о ней, какое создалось у меня в первый день и вечер нашей встречи. Она
стала замкнутой, час от часу отдалялась от меня все больше. Что-то в моих
словах, в моих поступках ее отталкивало, и мне было ясно, что ее это
мучит. Она долго и молча разглядывала меня, иногда несколько минут подряд,
затем начинала вдруг быстро говорить, постоянно возвращаясь к рассказу о
пожаре, либо о том дне, за месяц до несчастья, когда она застала меня
пьяной на мысе Кадэ.
знала
состоянии, ничего хорошего ему не сулит. Что до прочих, то я предпочитаю
еще немножко подождать.
может быть, сразу восстановится. Ты думаешь, мне легко не давать твоему
отцу с тобой встретиться? Он считает, что ты еще в клинике. Думаешь, мне
легко отгонять от тебя всех этих шакалов? Я ведь хочу, что бы ты успела
выздороветь к тому времени, как с ними встретишься.
вспомнив, что изверилась в своем выздоровлении. А у доктора Дулена меня
ждало все то же: уколы, игры с кусочками проволоки, режущий глаз свет
ламп, автоматическое письмо. Мне делали укол в правую руку и заслоняли ее
небольшим щитом, чтобы я не видела того, что пишу. Я не чувствовала ни
карандаша в своих пальцах, вложенного врачом, ни того, как вожу рукой.
Пока я безотчетно выполняла свое задание, доктор Дулен и его ассистенты
беседовали со мной о южном солнце и прелестях приморья. Из этого, дважды
производившегося опыта с автоматическим письмом мы ничего не вынесли,
разве что почерк у меня ужасно изменился от постоянного ношения перчаток.
что эти сеансы якобы освобождают от чувства тревоги мое "подсознание", а
оно-то все и помнит. Я прочла "написанные" мною страницы. Они представляли
собой набор бессвязных, незаконченных слов, большей частью получившихся,
по выражению Дулена, от "столкновения поездов", как в худшие дни моего
пребывания в клинике. Чаще всего встречались слова одного порядка: "нос",
"глаза", "рот", "руки", "волосы", так что мне казалось, будто я читаю свою
телеграмму Жанне.
была на другом конце дома, слуга куда-то ушел. Мы с Жанной сидели в
креслах у камина в гостиной, потому что я постоянно зябла. Было около пяти
часов дня. В одной руке я держала письма и фотографии, в другой - пустую
кофейную чашку.
отказывалась позволить мне увидеться с прежними знакомыми.
Ангелы, сошедшие с небес? Да они же не упустят такую легкую добычу, как
ты.
количеством нолей. Тебе исполняется двадцать один год в ноябре. К тому
времени будет вскрыто завещание Рафферми. Но вскрывать его необязательно,
чтобы подсчитать, сколько миллиардов лир перейдет в твои руки.
не знаю!
просто теряю голову. Не сплю по ночам. В сущности, тебе так легко играть
комедию!
минуту часы в прихожей пробили пять.
хорошая выдумка! Никаких внешних повреждений, никаких следов от этой
болезни нет. Но кто может утверждать, что больная амнезией на самом деле
не больна, кроме нее самой?
Жанной: стройная женщина в широкой юбке, огромная, на голову выше меня,
светловолосая, глаза с золотой искоркой, спокойное лицо.
сознания. Я ударила Жанну в уголок рта.
ничком на Жанну. Она подхватила меня и крепко прижала к груди, не давая
пошевельнуться. Но мои руки были как свинцом налиты, я бы и не могла
вырваться.
скажешь мне, а?
я дура! Так зачем же я ломаю комедию? Объясни! Пусти меня!
так, что я оказалась у нее на коленях, и, дыша мне в затылок, зашептала:
схожу с ума. А ты не замечаешь!
страшнее крика, она сказала:
Если ты ничего не помнишь, как же ты можешь ходить, смеяться, говорить
точь-в-точь как она?
когда я очнулась, я лежала навзничь на ковре. Склонившись надо мною, Жанна
прикладывала к моему лбу влажный носовой платок.
тоненькая струйка крови. Так это мне не померещилось? Я не сводила глаз с
Жанны, а она расстегивала пояс моей юбки и, обняв меня, усаживала. Ей тоже
было страшно.
нее и сейчас была спокойна. "а ведь правда, - говорила я себе, - теперь-то
я уже способна играть комедию". Когда она, стоя на коленях передо мной на
ковре, привлекла меня к себе: "ну, давай помиримся!" - я машинально обняла
ее за шею. Но я была потрясена и почти готова относиться к ней
по-прежнему, когда ощутила на своих губах соленый вкус ее слез.
думала над словами Жанны, стараясь угадать, что именно с ее точки зрения
могло побудить меня симулировать амнезию. Этому я не нашла никакого
объяснения, равно как и разгадки ее волнений. Однако я была уверена, что у
Жанны есть основательные причины держать меня вдали от людей, в доме, где
меня никогда не видели ни слуга, ни кухарка. А побуждения Жанны станут мне
известны хоть завтра: она не хочет показывать меня моим бывшим знакомым,
поэтому стоит мне явиться к кому-нибудь из них, чтобы произошло именно то,
чего Жанна хочет избежать. Зато мне станет все ясно.
на молодого человека, который заверял меня в своем письме, что я
принадлежу ему на веки, - адрес его был указан на обороте конверта.
- адвокат и, несмотря на свою фамилию, не имел ни единого шанса на успех у
той Ми, какой я была когда-то.
от Жанны, план которого составила.
протянутую руку.
поглядеть витрины, побыть одной! Неужели ты не понимаешь, что мне надо
побыть одной?
тротуар газетные вырезки. Жанна помогла мне их собрать: это были статьи,
появившиеся после пожара. Их дал мне доктор Дулен, проделав свой обычный
сеанс со светом и тестами на красочные пятна, после чего у меня осталось
только ощущение бесплодной усталости. Еще один час ушел впустую, лучше бы
я потратила его на что-нибудь другое - призналась бы Дулену в своих
подлинных, а не мнимых опасениях. К несчастью, Жанна считала нужным
присутствовать при наших беседах.
золотом в лучах полуденного солнца. Я снова отвела ее руку.
завтрак. А потом я покатаю тебя по Булонскому лесу.