Чтение 8–й страницы книги ~Букет на приеме~

-- И что будет?

-- Вас признают гражданским истцом. -- Знаменский прячет в глазах
огонек любопытства.

-- Не обижайтесь, конечно, но все это -- туфта.

-- Я понимаю, с точки зрения бывалого полярного волка, мы все тут
хлипковаты...

-- Ну уж, ну уж... -- перебивает польщенный Борис, не замечая скрытой
иронии. -- Полярный волк! Хотя, конечно, хлебнул, чего в столице не
хлебают... Может, и правда махануть заявление?

-- По закону полагается.

-- А если они уже истратили? Накупили какие-нибудь золотые часы,
кольца... и упрутся, что вроде не из тех денег?

-- Все найденные у них ценности будут изъяты, реализованы и пойдут в
возмещение ваших убытков.

-- Да?.. Ага... -- Он долго читает образец и мнется.

-- Что вас смущает?

-- Да вот сумма. Я ведь стариков не учитывал, они сами распоряжались.
Вдруг навозу для сада достали или еще чего. Надо спросить, сколько
истратили. Документ все-таки... цифрами и прописью.

-- Хорошо, спросите.

-- Тем паче, не к спеху. Надо еще поймать, с кого взыскивать, верно?

-- Надеюсь, с вашим приездом это станет легче. Вам, Борис Афанасьевич,
известно многое, чего нам не хватает.

-- Странные намеки, -- хмурится Борис.

-- Превратно меня поняли. Я подразумеваю те сведения, которым вы и
весу не придаете. Вы ведь знаете жизнь родителей, как никто другой, а для
следствия подчас ничтожная деталь важней важного.

-- А-а... Нет, за тыщу километров ни черта не видно. Скорей, тетку надо
спрашивать.

-- С Надеждой Ивановной мы беседовали. И оба удивлялись: от нее
зачем-то скрывали все, что касалось ваших финансовых дел и планов.

-- Да?.. Ага-а... То-то я звоню, а она чудная... Не знаю, я в их
стариковские счеты не вдаюсь, скучная материя... Сейчас я бы пошел, а? -- Он
уклоняется от пристального взгляда Знаменского. -- Обещал как раз к ней,
чтоб не обижалась.

-- Добро, идите.

-- Понадоблюсь -- всегда под рукой. До скорого!

Вслед за Петуховым к Знаменскому зашел Томин.

-- Слушай, что он все-таки за личность, этот Борис? -- встречает его
Пал Палыч.

-- Более насущных вопросов нет? Следствие успешно закончено, можно
предаваться праздному любопытству?

-- Ответь по-человечески.

-- Был лентяй, был хвастун. Во дворе верховодил, дулся в картишки,
хулиганил по мелочи. Часто дрался, но без злобы. И гордо носил кличку
"Петух". Все это было лет двадцать назад. Позже он перестал занимать мое
воображение. Паша, мы теряем время.

-- Он действительно поехал к тетке, как считаешь?

-- У тебя на Петухове заскок! Пусть едет, куда хочет! Кирпичова надо
раскачивать, Кирпичова! Долго еще он будет отмалчиваться?

-- Для его следующего допроса я должен дозреть.

-- Ты? Дозреть до признаний Кирпичова?

-- Да. Потому что может возникнуть дилемма: то ли ему верить, то ли
Петухову.

-- Нельзя ли подоходчивей?

-- Пока не рискую... Хабаров еще не отбыл?

-- А для каких целей нам нынче Хабаров?

-- Устрой рандеву, ладно?

Томин пожал плечами, но "рандеву" устроил. И, прощаясь с Пал Палычем,
Хабаров говорит, сияя курносым багровым носиком:

-- Так мы с вами обыкновенно побалакали, ровно на завалинке. А
сперва-то я заробел: чересчур заведение серьезное. И вины за собой не чуешь,
а все остерегаешься... Ну, счастливо оставаться!

Проводив его, Знаменский быстро набирает внутренний номер.

-- Саша? Мне срочно бы Петухова на пару ласковых. Но чтобы до этого он
не встретился с Хабаровым... -- Пал Палыч кладет трубку и думает: "Если Бог
есть, он мне сей минут пошлет Кирпичова!.. Потому что дилемма теперь
разрешена".

Он запирает дверь и устраивает себе блиц-разминку, скинув пиджак и
брюки. На десятом приседании звонит городской аппарат. Бог внял: это
Кирпичов.

* * *

-- Здравствуйте. -- Кирпичов тяжело садится. -- Я пришел.

