Чтение 8–й страницы книги ~Невозвращенец~

можно купить и на "горбатые", а без лишних сапог обойдешься. Иди. Хватит.
Я боюсь тебя.

- А куда ж я пойду? - спросила она довольно спокойно. - Ночь же,
бандиты кругом...

- До утра побудь в метро. Утром сообразишь, - сказал я. - Иди. Иначе
я выстрелю. Ты не даешь мне выбора.

Она кивнула.

Я стоял и смотрел ей вслед. Вот она толкнула качающуюся стеклянную
дверь, вот начала спускаться по лестнице...

В это время над ухом у меня негромко сказали:

- Ну-с, как вам все это нравится?

Я отскочил, развернулся лицом, нащупал кобуру...

- Да бросьте, вы что, с ума сошли совсем, что ли?

Мужчина в темном пальто и кепке-букле пожал плечами. Откуда его черт
принес? Из перехода подошел, наверное... Но как тихо!

- Так нравится или не очень? - продолжал мужчина. Лицо его при свете,
доходившем через стеклянные двери станции, показалось мне знакомым - хотя
кого я только не встречал за жизнь в этом городе... - Вот, радуйтесь,
дождались! То, что вы все, вся наша паршивая интеллигенция, так
ненавидели, рухнула. Бесповоротно рухнула, навсегда. Аномалия,
умертвлявшая эту страну почти век, излечена, лечение было единственно
возможным - хирургическое... Ну, и вы полагаете выжить после операции? Да
и сама операция хороша, а? Госпитальная хирургия: кровь, ошметки мяса,
страх и никакого наркоза, заметьте...

- Если вам так уж полюбился ваш убогий образ, то отвечу, - я
привалился к облупленному кафелю стены перехода, достал табак, стал
сворачивать. - Извольте: мы начали лечение. Длительный, сложный курс
терапии. Но последовательности не хватило. А в девяносто втором -
метастаз: его превосходительство генерал Панаев. Это - верная смерть. Что
же - прикажете ждать, пока этот рак страну сожрет ? Или все же хирургия?

- Варварство и идиотизм, - презрительно скривился собеседник. И я
вдруг понял, с кем имею дело. По выговору, по всей манере... Вот и
встретились! Теперь я уже не смогу отрицать - эта старомодная привычка
строить фразу, этот свободный жест, забытые в стране слова... - Варварство
и идиотизм, - повторил он. - Как и собственно и отечественная медицина.
Все на уровне каменного века. А разве лучше умереть зарезанными, чем
естественно? По-моему, вам еще час назад представлялась возможность лечь
под нож, но вы постарались ее избежать...

- И вы?.. - удивился я.

- Едва ноги унес, - вздохнул он. И засмеялся мягким дворянским
смешком. - А вы, надобно признать, весьма тут поднаторели выходить из
отчаянных ситуаций. Подучились! М-да... Вот вам и еще один светлый
праздник освобождения. Погромы, истребительные отряды, голод и общий
ужас... Потом, естественно, разруха, потом железной рукой
восстановление... Бывших партийных функционеров уже по ночам увозит
Комиссия. Все ради будущего светлого царства любви и, главное -
справедливости. Но... Время будет идти... Через десять лет, если доживете,
будете отвечать на вопрос: чем занимались до девяносто второго года? А не
служили в советских учреждениях? А не состояли в партии или приравненных
к ней организациях? Не ответите - сосед поможет...

- Ведь не хотели мы этого! - заорал я и закашлялся дымом. - Но
генерал же!.. Потом - генералиссимус?.. Мы побоимся крови, а он? И опять
пойдем под нож, как бараны?! По традиции...

- Не орите. Сталинцев накличете или "витязей" черноподдевочных, -
холодно посоветовал собеседник. - И что это за дрянь вы курите?
Угощайтесь...

Он протянул пачку "Галуа".

- Угощайтесь, угощайтесь, у меня пока еще есть... Да-с, ничего вы
значит, так и не поняли... Черт вас раздери, любезные соплеменники... Вы
когда-нибудь научитесь терапии-то европейской? Почему там бастуют веками -
и ничего, а у нас день бастуют, на второй - друг другу головы отрывают?
Почему там демонстрации, а у нас побоища? Почему там парламентская борьба,
а у нас "воронки" по ночам ездят? А вам, смутьянам книжным, все мало, все
мало! Подстрекаете, подталкиваете... Ату его, он сталинист! Гоните его, он
консерватор! Ну, прогнали консерваторов, а они-то - кон-сер-ва-торы! То
есть хотели, чтобы оставалось все, как было, чтобы хуже не стало...
Дождались операции? Ну, теперь крови не удивляйтесь, особенно своей.
Живой-то орган кровоточит сильнее...

Злым щелчком он выбросил свой окурок, помолчал... Я докуривал
сигарету тоже молча, забытый восхитительный вкус настоящего табака сбивал
мысли.

