Чтение 8–й страницы книги ~В доме напротив~

- Адиль, где гребенка?

Соня даже не улыбнулась. Она уже сидела на месте и продолжала работу...

***

Вот и все. Теперь после очередного поворота возле Ленина Адиль бей
поискал глазами знакомую группу. Но ее там уже не было. Зато он увидел
Сониных подруг в обществе двух молодых людей.

Солнце угасало в мелких лужах и в гигантской луже моря. В баре для
иностранцев, где Адиль бей еще ни разу не был, заиграл джаз.

- Интересно там? - спросил он как-то свою секретаршу и получил в ответ
презрительную гримасу.

Он в третий раз прошел набережную, но ее не встретил. Случайно взглянув
на большое здание, где размещались профсоюзы и клубы, он увидел ее с тем
самым молодым человеком в окне второго этажа.

Они будто вознеслись над толпой и над бухтой. Это было видно по светлым
Сониным глазам, рассеянно устремленным вдаль. Парень наклонился к ней,
что-то говорил, а она слушала, не глядя на него и даже, возможно, не
разбирая слов, но по лицу было видно, что ей очень хорошо.

Яркий сурик грузовых судов, стоящих на рейде, ложился на воду длинными
красными полосами. Ночью пришел греческий парусник, и три его мачты
вырисовывались на зелени гор.

Толпа шла двумя потоками. Под ровный шум шаркающих ног Адиль бей бросал
на людей быстрые взгляды исподлобья, как будто они внушали ему страх.

Остальной город был пуст. На набережную, тут и там, вливались улочки,
грязные и черные, как сточные канавы. От перерабатывающего завода тянуло
запахом нефти. Все это было миром нефти - молодые люди, девушки, бритые
головы, распахнутые рубашки. Рабочие, обсуждавшие что-то в помещении первого
этажа, следили глазами за указкой, которой выступавший водил по сине-красной
диаграмме - диаграмме добычи нефти!

Высокий парень со своей подружкой не случайно сумел купить велосипед -
он, должно быть, специалист.

Адиль бей попытался как-то поесть в ресторане, куда Соня послала его с
запиской, написанной по-русски. Стены там были выбелены, как в учреждениях.
Столы из некрашеного дерева. Люди сидели и ели молча, поставив на стол голые
локти; казалось, будто они работают: суп, немного мелко нарезанного мяса с
овсяной кашей, кусок черного хлеба. Девушка на лету пересчитывала подаваемые
на стол тарелки. Другая нанизывала на железный наконечник зеленые чеки,
которые ей отдавали официанты. Еще какие-то девушки, должно быть, работали
на кухне.

Адиль бей не понимал этого, как не понимал их прогулок по набережной. Ему
стало бы легче, если бы он увидел людей, играющих перед домом в триктрак,
или даже старика, курящего наргиле.

Но стариков тут вовсе не было. Или, вернее, они походили на посетителей
консульства. Если они шли еще вместе с толпой, то уже полностью утратили с
ней связь. Жалкими призраками брели они мимо, и казалось, никто их не
замечает, а если кто-нибудь из них падал, его обходили, как ненужную вещь.

Еще два, а то и три раза прошел он набережную во всю ее длину, потом
настала ночь. В Доме профсоюзов осветились почти все окна. Кто-то наигрывал
гаммы на саксофоне.

Соня по-прежнему стояла на том же месте, а молодой человек что-то ей
нашептывал.

***

Теперь Адиль бей уже знал: во всем городе, в каждом доме, в каждой
комнате жила семья, а то и две, не говоря о "кулаках" и детях "кулаков",
которые ночевали под открытым небом. По утрам у дверей кооперативов
выстраивались хвосты, пока не появлялось объявление, что кончилась картошка,
или мука, или крахмал.

И вдруг неожиданно, будто это был совсем другой город, вспыхнуло сияющее,
многометровое слово "Бар". Стоило только открыть дверь - и навстречу
бросился швейцар в ливрее, чтобы принять из рук шляпу, за портьерами
виднелись какие-то пары.

Адиль бей сел за первый попавшийся столик и осмотрелся.

Играли танго, свет был притушен, горели только лампочки, украшавшие
большой барабан, казалось, что пары танцуют в рыжеватых лучах огромной луны.
Адиль бей слышал это танго в Вене и Стамбуле, в том же мягком освещении, и
точно так же фигуры музыкантов растворялись в темноте.

Точь-в-точь как в Стамбуле, здесь были иностранные моряки, женщины в
плохо сшитых шелковых платьях, негромкий смех, шепот, запах спиртного и
духов и официанты в белых куртках ходили от столика к столику.

