только французские бабки и еще то, что их у меня совсем немного. Старикан
позаботился о паспортах, но при этом упустил из виду валюту. И тем не менее,
у дорогуши Лысого валюта - настоящий культ.
физиономией. Он идет от столика к столику и, наконец, останавливается перед
нами.
зато с другим содержимым. Это пачка долларов толщиной с доброе лошадиное
копыто, и все по десятке!
Толстяк.
Громкоговоритель советует нам вернуться в дюраль. Ночь чертовски звездная.
спутников?
габаритные огни.
намеком на чан Берю, увенчанный сомбреро с колокольчиками.
лепешка под колесом трактора.
растворяются в Млечном пути, объявшем половину Земного шара. Берю дрыхнет,
время от времени подкрепляя свой сон бутербродами.
круглым, как золотое блюдо с рахат-лукумом, приносит мне шифрограмму. Я
благодарю и принимаюсь расшифровывать послание Старикана. На это у меня
уходит добрых полчаса. А так как у меня нет от вас секретов, я с радостью
делюсь плодами своего труда:
тчк Это богатый филателист тчк Был другом убитой азиатки тчк У него надежное
алиби тчк Никаких новостей о Пино тчк Будьте осторожны во время следствия
тчк Если потребуется помощь в Японии обратиться к Жильберу Рульту
корреспонденту Франс-Пресс в Токио тчк Ваше дело может быть тесно связано с
поджогом японского посольства тчк Удачи не тчк."
сжечь их, в пепельнице, вмонтированной в подлокотник кресла. Где-то в
бесконечных далях рождается новый день. Пассажиры самолета мирно спят. Среди
них-таинственный убийца. Но кто он? Нам во что бы то ни стало нужно его
вычислить до посадки в Токио. Да, во что бы то ни стало! Я награждаю Берю
легким шлепком. Он расшторивает один глаз и издает урчание, которое могло бы
возникнуть при падении струи Ниагары в городскую канализацию.
запропастился. Я ведь обещал ей мигом вернуться.
лететь с ним в одной фанере и сидеть сложа ручки.
нельзя, но если уж знаешь, то знаешь!
порции сна. А что в это время делает ваш восхитительный комиссар
Сан-Антонио, мои дорогие? Он вырывает чистый листок из своего блокнота,
разрывает его на три примерно равные части и на каждой из них пишет:
до посадки в Калькутте.
течение сорока минут, и пассажиры воспользуются этим для того, чтобы размять
ноги. Я жду пока они все выйдут, делая вид, что дрыхну, а затем оставляю
записки на сидениях подозреваемых нами пассажиров. После этого я спокойно
присоединяюсь ко всей честной компании в буфете. Берюрье выясняет отношения
с официантом. Узнав, что мы находимся в Индии, он требует для себя антрекот
из священной коровы с жареным картофелем, но негодяй-официант протестует и
грозится вызвать полицию, чтобы та наказала богохульника.
довольствоваться стаканом молока тигрицы. Берю негодует. Он говорит, что
плевать хотел на этот самолет, что путешествие слишком затянулось и что он
схватил насморк. Я поднимаю его дух рассказами о стране Восходящего Солнца.
Гейши, рисовая водка! Or моего допинга он начинает светиться. Мы взлетаем.
реагируют совершенна по-разному. Первый, найдя записку, читает ее и
подзывает стюардессу, чтобы та объяснила, что это значит. Второй, развернув
записку, показывает её попутчице так, как будто не понимает по-французски и
хочет, чтобы ему перевели Наконец, третий, прочитав записон, с невозмутимым
видом бросает его в пепельницу.
концов, на что я рассчитывал? У этих азиатов -потрясающая империя над своими
чувствами (империя Хиро-Хито или Шито-Крыто).
тапочках и кучей проблем, которые нужно решить до посадки в Токио.
Представьте, что вы, пьяным в зюзю, решаетесь отправиться в путешествие, а
затем, очухавшись с похмелья, не понимаете, на кой ляд вы отчудили это.
хватает разнообразия. Я расслабляюсь. Думаю о своей бедняжке Фелиси, которая
снова не знает, где ее сын. Правда, я ее предупредил, что могу задержаться,
но тем не менее! Моя старушка наверное, ждала меня всю ночь напролет. Вот уж
кто должен иметь надежный мотор, не боящийся ночных перегрузок! Так как я
незаметно задремал, меня будит легкое оживление рядом с туалетами.
Стюардессы проносятся к пилотской кабине. Появляется командир корабля. Я
смекаю, что здесь пахнет жареным и поднимаюсь, чтобы ознакомиться с
обстановкой на месте. С первого взгляда я понимаю, что тревога мисс Шафран
была ненапрасной. Дверь туалета заперта изнутри, а из-под нее в проход
вытекает ручеек крови. Командир Лохоямопадмото дергает ручку и зовет
по-японски того, кто за дверью. Но ему никто не отвечает. Тогда он
обращается по-английски, по-немецки, по-норвежски, по-конголезски
(экс-колониальный бельгийский вариант), по-ацтекски, по-боливийски,
по-перуански, по-фински, по-болгарски, по-русски, по-украински, по-китайски,
по-корейски, на канадском английском, на канадском французском, на романском
швейцарском, по-испански, по-спаниэльски, по-сеттер-ирландски,
по-бордельски, по-заикайски, по-глухоненецки и при помощи азбуки Морзе. В
ответ - тишина...
одним ударом плеча вышибаю хлипкий замок тонкой дверцы.
крышке унитаза. Его руки продолжают сжимать рукоятку японского кинжала,
который он мужественно загнал в свой бункер. Вокруг рукоятки обмотан белый
платок, уже ставший красным от крови. Парень беспардонно мертв. Желтолицые
стюардессы зеленеют, как будто их погрузили в метиленовую синь. Командир
Лохоюмападмото выглядит чрезвычайно взволнованным. Впрочем, есть с чего! Он
отдает на японском распоряжения своим крошкам и переводит на меня
недовольный взгляд.
головой. - Харакири,-констатирует он.
борту. Что, если мы завернем покойника в одеяло и перенесем его в багажный
отсек?
немного просветляется.
подтяжки и растянулся в полный рост.
Громыко Ольга
Афанасьев Роман
Акунин Борис
Херберт Фрэнк
Василенко Иван
Афанасьев Роман