иностранец, чужд национальной идее, в деле проявляет себя мастерски". В
конечном счете генерал знает, кого привлекать, я не вправе судить его
посланцев, если прислал - значит, так надо, все остальное - приладится,
главное - незыблемая и убежденная вера в авторитет того, кто стоит над
тобой. К вершинам прорываются самые достойные, остальные гибнут внизу при
горестной попытке подняться, перескочив ступени. Мир трехслоен: единицы -
вверху, миллиарды - внизу; но среди миллиардов есть те, которые
довольствуются достигнутым, - а их подавляющее большинство, ибо создатель
далеко не всех наградил смелостью дерзать, - и меньшинство рвущихся
наверх. Это меньшинство претенциозных индивидов так или иначе обречено на
уничтожение - балласт, общество не терпит претенциозности".
тому, как к о л л е г а тянул свое:
обстоятельствах самое верное - броситься к любимому, я снова начинаю
сомневаться в вашей искренности. Не надо, не сердитесь, я хорошо запомнил,
что вы математик по призванию, поэтому я подстроюсь под ваш строй мыслей и
докажу вам: либо вы своенравничаете, отказываясь принять мое предложение,
либо что-то таите... Ну, давайте анализировать состояние женщины, которую
похитили, и во имя ее спасения - вы, понятно, д о г а д ы в а е т е с ь
об этом - любимый пошел на что-то такое, что выгодно его врагам, но никак
не выгодно ему, ничего не попишешь, во имя любви на заклание отдавали
империи, не то что свое "я". И вы хотите - при мне, Пепе и Гаузнере,
который сейчас сидит у Роумэна и позвонит к нам через минуту, от силы две,
- броситься на шею любимому? Это плохой театр, милая фройляйн, а я кое-что
понимаю в театре, я, изволите ли знать, а к т е р с т в о в а л в
молодости. Смысл сцены, если она претендует на то, чтобы остаться в памяти
потомков, заключен в контрапунктах, построенных по принципу математики:
идти к правде от противного... Вы ни в коем случае не броситесь к Роумэну,
а, наоборот, сделаете шаг назад. Вы ни в коем случае не заплачете, а,
наоборот, истерически засмеетесь. Лишь тогда он вам поверит, лишь тогда он
не заподозрит вас в том, что вы в сговоре с нами и что мы играем одну
пьесу. Это слишком прямолинейно: делать шаг к любимому. Это -
провинциальный театр, милая фройляйн... А в провинциальные театры не
ходят...
он поверит, а чему нет.
милая фройляйн. Но Роумэн - разведчик. Причем разведчик первоклассный,
таких мало в Америке, у них либо костоломы Гувера, либо еврейские
слюнтяйчики Донована... Так что давайте уговоримся: после того как вы
останетесь одни, ведите себя, как хотите, говорите ему, что угодно, - это
за вами... Но встречу с милым будем играть в моей режиссуре...
Криста, - я вам не очень-то верю, мой господин. Я имею право сказать
Роумэну про эту нашу репетицию?
держит вас не умом, а мужскими статями? - Кирзнер усмехнулся, снова
посмотрев на часы, и обернулся к Пепе:
наш приятель, возможно, у американца что-то с телефоном? Пусть проверит,
хорошо?
вспыхивающее - тоску или, быть может, страх?
поманил ее к себе тонким пальцем и шепнул:
мистера Пола Роумэна и выполнять те наши просьбы, с которыми мы к вам
обратимся как к миссис Роумэн.
перо.
мистера Роумэна ничего не случилось и мы можем ехать к нему играть ваш
спектакль.
на глаз.
генералиссимус Франко. На метле и в красных носках. В это время я подпишу
ваш текст. Только перед этим я хочу услышать голос Роумэна и сказать ему,
что я к нему еду.
Хотя мне очень не хотелось бы с вами соглашаться. Вы жесткая женщина, а? -
и он засмеялся своим колышущимся, добрым смехом.
привязана на всю жизнь; даже если решит признаться ему во всем, он
перестанет ей верить; она понимает, что Роумэн не сможет переступить свою
память".
ШТИРЛИЦ (рейс Мадрид - Буэнос-Айрес, ноябрь сорок шестого)
__________________________________________________________________________
конспирируете?
именем?
никак толком не могли сдаться американцам, те гоняли колонны вермахта по
дорогам вокруг Зальцбурга. Ах, как они пили, эти янки! Отвратительно,
по-животному, из горлышка своих плоских бутылок, остатки предлагали нашим
солдатам и хохотали: "Пейте, парни, сегодня ночью мы все равно всех вас
перевешаем!" Наконец, Скорцени, штурмбанфюрер СС Радль и я кое-как
уговорили янки взять нас в плен: мне пришлось объяснять, кто такой
Скорцени, чтобы они согласились посадить его в джип... Смешно и горько...
Когда вы последний раз видели Скорцени, дорогой Штирлиц?
раз?
пришлось устроить пресс-конференцию, чтобы на него хоть кто-нибудь из
американцев обратил внимание... Я сказал им, что мой шеф - человек,
который должен был похитить Эйзенхауэра во время Арденнского прорыва...
Только тогда они, наконец, доперли, что это Отто освободил Муссолини...
Ну, отношение после этого сразу изменилось - взрослые дети, падки на имя и
сенсацию, слушали, открыв рты... Потом я подбросил американскому
полковнику Шину новую идею: мол, именно Скорцени вывел фюрера из
Берлина... Тут они совсем ошалели, допросы за допросами, но уже с
соблюдением уважительного политеса. Поняли, наконец, кто перед ними...
Переводил, конечно, я, это позволило мне завязать добрые отношения с янки,
- мы так уговорились с Отто, не думайте, что это была моя инициатива, -
вот они меня и освободили...
выиграли, он стал п е р с о н о й, со всеми вытекающими отсюда
последствиями... А потом его отправили в Висбаден, на улицу Бодельшвинг,
там разместился штаб янки... Прискакали британцы, ревнивые, как черти...
Загоняли в угол вопросами по поводу калийных шахт с культурными
сокровищами в Линце, которые мы должны были взорвать, когда этого не
сделал Кальтенбруннер, чтобы не отдать янки Рафаэля и Рубенса. Отто
прекрасно им ответил: "Да, действительно, мы должны были взорвать входы в
шахту специальными фугасами, на которых стояло клеймо "мэйд ин Ингланд".
Вы взрывали точно такие штуки в Голландии, Бельгии и Франции и не считали
это "военными преступлениями". Победителям все можно, так?" Ну, а потом
нас рассадили, потому что Отто поместили в одну камеру с доктором Эрнстом
Кальтенбруннером, они жили вместе пять дней, с глазу на глаз; всех нас
турнули - янки соблюдают табель о рангах...
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Круз Андрей
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Белогорский Евгений