшего течь, идущего
ко дну корабля.
"Тогда-то я был счастлив; сейчас мне плохо". Через стеклянную дверь он
видел, как по мраморным ступеням степенно сходит лакей-англичанин.
воспоминаниях совершенно отсутствовали женщины. После мысли: "Я был
счастлив в том году", - вспоминался маленький, не больше чемоданчика
механизм, заработавший на столе в его квартирке, и как не отрывая глаз он
смотрел на него весь вечер, ничего не ел и не пил, а потом целую ночь
пролежал без сна, повторяя про себя: - Я был прав. Серьезного трения нет.
алчность (богатейший человек в Европе), с которыми они обратили к двери
свои старые, гладкие, ярко раскрашенные лица, похожие на картинку в
древнем молитвеннике, сберегаемые под стеклом и раскрытом всегда на одной
и той же странице. Посланник пользовался успехом у пожилых дам. Сейчас он
хлопотал у серебряной спиртовки (он всегда сам разливал чай) и в следующую
минуту, кивнув Крогу, уже цеплял серебряными щипчиками ломтики лимона.
ястребиным лицом. Он часто встречал ее в миссии, привык считать
родственницей посланника, но никак не мог вспомнить ее имени.
столику - "чиппендейл"; в противоположном углу посланник разливал чай.
"Чиппендейл" и серебро задавали тон в обстановке; нездешняя комната, но
лояльная, как интеллигент-иностранец, что свободно объясняется на чужом
языке и усвоил местные нравы и манеры; впрочем, не настолько, чтобы Крог
чувствовал себя как дома.
признаваться, что есть вещи, которые он не понимает; он предпочитал узнать
мнение специалиста и высказать его как свое, но, окинув взглядом комнату,
убедился, что помощи ждать неоткуда. Перезрелые дамы английской колонии
щебетали вокруг чайного столика как скворцы.
прилизанная серебряная голова, довольно застенчивые любознательные глаза в
сетке морщин, наливные щечки. "Виола и лоза".
и... вино.
уважения к иностранкам он повиновался, застыв с книгой в высоко поднятой
руке: "Памяти Даусона", за его спиной позвякивал фарфор, звенел
колокольчик хозяйского голоса.
- это качество он ценил превыше всего: точность машины, точность в отчете.
Временами, рассуждал он, мужчине нужна женщина, как бывает необходимо
иногда засекретить активы или скрыть реальную стоимость акций, но нельзя
же объявлять об этом во всеуслышание, и он недоверчиво покосился на
посланника, грызшего миндальное печенье. Его утомляли манеры, которые он
не понимал, ничего не говорившие ему слова, и уже во второй раз за этот
день он вспомнил свою однокомнатную квартирку в Барселоне и маленькую
модель, принесшую ему богатство, огромное богатство, огромное влияние - и
эту скуку и тревогу тоже. Сейчас он вышел на американский рынок, и надо
равняться на Америку.
гангстерской войны. Это было давно, еще до Барселоны; но почему он там был
счастлив - он не мог вспомнить. В памяти остались только скованное льдом
озеро, комнатка с подвесной койкой, мост, где он работал, и как однажды
ночью шел снег и он купил бутерброд с горячей сосиской и, укрывшись от
ветра, ел его под аркой моста. Наверное, у него были приятели, но он
никого не помнил, наверное, были девушки, но он не помнил ни одного лица.
Он был тогда сам по себе.
здесь, в этой светлой воздушной комнате с белыми стенами, под неотступным
взглядом посланника поверх спиртового чайника. Он уже знал, что вскоре его
ждет привычный допрос: каковы перспективы с каучуком? есть ли вероятность
бума в отношении серебра? Кофе Сан-Пауло, мексиканские железные дороги,
реформы в Рио, и в итоге благодарственная жертва, своего рода
покровительство: я велел своему маклеру купить на двести фунтов акции
вашего нового предприятия, словно Эрик Крог должен чувствовать бесконечную
благодарность автору "Виолы и лозы" за доверенные взаймы двести фунтов.
выпрямившегося перед своим рокингемским фарфором, слабеющим журчаньем
подбирались к Крогу, замирали в нескольких шагах, стремительно
возвращались вспять, вздымались и рассыпались над чайным столиком. Его
покинула даже дама с ястребиным лицом; она не лучше других могла
поддержать финансовую тему; ни его терпеливое бодрствование в опере, ни
степенные фокстроты с Кейт в избранном обществе, ни вечерние приемы в
окружении шкафов с собраниями сочинений - ничто не могло убедить их в том,
что у него такие же интересы, как у них. И что же, думал он, наугад
раскрывая "Виолу и лозу", - они правы: я ничего не смыслю в этих вещах.
Сюда бы Кейт.
Междугородный разговор с Амстердамом, сэр. - Эти слова зарядили его
энергией, он снова почувствовал себя счастливым, выходя из гостиной и
через радужную картинную галерею следуя за лакеем в кабинет посланника. Он
выждал, когда человек уйдет, и взял трубку. - Хэлло, - сказал он
по-английски. - Хэлло. Это Холл? - Ответил очень слабый, очень ясный
голос, выскобленный, вычищенный и выглаженный расстоянием: - Это я, мистер
Крог.
кокни, он не переменился со времени их тесной квартирки в Барселоне.
Говорю тебе, серьезного трения нет. Да, но... Он почувствовал раздражение
против Холла; кроме преданности, других достоинств у него нет; странно,
ведь в свое время они были близкими приятелями, называли друг друга Джим и
Эрик (не как сейчас - Холл и мистер Крог), одалживали друг другу выходной
костюм, пили вино в погребке возле арены для боя быков.
полпроцента.
Эриксон Стивен
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Афанасьев Роман
Флинт Эрик