остальные зашил в матерчатый пояс и пешком пошел в соседний город, где
проходила железная дорога. Теперь Чан снова вернется в Шаньси, в деревню,
увидит отца, мать, маленькую Сун, с которой его обручили еще мальчишкой...
Чана влекли заболоченные рисовые поля, с их влажными испарениями в знойные
летние дни. Конечно, дома нет ни единого му собственной земли, но когда
есть деньги, можно арендовать ее у тухао, что живет над озером за
деревней... Потом он женится на маленькой Сун, приведет ее в свою фанзу...
узнал, что поезд будет только на другой день. До вечера он проспал у реки
и теперь бесцельно бродил по улочкам незнакомого города. В дверях
бесчисленных лавочек сидели невозмутимо солидные торговцы в черных
халатах, на которых были нашиты красные иероглифы - знаки принадлежности к
купеческой гильдии. Они лениво тянули зеленый чай из фарфоровых чашечек
либо курили тонкие длинные трубки. Над улицей стоял неумолкаемый гомон...
Здесь каждая профессия имела свой голос, свое звучание.
продирались сквозь толпу со своими колясками и неистово трезвонили
велосипедными звонками, прикрепленными под рукой на оглоблях. Бродячие
парикмахеры лязгали щипцами, зазывая прохожих постричься. А монахи звали к
себе, бормоча бесконечные молитвы. С противоположной стороны улицы
доносились удары гонга лудильщика, дребезжали трещотки торговцев посудой и
домашней утварью. Где-то позванивал в колокольчик продавец риса. Его
монотонный голос напоминал крик ночной птицы. "Чифан! Чифан!" - кричал он,
обещая дешево накормить каждого.
решался, - наверное, это дорого. Чан предпочел бродячего торговца. Съев
рис, приправленный острым соусом, он вернул миску и пошел дальше.
поглазел на фокусников, акробатов и почувствовал усталость. Где бы теперь
заночевать? Пожалуй, вон там, у моста, самое удобное место. Здесь-то, на
свою беду, Чан и познакомился с разбитным подмастерьем, который тоже
оказался шаньсийцем, хотя говорил совсем не так, как говорят в Шаньси.
Земляк работал резчиком деревянных фигурок. Он тут же вытащил одну из
кармана: могу продать! Чану понравился деревянный бог плодородия -
добродушный старик с заплывшими глазками, толстым животом и большой рыбой
под мышкой. Он, может, и купил бы божка, но побоялся показать деньги
чужому человеку. Но резчик не огорчился: нет так нет - в лавочке это стоит
в два раза дороже. Чан рассказал земляку, что был на заработках в сопках,
завтра едет домой. Земляк будто пропустил это мимо ушей. Он предложил Чану
побродить вместе, обещал повести его в дешевый увеселительный дом, это
ничего не будет стоить, хозяйка дома - его знакомая. Заночуют они в
мастерской, все же лучше, чем спать под мостом...
Миновав площадь, земляки вышли к окраине города. В стороне осталось темное
строение пагоды с тонкими приподнятыми углами кровли. На остывающем небе
силуэт пагоды казался многоголовым буйволом с острыми кривыми рогами.
Улочки становились все неуютней, бедней. Спутник Чана уверенно шел вперед,
болтал обо всем, что приходило на ум. Опять вышли на реку, пошли вдоль
берега, мимо ветхих сампанов, качавшихся на воде. В сампанах еще не спали,
люди сидели у жаровен с тлеющими углями - к ночи становилось прохладно.
разгороженные, будто стойла, невысокими переборками. На грудах тряпья
сидели девчонки - по одной в каждом стойле, а в глубине нар, разметавшись,
спали большеголовые худые дети.
пропахшая приторными благовониями. Она привела их в другую, более тесную
комнату, где в клубах табачного дыма сидели на циновках полураздетые люди,
пили ханшин, играли в карты, в кости. Хозяйка нашла свободное место,
расстелила циновки, принесла ханшин, кусочки вяленой, остро пахнувшей
рыбы, вареный бамбук и поставила все это на низенький столик. Чану стало
не по себе - сколько же это будет стоить? Резчик успокоил - почти даром. А
хозяйка продолжала хлопотать вокруг них, улыбалась, кланялась. Тут, в
грязном притоне, Чан впервые за свою жизнь ощутил, что за ним ухаживают,
оказывают ему внимание. От выпитой водки закружилась голова. Приятель
захмелел еще больше; склонившись к Чану, он сказал ему на ухо:
можно делать, но не употреблять самому. Курильщик - конченый человек.
