ощупывающий недобрый взгляд по-прежнему был прикован ко мне. "Какого
черта!" - захотелось рявкнуть мне.
с неприятным визгом покрышек. Он даже мимолетно не взглянул на того, кто -
я видел в боковом зеркале - остался стоять на тротуаре, провожая взглядом
автомобиль, пока мы не свернули на другую улочку.
ковбоя играть в вестерне из жизни дикого Запада!
сказал Грегори, не поворачивая головы. - Сейчас он - мой лучший, самый
пронырливый репортер, "раскопщик".
потом был профессиональным кетчистом, одно время подвизался в частной
сыскной конторе, наркотиками занимался, был "подставным" в цепи не то в
Турции, не то в Ливане, толком я не знаю. Его "вычислили" - он едва унес
ноги. Ко мне он заявился два года назад - и без обиняков: "Шеф, я слышал о
вас много дурного - дурного с точки зрения тех, кто и мне не нравится, но
я многое повидал и выработал собственную точку зрения на людей. Я хочу
быть репортером и, поверьте, не буду обузой в вашем деле". - "Ты написал в
своей жизни хотя бы информацию на пять строк?" - не слишком мягко спросил
я. "То, чем я занимался, исключает какие-либо записи". - "Так какого
дьявола ты прешься в журналистику?" Я тогда был не в духе, у меня
случились крупные неприятности с одной фирмой, она подала на меня в суд
из-за разоблачительной статьи. "Не спешите, шеф, - охладил он мой пыл. -
Выгнать вы меня всегда успеете!" А он прав, подумал, остывая, выгнать его
я действительно успею. К тому же, если память мне не изменяет, Джек Лондон
тоже слыл отпетым парнем. "Хорошо, обещай мне лишь одно - никогда не
лгать. Лучше уйди, если не сможешь быть честным". - "В этом вы можете не
сомневаться, шеф. Я слишком много брехал в жизни и насмотрелся на разные
подлости, родившиеся из-за лжи. Меня воротит от этого всего!" Так он стал
работать на меня. И первое, что раскопал Уильямс, когда прошелся по
некоторым своим прошлым связям, - ты и представить себе не можешь!
Дик устремился в одну точку, и, честно говоря, его озабоченность, не
преследует ли нас кто, не могла не встревожить меня. Но почему нас должны
преследовать?) и улыбнулся как заговорщик.
наркотическое средство], было известно давно, но он еще и прикрывал - не
безвозмездно, естественно, кое-кого из оптовых торговцев наркотиками. Моя
статья вызвала переполох в Белом доме.
струна, шоссе, правда, не превышая дозволенных 55 миль в час. Дик включил
приемник, и волны симфоджаза закачали меня.
стоило в нем появиться Наташке. Я вытащил из сумки бутылку мускатного
шампанского, привезенного из Киева, и коробку конфет. Натали принялась
распаковывать пластиковую сумку, назначение которой я не угадал, когда мы
уезжали из дома, где Любовь Филипповна просто-таки не находила себе места,
как только узнала, что ее дочь собирается со мной. Я молча наблюдал, как
Наташа сервирует стол в моей дыре и как номер превращается в праздничный
зал, а когда она вытащила три свечи, зажгла их от газового "ронсона", я
понял, что пришла радость, и сердце мое распахнулось ей навстречу.
хозяйка повернулась ко мне.
который нес на закорках что-то неживое, облепленное снегом, да еще волок
за собой красные пластиковые лыжи. Мне не нужно объяснять, в чем тут дело,
достаточно было бросить взгляд на старый дырявый полушубок вуйка и красный
нейлоновый комбинезон...
проговорил старик. - Що б було, якбы не занесла нелегка доля мене в той
кут?
меня пронзила мысль, что она скончалась. Это заставило поспешно опустить
ее на снег и сдернуть с головы капюшон вместе с вязаной шапочкой "Кнейсл".
Лицо девушки побелело, и я принялся растирать его снегом. Минуло немало
времени, прежде чем она застонала и сказала: "Больно..." Я до того
обрадовался, что готов был ее расцеловать.
руки - сначала левую, потом правую. Девушка молчала, ее закрытые глаза не
открывались, но когда я тронул левую ногу у щиколотки, она закричала,
глаза ее распахнулись мне навстречу, и я увидел, какие они нее синие,
словно небо в июне...
взвалил ее на плечи и, крикнув: "Вуйко, захватите лыжи, пожалуйста,
отдайте на динамовской базе дежурной...", почти бегом устремился вдоль
насыпи железной дороги.
некогда было даже остановиться, чтобы передохнуть.
комнаты, номер-люкс, принадлежавший самому Вадиму Мартынчику, местному
"боссу" и моему давнему другу по спорту. Это был чудесный номер, окна его
выходили на горную речку и на молчаливый белый храм с кладбищем, где на
рождество в бездвижном воздухе таинственно светились до первых лучей
солнца сотни свечей.
мне.
травмированные связки, без лишних слов принялся за дело.
на мой вопросительный взгляд.
на врача, то на меня. - Ведь мне нужно домой, сказать... там будут
беспокоиться.
пролепетала она.
ни стоило. Не мог, просто не мог отпустить ее к друзьям.
- там елка у крыльца.
разобраться с мыслями, привести их хотя бы в относительный порядок. Что-то
произошло со мной, но что - понять не мог.
правда, в одном месте пришлось прыгать, и лед проломился. Там оказалось
неглубоко, но все же слегка зачерпнул ледяной водицы.
встретили громкие звуки джаза. На мой стук никто не отозвался, и я толкнул
дверь. По доносящимся звукам легко разыскал нужную дверь. В комнате
десятка полтора парней и девчат: кто в свитерах, кто в легких майках, в
носках и сапогах лихо отплясывали рок; дым - хоть топор вешай, спертый
винный дух ударил в лицо. На меня долго никто не обращал внимания, пока не
кончилась музыка и раскрасневшаяся девушка, затянувшись и выпустив струю
дыма в мою сторону, сказала: "А у нас гости...".
номере.
парень с красивым до отвращения лицом.
спросил я, тут же устыдившись подробностей.
первой увидела меня.
еще слово - и он познакомится с моим кулаком, как бы глупо это ни
выглядело...
собой дверь. Уже возле калитки меня догнала девушка.
Мацумото Сэйте
Куликов Роман
Грабб Джеф
Роллинс Джеймс
Орлов Алекс
Андреев Николай