бульвара отбрасывали белый свет. Я прошел налево, в кабинет, где посредине
стояло зубоврачебное кресло с откинутым назад кожаным подголовником: нечто
вроде приподнятого дивана - и ноги можно вытянуть.
на полке действительно стоял жестяной чемодан - такие носят солдаты, когда
едут в отпуск.
кабинета находилась комната ожидания. Я повернул выключатель. Из
хрустальной люстры ударил сноп света. Зеленые плюшевые кресла. Кипа
журналов на журнальном столике. Я прошел через приемную и проник в
маленькую спальню, где стояла незастеленная узкая кровать. Я зажег лампу
на ночном столике.
костюма: такие же серые и того же пошива, как тот, в котором был Карто на
улице Кюжас. Под окном - коричневые ботинки на колодках.
сигарет "Руаяль", которые курила Жаклин. Выбросила, наверное, вчера
вечером, когда пришла сюда с ним.
снотворным и аспирином и визитными карточками на имя Пьера Роба, дантиста,
бульвар Осман, дом 160, телефон Ваграм 13 - 18.
нетяжелый. В нем, несомненно, деньги, банкноты. Я порылся в карманах
костюмов и обнаружил черный бумажник, а в нем - выданное год тому назад
удостоверение личности на имя Пьера Карто, родившегося 15-го июня 193 года
в Бордо, департамент Жиронда, проживающего по адресу Париж, бульвар Осман,
дом 160.
Роба, дантиста. Было слишком поздно, чтобы задавать вопросы консьержу, да
и не мог же я пойти к нему с этим жестяным чемоданом.
кольнуло сердце: словно Жаклин только что вышла из этой комнаты.
дверь консьержа, за которой горел свет. Невысокий брюнет приоткрыл дверь и
высунул голову. Он посмотрел на меня подозрительно.
увеличилась, а глаза уставились на жестяной чемодан у меня в руке.
увольнительную на несколько дней.
слогам: "Бе-уст".
живет: в списке жильцов другая фамилия.
подозрительность. Он произнес:
Чемодан был и впрямь совсем не тяжелый. Бульвар был пустынен, окна домов
темны. Лишь время от времени какой-нибудь автомобиль проносился в
направлении площади Звезды. Может быть, я совершил ошибку, постучавшись к
консьержу: ведь он может сообщить мои приметы. Я успокоил себя, подумав,
что никто - ни Карто, ни призрачный доктор Роб, ни консьерж дома 160 -
ничего против меня не может сделать. То, что сделал я, - вошел в чужую
квартиру и взял чужой чемодан, что для кого-нибудь другого представило бы
определенную важность - не имело для меня ни малейшего значения и
останется без последствий.
ступенькам вокзала и оказался в огромном зале "Потерянных шагов". Еще
довольно много народа спешило на перроны пригородных электричек. Я уселся
на скамейку, поставив чемодан между ног. У меня было ощущение, что я тоже
пассажир или солдат в увольнительной. Вокзал Сен-Лазар предлагал мне более
широкое поле бегства, чем пригород или Нормандия, куда шли поезда. Можно
взять билет до Гавра, города Карто. А там исчезнуть где-нибудь в огромном
мире через Ворота в Океан...
Достаточно посидеть тут некоторое время, и больше ничего не будет иметь
значения, даже твои собственные шаги.
сидели с чемоданами, похожими на мой. Я чуть не попросил у них ключ, чтобы
попробовать открыть чемодан, который я держал в руке. Но испугался, что
если открою, то мои соседи, в частности один из полицейских в штатском (я
слышал о них: вокзальная полиция) увидят пачки банкнот. Эти два слова,
"вокзальная полиция", напомнили мне Жаклин и Ван Бевера, словно они
впутали меня в приключение, в котором я отныне рисковал стать добычей
вокзальной полиции.
Амстердамскую улицу огромных окон. Есть мне не хотелось. Я заказал стакан
гренадина. Чемодан стоял у меня между ног. За соседним столиком шепталась
парочка. Мужчина - брюнет лет тридцати, со следами оспы на скулах; пальто
он не снял, так и ел в нем. А женщина - тоже брюнетка, в меховом манто.
Они заканчивали ужинать. Женщина курила "Руа-яль", как Жаклин. На
банкетке, на которой они сидели, стояли большой черный портфель и того же
цвета кожаный чемодан. Я подумал: только что приехали в Париж или уезжают?
Женщина произнесла более внятно:
Примерно в это время Жаклин позвонит на набережную Турнель.
чемодан. Они прошли мимо моего столика, не обратив на меня ни малейшего
внимания.
увидел тех мужчину и женщину на тротуаре Амстердамской улицы. Она взяла
его за руку. Они вошли в соседнюю гостиницу.
тут, чем слоняться на улице, на холоде. А потому заказал комплексный ужин.
Наплыв народа кончился; все сели на свои электрички.
Будапештской площадью сидело много людей. Свет там был более желтый и
тусклый, чем в кафе Данте. Я долго спрашивал себя, почему все эти люди
торчат вокруг вокзала Сен-Лазар, пока не узнал, что это один из самых
низменных районов Парижа. Здесь скатывались по наклонной. Та парочка тоже
не устояла, тоже заскользила. Они пропустили поезд и очутились в номере,
где шторы были такие же черные, как в отеле "Лима", но обои грязнее, а
простыни измяты предшествовавшими постояльцами. На кровати она, наверное,
даже не снимет свое манто.
вставить лезвие в замок, но скважина оказалась слишком маленькая. Замок
держался на гвоздиках, которые я мог бы вытащить клещами. Да зачем?
Подожду, пока не окажусь с Жаклин в номере на набережной Турнель.
Ван Беверу. До сих пор моими лучшими воспоминаниями были воспоминания о
бегстве.
каждом из них я написал бы имя и место.
столе. Так это и есть моя нынешняя жизнь? Итак, в этот момент все
ограничивается для меня двадцатью разрозненными именами и адресами,