сколько силы было в этой, собственно говоря, элементарной тряпке, взявшей в
союзники ветер. Валера упал на колени, но стаксель не выпустил. Парус
вырывался, хлопал, осыпал нас каскадами брызг. Мне казалось, еще секунда -
и он вывернет Валере руки из суставов. Пытаясь ему помочь, я на коленях
ползал по настилу, скреб пальцами по парусине, но ухватиться не смог, не
успел.
кормы Салифанов.
спинами, вздрагивая от ударов, чувствительных даже сквозь одежду. Набухший
водой материал бил тяжело, как доска.
амплитуда его полета. Наконец, он налетел на наши спины и не соскользнул с
них, как обычно, а облепил, на мгновение задержавшись. Этого было
достаточно. Схватив его, мы резко дернули полотнище на себя. Наверху что-то
хрустнуло, стаксель сошел вниз. Он еще жил, вздрагивал в руках, пузырился
под ветром, но судьба его была предрешена. Мы накрепко примотали новый шкот
взамен оборвавшегося, закрепили его на каркасе. Разом схватили за фал,
подняли стаксель на мачту под самый топ. Он схватил ветер, расправился,
встал жестко, словно фанерный.
осмотреться. Видимость улучшалась - начало светать.
друг другу на пятки. Были они невелики, едва дотягивали до семидесяти
сантиметров, но имели неправдоподобно остроугольные формы. Каждая из этих
волн не уходила под плот, как должно было быть, а падала на него сверху. И
было что-то еще, что никак не сходилось с моим представлением о морском
плавании.
тысячетонный крейсер. Только чуть вздрагивает от ударов. С крейсером-то
понятно. Попробуй, раскачай миллионы килограммов, тут и для десятиметровой
волны задачка не из легких. Но мы со всеми потрохами едва до тонны
дотягиваем! Нас же мотать должно, как вагон электрички, - на ногах не
устоишь. А мы неподвижны. Непонятно!
меняйте меня. Я в эту игру больше играть не в состоянии.
кому-нибудь другому и лежать остаток ночи в неведении я не мог. Валера
пожал плечами:
хоть все забери, такого добра не жаль.
видел, что он сейчас предпочел бы постоять у руля, чем лезть обратно в
мокрые одеяла. В такую погодку вахтить как-то спокойнее, по крайней мере
создается иллюзия, что очередной морской сюрпризец не застанет врасплох.
поторопил Салифанов.
сиденье промочишь, - кратко ввел в курс дела Сергей. - Хватайся! - И он
отпустил руль. Я сжал пальцы на румпеле.
немедленно.
поползла на салифановский голос, как самолет на радиомаяк приведения.
Похоже, ей было все равно - сидеть, ползти или тихо испускать дух посреди
бушующего Аральского моря. Ее мучила морская болезнь или что-то еще, очень
на то похожее. Я еще раз сочувственно взглянул на уползающую Татьяну и
решил приступить к своим непосредственным обязанностям. Должность моя -
рулевой, значит, надо рулить. Я взглянул на компас. Стрелка стояла
удивительно спокойно, не моталась из стороны в сторону, как обычно.
Истинный курс расходился с заданным почти на пять румбов.
Результат тот же. Я наплевал на условности и, встав на колени, навалился на
румпель руками, вложив всю свою силу и весь свой вес. Руль согнулся и
нехотя сдвинулся на самую малость.
продолжалась. Теперь, задним числом, я удивился долготерпению Салифанова.
Он ворочал этой железкой почти три часа! А у меня уже сейчас коленки
трясутся!
заросли непролазных водорослей? Или произошло самозатягивание рулевого
болта? Предполагать можно было до бесконечности.
забое. И чего сдуру вызвался заменить Васеньева - уже не однажды пожалел я.
В чем тут разберешься, стоя на коленях и наблюдая перед собой только шкалу
компаса?
решился, мешала дурацкая гордость. Ну как же, взялся за гуж - не говори,
что не дюж. С час отстою, определил я для себя крайний срок, а там
посмотрим.
суток, в особенности на море. Уже не ночь, но и до восхода солнца еще
неблизко. День просачивается в ночную черноту, растворяет ее как бы
изнутри. Неожиданно замечаешь, что различимы предметы, которые еще минуту
назад были невидимы. С одной стороны, хорошо, не надо, например, носом в
компас упираться, чтобы стрелку разглядеть. Но с другой - глаза бы по
сторонам не смотрели. Все вокруг блекло, расплывчато, словно наблюдаешь
сквозь запотевшее стекло. Предметы теряют объемные очертания, становятся
плоскими, как на экране телевизора. Так бы и крутнул ручку контрастности.
Когда восходит солнце, тогда другое дело, краски появляются теплые, жить
хочется, честное слово.
этим пока вместо меня активно занимается Васеньев.
во всей красе! Правда, красоты в них мало. Но они не кажутся такими
страшными, как это было ночью. Даже большими не назовешь. Хотя откуда
смотреть.
через край шар солнца, и покатится он через море на запад. Я кручу головой
во все стороны. "По левому борту волны совсем мельчают, - удивленно отмечаю
я. А муть-то какая идет. - А говорят еще, что Арал - одно из самых чистых
морей в мире. Тут же песок сплошной! Песок! Песок!.."
ей или пугаться. Она все объясняет, увязывает ночную и утреннюю чертовщину
в крепкую, логически выстроенную цепочку. Не может быть! Я бросаю руль,
подхожу к борту и всматриваюсь в воду. Если я не ошибаюсь... Вот это номер!
Подай голосок!
замочи!
бортом!
бросить его в сторону удаляющейся от плота неразумной ильичевской головы и
замирает, увидев меня.
рассматривающего афишу. Кажется, я даже что-то насвистываю. Сергей обалдело
обозревает мои исцарапанные коленки.
застрявший в горле кусок.
он себя по лбу и оторопело садится, просто валится на плот. - Это
получается, что мы... - его лицо расплывается в совершенно идиотской
ухмылке.
предела сжатую пружину, - торчали на глубине, где воробушки могут пешком
ходить? - Он даже замирает, пораженный мыслью, которую только что высказал.
стадию обалдения, в которой теперь пребывает он, и могу себе позволить
удовольствие изобразить равнодушие.
прихватив вещички, дотащиться вон до того бережка, где и переночевать
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Курылев Олег
Лукин Евгений
Прозоров Александр
Самойлова Елена