отделяют человека от бога. А Будда никогда не настаивал на незыблемости
своих догм. Принцип Будды - отрицание отрицания. Только мы отрицаем
устаревшую догму не с привычной кровожадностью к чужой ошибке, но с
уважением к отринутому, ибо оно натолкнуло нас на истину. На ту истину,
которая тоже, рано или поздно, будет отринута потомками. Рожденье нового и
смерть старого - это звенья одного процесса развития.
победить в себе зло.
вакуума.
спросил:
сигареты? Только потому, что я имею глаза - раз, в пещере есть свет - два,
пачка сама по себе имеет форму и цвет - три, мои пальцы ощущают форму -
четыре и, наконец, все эти объективные компоненты складываются в понятие,
которое отныне будет заложено в меня - в мой вакуум. Как только человек
перестанет быть вакуумом, способным воспринимать новое, он делается рабом
привычных понятий, он перестает явления пропускать через себя, он духовно
погибает. А что логичнее воспринять вакууму: добро или зло? Конечно же
добро.
понятие, но термин, который каждый человек понимает по-разному; все
зависит от того, в каких условиях, - Степанов улыбнулся, - в каких
привычных условиях жил человек, кто его воспитывал и наставлял...
Американцы, которые бомбят ваши пагоды и школы, считают, что они сражаются
со злом во имя добра.
вашем мышлении. Наши враги привычно считают, что они выполняют свой долг
перед их родиной. Я слежу за радиопередачами из Америки; назовите мне хотя
бы одного нашего врага, приехавшего на эту войну добровольно. Непривычно
для людей только одно - смерть. А тысячи смертей их солдат заставляют
Америку искать зло в происходящем. Поиск зла - это всегда путь к добру. Их
солдатами движет не порыв, но привычка выполнять приказ.
боялся обидеть этого сутулого старика с громадными скорбными глазами.
любви.
привычка?
наслаждение, а после усталость и пустота...
борьба. А разве неравноправие может дать силы? Впрочем, Будда не запрещает
любить. Будда вообще ничего не запрещает. Будда лишь советует...
радиостанция.
перемены мест сумма не меняется?
гуманизм, а уже после силу, которая необходима каждому, чтобы стать
гуманным. Не наша вина, что нам приходится звать народ поначалу к силе, а
не к гуманизму. Мы должны быть сильными, чтобы победить, а уж после
наступит эра гуманизма - так учим мы сейчас. Нас заставляют бомбежки учить
азиатов догме силы. Америка забыла, что нас - половина мира. Это очень
страшно, когда половина мира начинает исповедовать догму силы, отводя на
второй план догму гуманизма. Но как же быть иначе, - спросил он скорбно, -
когда убивают детей и разрушают больницы?
он поехал к Тому Маффи. Тот прочитал рукопись при Стюарте. Эд сидел на
краешке стула: он всегда неловко себя чувствовал, когда при нем читали его
вещь.
многом справедливо.
на ногу и неожиданно спросил:
Лос-Анджелес. Хорошая обложка, недорого стоит и завлекательно-сексуальное
название. На ваше счастье, я вспомнил книгу. Книгу, а не вас. А что такое
писатель, имеющий свое политическое мнение, идущее вразрез с общепринятым?
Не знаете? Я объясню, - сказал Маффи и подвинул Эду телефонный аппарат. -
Наберите номер и закажите себе билет на самолет, уходящий куда-нибудь
через час. Только на тот рейс, где уже нет билетов. Валяйте, валяйте. Если
вы просто назовете свою фамилию и на другом конце провода девочки
захлопают от восторга крыльями и посадят вас к пилотам - я замолкну. Но
вам откажут, Стюарт. Если бы позвонил Хемингуэй - ему бы билет дали.
Писатель, Стюарт, - лишь тот, кого знают по имени, даже не читая книжек. В
этом, конечно, есть великая таинственная непознанность: иной выцедит пару
книжонок, но у него хорошая фамилия, которую легко запомнить, - он
победил, он счастливчик. А вам придется мямлить: "Вы читали повесть "Ночь
в ватерклозете"? Не помните? Ну там еще кастрируют гермафродита в
Валенсии..." А вам ответят: "Не читал, до свиданья!" Можете жить с козлом,
но пусть об этом напишут в газетах, пусть вас запомнят, вас и - главное -
ваше имя.
обижаться друг на друга. Если вы считаете, что я вас оскорбил, попробуйте
набить мне морду.
советы, подобные вашим: жить с козлом или получить премию - все это рядом.
официозе, Стюарт. Ваш шеф - смелый человек, и он умеет драться - это я вам
говорю. Он не напечатал вас потому, что он мудрее вас. Из литературы вы
полезли в политику. Литература - это безответственные эмоции, а политика -
это наука, равная математике. Вы предлагаете низвергнуть устоявшуюся
систему, Стюарт. Во-первых, кто ее будет ломать? Вы?
мне, - это детство. Все люди понимают, когда их обманывают, но стесняются
об этом сказать в глаза обманщику. Я - исключение. Ладно. Поломали
систему. А что будем строить вместо? У вас есть программа созидания? Нет
ее у вас. Всегда легче создавать программу разрушения, Стюарт, это в людях
от детства, от нежных младенческих игр, когда куклам отрывают головы, а
велосипеды кидают под поезд. Устоявшееся настоящее лучше неизвестного
будущего. Впрочем, если вы приехали из Хельсинки с программой Маркса, то
я, конечно, напрасно мечу перед вами бисер. В этом случае нам надо не
разговаривать, а стрелять друг в друга.