Чтение 8–й страницы книги ~Наемный убийца~

по вокзалу: нужно было двигаться, чтобы немного согреться; он шел среди
грязи и копоти, меж замерзающих луж, в ледяной суете вокзала. В одиннадцать
тридцать из-за автомата с шоколадными плитками он увидел, как Чамли забирает
свои вещи. Ворон последовал за ним на безопасном расстоянии, проследил, как
тот миновал контролера и пошел вперед, вдоль ярко освещенного поезда.
Платформу заполняла рождественская толпа. Эти люди резко отличались от тех,
что толпились на вокзале в обычные будние дни: чувствовалось, что они едут
домой. Ворон стоял в сторонке, в тени указателя, слушал, как они смеются и
окликают друг друга, видел улыбающиеся лица в свете ярких фонарей; опорные
колонны вокзальной крыши были празднично декорированы и походили на огромные
елочные хлопушки. Чемоданы ломились от подарков, какая-то девушка приколола
к пальто веточку остролиста1; высоко под крышей вокзала в свете прожекторов
покачивалась большая ветка омелы. При малейшем движении Ворон чувствовал,
как шевелится под мышкой автоматический пистолет.

Без двух минут двенадцать Ворон бросился бежать; паровозный дым стлался
над платформой, захлопывались двери вагонов. Он сказал контролеру у входа:

- Не успею купить билет. Заплачу в вагоне.

Двери ближних вагонов были заперты: не было мест. Проводник крикнул ему,
что есть места в голове поезда, и он побежал дальше. Едва успел. Места он не
нашел и остался стоять в тамбуре, прижавшись лицом к стеклу, чтобы скрыть
заячью губу. Он смотрел, как уходит назад Лондон: вот будка стрелочника, а в
ней - кастрюлька с какао греется на маленькой печке; зеленый огонь
светофора; череда потемневших от времени домов, четкими силуэтами
выступающих на фоне холодного звездного неба; он смотрел и смотрел, ведь
ничего другого нельзя было придумать, чтобы скрыть заячью губу; но в то же
время ощущал, как отдаляется, уходит от него все то, что он любил, уходит
все дальше и дальше - не дотянуться.

Матер шел назад по платформе. Жалко, что он не успел повидаться с Энн, но
это не страшно. Они ведь увидятся через несколько недель. И дело не в том,
что он любил ее меньше, чем она - его, вовсе нет, просто сейчас его мысли
словно были поставлены на якорь: он работал. Если дело выгорит, он получит
повышение; тогда они смогут пожениться. Поэтому совсем не трудно было на
время выбросить Энн из головы.

Сондерс ждал по другую сторону от входа. Матер сказал:

- Уходим.

- Теперь куда?

- К Чарли.

Они уселись на заднем сиденье, и машина нырнула в узкие, грязные улочки
позади вокзала. Какая-то проститутка высунула вслед им язык. Сондерс сказал:

- Может, у Джо?

- Не думаю. Но попытаемся.

Машина остановилась через два дома от лавки, где торговали жареной рыбой
и картошкой. Человек, сидевший рядом с водителем, вышел и остановился,
ожидая хозяина.

- За дом, к черному ходу, Фрост, - сказал Матер.

Через две минуты Матер забарабанил в дверь лавки. Зажегся свет, в окно
стали видны длинный прилавок, стопка старых газет, потухшая жаровня. Дверь
приоткрылась. Матер вставил ногу в узкую щель и толчком распахнул дверь.

- Привет, Чарли, - сказал он, окидывая взглядом помещение.

- Мистер Матер, - сказал Чарли. Он был толст, как евнух из гарема, и при
ходьбе кокетливо покачивал бедрами, словно уличная девка.

- Мне надо поговорить с тобой.

- О, я в восторге, - сказал Чарли, - проходите сюда, пожалуйста, мистер
Матер. Я только что отправился спать.

- Еще бы тебе не спать, - ответил Матер, - небось там, внизу, сегодня
полный сбор?

- О, мистер Матер, ну и шутник же вы. У меня в гостях всего-то один или
два мальчика, студенты из Оксфорда.

- Слушай, я ищу парня с заячьей губой. Лет двадцати восьми.

- Здесь его нет.

- Темное пальто, черная шляпа.

- Не знаю такого, мистер Матер.

- Мне бы хотелось заглянуть к тебе в подвал.

- Разумеется, мистер Матер. Там всего лишь один-два мальчика. Студенты из
Оксфорда. Вы не возражаете, если я зайду к ним прежде, чем вы? Представлю
вас. Так будет безопаснее.

- Я сам о себе позабочусь, - сказал Матер. - Сондерс, останьтесь в лавке.

Чарли открыл одну из дверей.

- Ну, ребята, не пугайтесь. Мистер Матер - мой друг.

От противоположной стены комнаты на Матера угрожающе уставились "студенты
из Оксфорда" со сломанными носами, изуродованными ушными раковинами: жалкие
ошметки кулачных боев.

- Привет, - сказал Матер.

