дочерей -- и ждала своего часа. Одно покушение было сделано в
Париже и сорвалось. Мы метались туда и сюда по Европе, чтобы
сбить преследователей со следа, и наконец вернулись в этот дом,
который он снял еще при первом своем приезде в Англию.
непременно вернется сюда, Гарсия, чей отец до Мурильо занимал в
Сан-Педро высший правительственный пост, ждал его здесь с двумя
своими верными товарищами -- людьми невысокого звания, но
которым, как и ему, было за что мстить. Днем он едва ли смог бы
что-то сделать, так как Мурильо соблюдал всемерную осторожность
и не выходил из дому иначе, как в сопровождении своего
сподвижника Лукаса, или Лопеса, как его именовали в дни его
величия. Ночью, однако, он спал один, и тут мститель мог бы к
нему подобраться. Однажды вечером, как было заранее условлено,
я собралась послать другу последние указания, так как Мурильо
был всегда настороже и непрестанно менял спальню. Я должна была
проследить, чтобы входная дверь была не заперта, и зеленым или
белым светом в окне дать знать, что все благополучно или что
попытку лучше отложить.
подозрение у Лопеса, секретаря. Он подкрался сзади и, как
только я дописала записку, набросился на меня. Вдвоем с
хозяином он уволок меня в мою комнату, и здесь они держали надо
мною суд как над уличенной предательницей. Во время суда они не
раз готовы были всадить в меня нож -- и всадили бы, когда бы
знали, как потом уйти от ответа. Наконец после долгих споров
они пришли к заключению, что убивать меня слишком опасно. Но
они решили раз и навсегда разделаться с Гарсией. Мне заткнули
рот, и Мурильо выкручивал мне руки до тех пор, пока я не дала
ему адрес. Клянусь вам, я дала бы ему выкрутить их вовсе, если
бы знала, что грозило Гарсии. Лопес сам надписал адрес на моей
записке, запечатал ее своею запонкой и отправил ее со слугой,
испанцем Хосе. Как они его убили, я не знаю, одно мне ясно, --
что погиб он от руки Мурильо, потому что Лопес остался стеречь
меня. Дорога вьется по зарослям дрока, так он, должно быть,
подстерег его в кустах и там оглушил его и прикончил.
как будто пойманного с поличным грабителя; но потом рассудили,
что если их припутают к следствию и станут снимать с них
допрос, то сразу откроется, кто они такие, и огласка вскоре
навлечет на них новое покушение. А так со смертью Гарсии
преследование могло и вовсе прекратиться, потому что эта прямая
расправа отпугнула бы других от подобных попыток.
знала об их преступлении. Я не сомневаюсь, что моя жизнь не раз
висела на волоске. Меня заперли в моей комнате, грозили мне
всякими ужасами, всячески истязали, чтобы сломить мой дух --
видите эту ножевую рану на моем плече, эти синяки по всей руке,
-- а когда я попробовала раз закричать в окно, мне забили в
горло кляп. Пять дней длилось это тюремное заключение, и есть
мне давали совсем мало -- только-только, чтобы с голоду не
умереть. Сегодня к часу дня мне принесли хороший завтрак, но я
сразу поняла, что в него чего-то намешали. Помню, меня в
каком-то полусне не то вели, не то несли к карете; в том же
состоянии посадили в поезд. Только, когда дернулись колеса, я
вдруг поняла, что моя свобода в моих руках. Я соскочила, меня
пробовали втащить обратно, и, если бы не пришел на помощь этот
добрый человек, который усадил меня в свой кэб, мне бы не
вырваться от них. Теперь, слава Богу, им уже мной не завладеть
никогда.
покачав головой. -- С полицией наше дело закончено, начинается
работа для суда.
представить это как меру самозащиты. За ними может числиться
сотня преступлений, н6 судить их будут сейчас только за это
одно.
закон. Самозащита -- это одно. А умышленно заманить человека с
целью убить его -- это совсем другое, какой бы опасности вы от
него ни страшились. Нет, нет, нам ничего не поставят в вину,
когда обитатели Дозорной Башни предстанут пред судом на
ближайшей сессии в Гилдфорде.
получил наконец по заслугам, то это случилось еще не сразу.
Коварный и смелый, он со своим сообщником ушел от
преследователей, зайдя на Эдмонтон-стрит в какой-то пансион и
выйдя из него задними воротами на Керзон-сквер.
в Мадриде, в гостинице "Эскуриал", были убиты в своих номерах
некий маркиз Монтальва и его секретарь, сеньор Рулли.
Преступление приписывалось нигилистам, но захватить убийц так и
не удалось. Инспектор Бэйнс зашел к нам на Бейкер-стрит и
показал газету, где описывались темное лицо секретаря и
властные черты хозяина, его магнетические черные глаза, его
косматые брови. У нас не осталось сомнений, что правосудие,
хоть и запоздалое, наконец свершилось.
покуривая свою вечернюю трубку. -- Вам едва ли удастся
представить его в том сжатом изложении, которое так любезно
вашему сердцу. Оно раскинулось на два материка, охватывает две
группы таинственных личностей и вдобавок осложняется
присутствием респектабельного гостя, нашего друга Скотт-Эклса,
привлечение которого показывает мне, что покойный Гарсия
обладал вкусом к интриге и развитым инстинктом самосохранения.
Тут замечательно только то, что в дебрях всяческих возможностей
мы с нашим достойным сотрудником, инспектором Бэйнсом, оба
цепко ухватились за самое существенное, и это правильно вело
нас по извивам кривой тропы. Что-нибудь все-таки остается, что
не совсем вам ясно?
Человек этот -- неразвитый дикарь из глухих лесов Сан-Педро, и
это был его фетиш. Когда он со своим товарищем бежал в их
заранее подготовленное убежище, где, несомненно, уже засел
кто-то из их сообщников, товарищ уговорил его не брать с собой
такую громоздкую улику. Но сердце мулата не могло от нее
оторваться, и на другой же день он потянулся к ней. Заглядывает
в окно, видит полисмена Уолтерса -- дом занят! Он переждал еще
три дня, и тут его вера или его суеверие толкнули его сделать
новую попытку. Инспектор Бэйнс, хотя передо мной и делал вид,
что недооценивает этот инцидент, на самом деле со свойственной
ему проницательностью понял все его значение и расставил мулату
ловушку, в которую тот и попался. Что-нибудь еще, Уотсон?
вся тайна ведьминской кухни.
смежным вопросам. Вот вам цитата из книги Эккермана "Вудуизм и
негритянские религии":
важному делу, не принеся установленной жертвы своим нечистым
Богам, дабы умилостивить их. В чрезвычайных случаях эти обряды
принимают вид человеческого жертвоприношения, сопровождающегося
людоедством. Обычно же в жертву приносится белый петух,
которого раздирают на куски живьем, или черный козел, которому
перерезают горло, а тело сжигают".
правилам своей религии. Да, Уотсон, дикая история, -- добавил
Холмс, медленно закрывая на застежку свой блокнот, -- но, как я
имел уже случай заметить, от дикого до ужасного только шаг.
Посняков Андрей
Конюшевский Владислав
Доценко Виктор
Муркок Майкл
Володихин Дмитрий
Смоленский Вадим