Он молчит. Знаменский ждет.

-- Я пришел кое-что рассказать.

-- Кое-что или все?

-- Да уж, наверно, все.

-- Тогда готов.

Пал Палыч кладет на стол чистый бланк протокола допроса, берет
авторучку.

-- Почему я петлял, вы угадали: Санатюк. Я его зову Сатанюк, больше
соответствует. Дураком надо быть, чтобы его не бояться! Те, между прочим,
тоже боялись. Один говорит: "Может, мотанем от греха?" А второй: "Ты,
говорит, соображаешь, что сам подумает? Не явимся -- шкуру спустит!"
Ругались, тряслись, а ехали...

-- Адрес вам назвали при посадке?

-- Вообще не назвали. Гони, говорят, на Преображенку, там покажем. И
крутили потом: направо, налево, вперед, назад...

-- Путали?

-- Ну да. Им же неизвестно, что я там вырос, каждый переулок
наизусть... Потом остановились в тупичке. "Все, -- говорят, этот дом с
балконами". Вылезли и вроде закуривают, а сами смотрят, чтобы я отваливал,
потому что дом совсем не этот. Этот новостройка, а Сатанюк -- в старом...
Вы спросите, как я их засек, если уехал? Так я не уехал, а вертанул за угол
вокруг квартала. Меж двух корпусов встал, а там палатка такая: "Прием
стеклотары". Притаился за ящиками -- нужный подъезд как на ладони. Минуты
через три -- рысят. Кепочки надвинули и прямиком, куда я и ждал. Лестница
застекленная, видно, если наверх подымаются. Они не подымались. А на первом
этаже, кроме Сатанюка, все нормальные люди, даже сомневаться нечего!..
Теперь, значит, почему я за ними пошел и откуда вообще понял, кто он есть,
-- этот "сам". Да?

-- Вы отлично ведете собственный допрос.

-- Насчет Сатанюка я понял случайно. "Надо, -- это они говорят, -- с
нашим любителем леденцов перемолвиться". И вдруг меня как обухом! Варя
как-то поминала, что старик все леденечки сосет, целый день причмокивает.
Ну, думаю, судьба! Вляпался! И, главное, Варя меж нами -- вроде как
связывает, а тут я их прямо с дела к нему везу. Кто поверит, что такое
совпадение?

-- Вы их можете описать?

-- Который сзади сидел -- не больно заметный. Рыжеватый, сухой, ростом
с меня, уши топорщатся. А второй -- толстый, мордастый, нос задранный, как у
моськи. Глаза круглые, бровей почти нет. С виду добродушный, сидит-пыхтит,
шею скребет, словно год не мылся.

-- Как они друг к другу обращались?

-- Никак. "Ты" да "ты".

-- Чью-нибудь кличку, фамилию, город -- ничего не упоминали?

-- Нет...

Входит Томин и Борис Петухов.

-- Сами или по вызову? -- проницательно спрашивает Томин Кирпичова.

-- Сам.

Знаменский протягивает протокол.

-- Читается с увлечением, -- удовлетворенно заключает Томин, пробежав
записи. -- Приметы-приметы... Ребята подготовили кое-какие материалы по
связям Санатюка. Собралась небольшая портретная галерея. Попробуем?

Томин уводит Кирпичова со словами: "Пойдемте, покажу вам несколько
персонажей".

Петухов слегка "под градусом".

-- Сашка на меня прямо как по компасу вышел. Ловок!

-- Вы тоже ловки, Борис Афанасьевич.

-- Все вы мне комплименты...

-- Это не комплимент. Это обвинение.

-- Обвинение?.. -- моргает Петухов водянистыми глазами. -- То есть... в
чем же?

-- Во лжи.

-- Простите... Пал Палыч, кажется?

-- Да, Пал Палыч. И, кстати, -- не Сашка, а Александр Николаевич Томин.
По крайней мере в этих стенах.

-- Не понимаю я, про что речь?

-- Ох, понимаете, Петухов, преотлично понимаете...

Трещит телефон. Знаменский с досадой снимает трубку.

Звонит ему начальник узла связи.

-- Меня посетил ваш сотрудник, -- говорит он, -- и попросил проверить
некоторые... Ага, вы в курсе. Так вот я счел нужным сообщить предварительные
данные. Возможно, этого окажется достаточно...

Пал Палыч слушает, записывает столбиком несколько чисел и складывает
листок пополам.

-- Вы правы, этого достаточно. Огромное спасибо!

Курит Пал Палыч мало -- с усталости иногда или, как сейчас, чтобы унять