На столах не было ничего - ни карт, ни выпивки, все исчезло в мгновение
ока. Матер, тяжело ступая, сошел вниз, на каменный пол комнаты. Чарли
повторил:

- Ну-ну, мальчики, нет нужды бояться.

- Почему бы тебе не пригласить в свой клуб еще и студентов из Кембриджа?
- спросил Матер.

- О, мистер Матер, ну и шутник же вы!

Они следили за ним глазами, пока он шел через всю комнату; они не желали
разговаривать с ним: он был - Враг. Им не нужно было дипломатничать, как
Чарли, не нужно скрывать свою ненависть. Следили за каждым движением. Матер
спросил:

- А что вы держите в этом шкафу?

Их глаза неотрывно следовали за ним, когда он направился к шкафу и взялся
за ручку дверцы. Чарли попросил:

- Дайте мальчикам возможность поразвлечься, мистер Матер. Они ничего
дурного не делают. Мой клуб - один из самых лучших в городе...

Матер потянул на себя дверцу. Из шкафа наружу вывалились четыре девицы.
Они были одинаковые, словно куклы, отштампованные из одной формы, с ярко
крашенными короткими пережженными волосами. Матер рассмеялся.

- Это вы тут все шутники, а не я! Вот уж никак не ожидал увидеть такое в
твоем клубе, Чарли. Спокойной всем ночи.

Девицы поднялись на ноги, отряхивались. Никто из "мальчиков" не произнес
ни слова.

- Правда, мистер Матер, - говорил Чарли, поднимаясь по лестнице и
заливаясь краской, - мне очень стыдно, что такое случилось у меня в клубе.
Но мальчики не имели в виду ничего дурного... Только... ну, вы же знаете,
как это бывает. Они не любят, когда их сестренки остаются дома одни.

- Что такое? - спросил Сондерс сверху.

- Ну я им и сказал, пусть приводят, пусть милые девочки просто посидят
здесь с ними.

- Что такое? - сказал Сондерс. - Д-д-девочки?

- Не забудь, Чарли, - сказал Матер, - парень с заячьей губой. Не забудь
сообщить мне, если он здесь появится. Если не хочешь, чтобы твой клуб
прикрыли.

- А награда объявлена?

- И награду получишь, можешь быть уверен.

Они вернулись в машину.

- Поедем заберем Фроста. Потом - к Джо. - Матер вытащил записную книжку и
вычеркнул одно имя. - А после Джо - еще шестеро...

- Мы и к т-т-трем не закончим, - сказал Сондерс.

- Порядок такой. Его уже и в городе-то давно нет. Но рано или поздно он
разменяет еще пять фунтов.

- Отпечатки пальцев?

- Полно. На мыльнице было столько, что на целый альбом хватило бы. Видно,
чистюля. Да у него не осталось ни малейшей лазейки. Вопрос времени,
всего-навсего.

Отблески огней Тоттнем Корт Роуд скользили по их лицам: витрины огромных
магазинов все еще ярко сверкали.

- Смотри, какой спальный гарнитур славный, - сказал Матер.

- Вс-с-се это п-пустая с-суета, - заявил Сондерс. - П-подумаешь,
к-какие-то банкноты. Когда м-может начаться в-в-в...

Матер ответил:

- Если бы парни там, на континенте, знали свое дело, как мы, войны могло
бы и не быть. Мы бы уже схватили убийцу. Тогда весь мир увидел бы, сербы
это...

Мимо проносились витрины Хилза1: мягкие цвета обивки, сверкание стали.

- Эх, - вздохнул Матер, позволив воображению увлечь себя до самого, почти
невозможного предела. - Хотел бы я заняться работкой вроде этой. Убийца - и
весь мир затаив дыхание ждет.

- А т-т-тут к-какие-то банкноты, - жалобно произнес Сондерс.

- Да нет, ты не прав, - сказал Матер, - главное - каждодневная рутинная
работа. Сегодня - банк-ноты. В следующий раз - что-нибудь получше. Но
рутинная работа - это самое важное. Так мне кажется. - Матер говорил,
позволив своим поставленным на якорь мыслям до предела натянуть якорную
цепь. - Не так важно, будет война или нет. После войны я все равно буду
делать свою работу.

Машина объехала Сент-Джайлз-Сёркус и направилась к Севен Дайелз2,
останавливаясь у каждой дыры, где мог бы укрыться грабитель. Матер говорил:

- Я люблю организованность и порядок. И хочу быть на стороне тех, кто
организует. Конечно, на противоположной стороне оказываются всякие
замечательные гении, но и разное жулье тоже. И жестокость там, и эгоизм, и
себялюбие, и гордыня.

В заведении у Джо все это было налицо, кроме гордыни. Никто не
препятствовал осмотру помещения. Пустые глаза над пустыми столами: лишние
тузы исчезли в рукавах, разбавленная водой выпивка убрана с глаз долой;
каждая физиономия со своим собственным отпечатком жестокости, эгоизма и