бутылок, я направился к стойке, когда в бар вошли четыре немца.
поселился здесь уже после войны, поскольку немцы, проживавшие тут еще с
довоенных времен, порастеряли свое обычное высокомерие и заносчивость.
выглядели бывалыми людьми, но у одного из них был какой-то безучастный,
отсутствующий взгляд, и я решил, что он просто пьян. Немцы швырнули на
стойку деньги и уселись за столик в дальнем углу. По всему было видно, что
компания собирается кутить всю ночь.
отсутствующим взглядом, и все четверо тут же вскочили, вытянулись, а потом
с хохотом опустились на свои места. - Пива!
уловил в громкой болтовне немцев слово "дас пайрскаммер". Это выражение
привлекло мое внимание потому, что оно столь же характерно для жаргона
немецких моряков-подводников, как "палата лордов" для их британских
коллег, так те и другие обычно называли кубрики на под водных лодках.
пайрскаммер" произнес подвыпивший немец, он, насколько я понял, ударился в
какие-то воспоминания о войне. В помещении никого, кроме немцев, не было,
но шум стоял такой, словно бар ломился от посетителей: рассказчик то и
дело принимался колотить кулаком по столу, собутыльники отвечали ему
лошадиным ржанием.
бутылки вместо четырех. Вынимая из кармана консервный ключ, я случайно
захватил вместе с ним и уронил на столик перед Иоганном (так называли
остальные своего подвыпившего друга) какой-то предмет. В ту же минуту
Иоганн вскочил и испустил вопль ужаса. В дверях, наблюдая за происходящим,
стоял Стайн...
бомбы, торпеды, руины, гибель. Прошло семнадцать лет, а я отчетливо, будто
все происходило вчера, вспомнил кошмары войны, смерть, постоянно стоявшую
рядом, и страх перед нею, который мы топили в джине.
наша эмблема, и она постоянно говорила мне о бурных и далеких днях,
проведенных на подводной лодке "Форель" британских военно-морских сил.
Истошный вопль пьяного немца, в полном оцепенении не спускавшего глаз с
эмблемы, в то время как трое его компаньонов, словно остолбенев,
продолжали сидеть за столом, вызвал в моей памяти устрашающий вой немецких
бомбардировщиков, картины того, как пикировали они на караваны судов,
пытавшихся прорваться к осажденной Мальте, или сбрасывали свой
смертоносный груз на ее доки. Истеричный, ударивший по нервам крик немца
заставил меня мысленно перенестись на семнадцать лет назад, из уютного,
мирного бара в Свакопмунде...
прояснилась, как сознание пытающегося проснуться человека. Верхушка
перископа поднялась над водой, и в поле моего зрения оказался огромный
линейный корабль типа "Литторио".
более что угол для стрельбы был вполне приемлем.
почти физически ощущал, как среди команды нарастает напряжение, хотя все
мы были людьми закаленными в битвах. Каждый из нас знал, что мелководное
Средиземное море стало могилой уже для многих английских подводных лодок.
глубин:
большом пространстве почти одна и та же, а здесь вот, по направлению к
острову Искья, она уменьшается, создавая почти отмель, а дальше снова
возрастает.
шельф ослабит разрушительную силу глубинных бомб, а отраженное берегом эхо
взрывов создаст такие помехи, что гидролокаторы итальянцев не смогут нас
нащупать. То же самое произойдет с шумопеленгаторами...
среди моряков упало, все заулыбались.
Поднимемся взглянуть?
пяти минут, как полетят глубинные бомбы, за помни мои слова.
спасение. Правда, наши шансы проскользнуть туда были невелики, - вражеский
эсминец висел у нас на хвосте, - но томиться в ожидании атаки не менее
тягостно, чем переносить саму атаку.
итальянцы кое-как подлатали свой флот, понесший боль шие потери во время
знаменитого ночного налета английской морской авиации на этот порт, и
разведка считала, что один из наименее поврежденных линкоров типа
"Литторио" проходит испытания после ремонта. Именно его я и видел сейчас.
Мне приказали патрулировать у Неаполя и вокруг островов Искья и Капри и,
не отвлекаясь ни на какие другие цели, сколь бы соблазнительными они ни
оказались, потопить линкор, как только он появится в море.
чтобы они прошли под миноносцами, если те окажутся на линии цели. На
центральном посту рядом со мной стоял Джон Герланд.
выражение его лица в эту минуту было красноречивее слов.
означало, что сжатый воздух отправил торпеду в ее смертоносное
путешествие.
учитывая, что линкор шел со скоростью в двадцать восемь узлов. - Третья!
Четвертая, пли!
выживем мы или нет, прав я был или ошибался, оценивая характер шельфа у
Искьи. Во всяком случае, жребий был брошен.
но свет продолжал гореть. - Сто футов!.. Малый впе ред!.. Режим - тишина!
Теперь мы слышали шум винтов над головой. Эсминец перегонял нас, и не
оставалось сомнений, что скоро и другие корабли окружат лодку, как мухи
кусок рафинада.
впадина в нем оставались нашей единственной надеждой, а здесь, где нас
настиг противник, было слишком мелко, чтобы мы могли спастись от атаки
девяти или даже более эсминцев.
всего три узла... И шум над нами от винтов подоспевших миноносцев...
находившихся сейчас между нами и впадиной, как видно, поверили, что я
изменил курс после первой же атаки. И снова шум винтов над нами, снова
серия взрывов.
восток, и скоро нам предстояло подняться футов на двадцать, чтобы не
наткнуться на шельф. Двадцать футов, от которых зависела наша жизнь...
нарушили где-то электропроводку, и в лодке пришлось включить холодное и
тусклое аварийное освещение. Мне показалось, что на меня отовсюду сыплется
пыль.
изумления.
тем не менее приказал продуть балластные цистерны. Во время этой операции
рядом с "Форелью" разорвалась еще одна серия бомб, рассчитан ных на
глубину, на которой лодка шла раньше; если бы мы не изменили глубину, с
нами было бы все кончено.
волнение, приказал:
заставил лодку накрениться на пятнадцать градусов и прижаться к краю
шельфа - так человек укрывается за песчаным холмиком от угрожающей ему
опасности. Судя по далеким беспорядочным взрывам, эсминцы потеряли лодку.
Теперь нам оставалось смирнехонько лежать на дне впадины, и надеяться на
лучшее.