- Ладно, - вздохнул он, - что теперь говорить... Да вы ведь и
согласны со мною, я же вижу. Так что, если захотите изменить свою жизнь, -
милости прошу. Помогу, чем сумею. Найти меня несложно... - небрежным
движением он сунул в карман моей куртки твердый бумажный прямоугольник. -
Здесь и телефон, и адрес. На всякий случай по телефону себя не называйте,
просто попросите, кто подойдет, о встрече в известном месте. Это значит -
я буду вас ждать здесь же, в первую после звонка ночь, вот в такое же
время... Засим - желаю здравствовать.

Он повернулся и пошел к дальней лестнице перехода. Из-под пальто его
были видны вечерние брюки с атласными лампасами и лакированные туфли,
вовсе неуместные ночью в районе Страстной.

- Тут вы, конечно, немного перегнули, Юрий Ильич, - сказал Игорь
Васильевич и, как обычно, засмеялся. - Женщину под пистолетом гнать не
стоило. Тем более и пистолет-то... купленный. А вы знаете, у кого, кстати,
вы его купили?

- Дезертир, - сказал строгий Сергей Иванович. - Совершенно точно
дезертир и, как он же сам признался, расхититель военного имущества. Зря
вы рисковали, Юрий Ильич, зря...

- Мы вас, если что, конечно, в обиду не дадим, позвоним или подъедем,
если нужно, - сказал Игорь Васильевич. - Но другому бы пришлось
отвечать...

- Вот и не нужно за меня заступаться, - упрямо сказал я и придавил
сигарету в пепельнице. На этот раз мы сидели уже не в гостиничном номере,
а в какой-то квартире в одном из старых, давно вышедших из-под
капитального ремонта домов на Садовой. Квартире была полупустая, только
большой холодильник шумел в прихожей да в углу большой комнаты стояли два
казенных кресла, низкий столик и диван с одним отломанным валиком. Окна
были завешаны желтыми газетами, сквозь газеты лупило солнце... Но
пепельница на столике, естественно, имелась. - Нет уж, не надо меня
защищать, прошу вас...

- Да как хотите, Юрий Ильич, - воскликнул Игорь Васильевич, - как
хотите, мы ж понимаем, что вы человек самостоятельный, независимый,
смелый, талантливый, гордый, неподкупный...

- И вообще, - закончил Сергей Иванович, который от раза к разу
становился все строже и строже, все важнее и важнее, покрикивал и на Игоря
Васильевича, и на меня. - Но теперь вопрос другой: ну, прогнали вы эту...
даму. И дальше что? Почему же вы дальше не писали, а, Юрий Ильич?

- Что вы имеете в виду? - спросил я, чтобы как-то потянуть время,
чтобы, может, снова свести разговор к невнятице, к неконкретной
лояльности. - Вообще-то больше и не было ничего... Ну, прохожие разные...
бандиты...

- Нет, Юрий Ильич, - тут посерьезнел и Игорь Васильевич, с бандитами
все уже ясно. Вы нам напрасно не доверяете, Юрий Ильич. Времена теперь не
те, мы ж вам сесть вот предлагаем, а вы... Мы сейчас в трудном положении,
Юрий Ильич, а вы не верите. Пока с нами говорите - верите, а потом, как
уйдете, так вас кто-то и настроит против нас. Может, жена?

- Почему жена? - я чувствовал себя все увереннее по мере того, как
нарастал их напор. - Вот вы говорите, времена не те. А если снова будут
те?..

- Что ж вы думаете, Юрий Ильич, мы тогда здесь дыбу поставим, что ли?
- обиделся Сергей Иванович. - Разве можно так рассуждать? Вы же нас, лично
нас, перед собой видите? Похоже, что мы на такое способны?

- Ну, лично вы, может, и не способны, - замялся я, - но редакция в
целом...

- И никто в редакции, уверяю вас! - взялся Игорь Васильевич. - Это
все у вас старые стереотипы, как теперь говорят, образ друга... то есть
врага... А у нас теперь все кадры сменились, народ грамотный, вон Сергей
даже три института кончил, правильно, Сергей?

- Ну, - сказал Сергей Иванович. - А раньше у нас даже подполковники
не все читать умели. Вот Игорь Васильевич лично помнит одного, он даже
"расстрел" через одно "эс" писал, представляете?

- Представляю, - сказал я, и мы все втроем засмеялись. Хорошо так
засмеялись, понимая друг друга...

- Вот я и говорю, - сквозь смех произнес Игорь Васильевич, - если у
вас адресок и телефон этого... ну, который вам предлагал кое-что... если
остались, вы поделитесь, вам же и легче будет...

- Это ж ведь он и есть, - сокрушенно вздохнул Сергей Иванович, -
экстраполятор ихний. Причем тесно связанный с ихними пресловутыми
редакциями. С нашими, извиняюсь, коллегами по ту сторону исторических
баррикад. Он только числится экстраполятором, а на самом деле имеет звание
старшего редактора. Его уже один раз выдворяли даже.

- Действительно, - я ляпнул и остановился. Действительно...

- Что действительно? - Сергей Иванович быстро встал с дивана, на
уголке которого он по обычаю устроился, подошел ко мне вплотную, нагнулся
- почти лицом к лицу. Пацан этот быстро повзрослел. Губы у него уже были
не такие пухлые, а толстые щеки стали обвисать, он был все так же важен,
но уже совсем не смешон. - Что действительно? Говорите!