сладкого дыма.
начинали обидно подшучивать над его шаньсийским происхождением, будто и в
самом деле в Шаньси живут одни скупцы. - Может быть, ты шаньдунец,
безголовая черепаха...
заработать. Сыграем?! - Он кивнул на игроков, сидевших рядом.
говорил... Несколько лишних даянов всегда пригодятся в деревне...
отполированные черные палочки. Начало принесло удачу. На столе перед Чаном
выросла стопка серебряных монет. Хозяйка все так же радушно угощала гостей
ханшином, подносила еду. Чан не возражал - теперь он может и заплатить.
мысль неотступно сверлила мозг: пока везет, надо играть, надо побольше
выиграть денег. Ставки возросли. Чан проигрывал и выигрывал снова, потом
опять проиграл и потянулся к поясу. Нащупал монеты, разорвал нитку. Словно
в тумане плыли лица игроков. Стол делался все шире, потом превратился
вдруг в рисовое поле. Через поле, погружая ноги в жидкий ил, шла мать,
улыбалась ему, что-то говорила, но слов не было слышно.
в бездонную черную пропасть.
тяжело поднялся, непонимающим взглядом посмотрел кругом. Болела голова,
ломило разбитое тело, будто всю ночь его колотили бамбуковыми палками. В
вывернутых карманах, в матерчатом поясе не осталось ни одной монеты. Исчез
и разбитной подмастерье, земляк из Шаньси. А может быть, резчик никогда и
не был в Шаньси...
другую, а жители встречали его недружелюбно - одни угрозами, другие
откровенным смехом, да еще грозили позвать полицию.
если бы и не ушел, все равно ехать не на что. Терзая себя за
опрометчивость, он брел по городу, но теперь уже без гроша в кармане. Не
мог купить даже плошку риса.
странная процессия. Впереди бежали два солдата и расталкивали толпу.
Следом за ними ехал на рикше какой-то военный и громко, что есть силы, бил
в барабан, который стоял между коленями. Когда человек переставал бить в
барабан, рикша и бегущие впереди солдаты останавливались. Человек в
военной форме что-то громко говорил окружавшим его зевакам.
расхваливает доблесть великого маршала Чжан Цзо-лина и зазывает всех
желающих поступать в солдаты. Вербовщик обещал сытую и беззаботную жизнь в
армии Чжан Цзо-лина.
людей разного возраста, от щуплых подростков до стариков. Процессию
замыкала толпа зевак, которая с улюлюканьем бежала за повозкой военного
зазывалы.
месяцев оказался в отряде, охранявшем самого маршала Чжан Цзо-лина.
мелькали пригородные фанзы. Чан потянулся к верхней полке за своим ранцем,
как вдруг раздался оглушительный грохот взрыва. Резкий толчок бросил
солдат на пол. Несколько секунд стояла мертвая тишина, огласившаяся тут же
стонами и криками. Начальник охраны скомандовал выходить из вагонов, но
солдаты и без его команды бросились к выходу.
дороги. Было еще очень рано, и между шпалами на мосту просвечивали узкие
полоски нерезкого света. Мост снизу походил на старую циновку, висевшую у
них в казарме перед отхожим местом. Вагон, в котором ехали солдаты, сошел
с рельсов, а передний, вздыбившись, лежал на боку, и в полу зияла большая
пробоина. Из нее свешивался убитый человек в маршальской форме, кровь
заливала его лицо.
того, чтобы разглядывать убитого. Из-за насыпи кто-то стрелял по вагонам,
солдаты повалились на землю, стали недружно отвечать, но в кого стреляли,
не видели...
насыпь. Чан своими глазами увидел, как несколько человек в военной форме,
пригнувшись, убегали к соседним фанзам. Они вскоре исчезли в зарослях
гаоляна, но Чан уверен, что это были японские солдаты.
потерпевший крушение. Из расщепленного вагона через пролом в полу выносили
убитых, раненых. Их клали на траву рядом с полотном железной дороги.
Сказали, что среди убитых маршал Чжан Цзо-лин, которого они охраняли. Чан
Конюшевский Владислав
Посняков Андрей
Жюль Верн
Марко Джон
Акунин Борис
Роллинс Джеймс