- Что будете пить?

К нему обратились по-французски, подали карту вин, раскрытую на перечне
различных сортов шампанского. В тот же миг кто-то помахал ему с соседнего
столика, самого шумного. Человек шесть сидели там за бутылками шампанского и
виски. Человек в белом костюме и рубашке с расстегнутым воротом, не вставая
со стула, обратился к Адиль бею:

- Сюда, дружище!

Адиль бей нерешительно поднялся. Большая ручища протянулась ему
навстречу, пожала ему руку.

- Джон из "Стэндэрта". А вы новый консул. Мне говорили о вас у Пенделли.
Официант, бокал сюда!

И указывая на офицеров, сидящих с ним за столиком, добавил:

- Мои товарищи! Здесь все - товарищи! Виски? Шампанское!

Он был пьян. Пьян он был всегда и всегда ходил в селом костюме, в рубашке
с открытым воротом на могучей шее. Всегда бешено гонял свою машину по
городским улицам, внезапно тормозя на поворотах, рискуя сбить ребенка или
старуху.

- А как дела с канальей Неджлой? - спросил он после очередного бокала.

Глаза его, несмотря на хмель, пристально рассматривали Адиль бея. Грубые
черты его лица расплылись, веки отекли. На лице время от времени появлялось
высокомерное выражение.

- Готово дело? - спросил он. И пожал плечами, заметив растерянность
собеседника.

- Ну и дурак!

- Что такое?

Но Джон не дал ему времени рассердиться. К тому же слово "дурак" звучало
не так грубо, как у других.

- Если вы думаете, что мы все через это не прошли! Бармен, еще одну
бутылку на лед!

Пары молча танцевали в мягком свете оркестровых лампочек.

- Вы ей ничего такого не говорили, от чего наживешь неприятности?

- Не понимаю.

Какой-то фламандец отошел от столика, потом вернулся с женщиной и усадил
ее возле себя. Говорить с ней он не мог и только весь вечер поглядывал на
нее, улыбаясь, и гладил по руке.

- Вы давно здесь? - спросил Адиль бей американца.

- Четыре года.

- Вам здесь нравится?

Джон засмеялся, вернее, выпустил лишний воздух из легких, и в то же время
сдул с губ крошку табака. Все это было ему безразлично. Он не старался быть
вежливым или любезным.

- Ваше здоровье! Пока не сдохнем!

Он пил виски из пивной кружки, но никто не замечал, как он пьянеет.

За столиком все говорили вразнобой. Время от времени офицеры заводили
беседу друг с другом, иногда кто-нибудь из них шел танцевать. Джон иногда
бросал на консула то безразличный, а то и остро-внимательный взгляд.

- Захандрили?

- Нет. Просто немного сбит с толку.

- Если у вас случится неприятность, приходите ко мне. Адрес знаете? В
конце города, возле нефтепровода.

- Вы разрешите задать вам парочку вопросов? Вы вот упомянули госпожу
Амар. Вы думаете, она связана с ГПУ? На этот раз лицо Джона перекосилось.

- Хотите дам добрый совет? Никогда ни с кем о таких вещах не говорите.
Поймите же! Наш официант с ними связан. И все женщины, что тут находятся. И
швейцар! И слуги!

Он не понизил голоса. Музыканты, сидевшие позади с невозмутимыми лицами,
не спускали с него глаз.

- Не задавайте никому никаких вопросов, поняли? Если вы получите посылку
наполовину пустой - молчите! Если вас обворуют - молчите! Если ночью на
улице на вас нападут и отберут бумажник, идите спокойно домой! Если кто-то
умрет у вас в кабинете, подождите, пока за ним придут! И запомните
крепко-накрепко, что, если ваш телефон не работает, значит, он и не должен
работать.

- Чиновник, который замещал меня здесь до моего приезда, был арестован в
Тифлисе, едва он туда прибыл.

- А вам-то какое дело?

- Что касается прежнего консула, то мне сказали... Джон сунул ему в руки
бокал, чтобы тот замолчал.

- Пейте! Пусть себе идут часы, дни, недели, месяцы. Может быть, в один
прекрасный день ваше правительство вспомнит о вас и пришлет замену.

Все это он говорил довольно зло.

- Не ходите сюда слишком часто. Разговаривайте возможно меньше с
иностранными офицерами.

- А вы сами?

- Ну, я-то, старина, из "Стэндэрта"! В голосе его звучало то же
самодовольство, как у Пенделли, когда тот говорил об Италии.

- Еще бутылку, официант! - И он обратился по-английски к дремавшему возле
него капитану.