труду. Он не искал популярности, и ему никогда не приходило в голову
подражать некоторым своим коллегам, например отпустить шутку или остро-
ту, чтобы привести студентов в хорошее настроение.
это сознавал. Может быть, такая манера держаться вызвана его нелов-
костью, стеснительностью, неумением общаться с людьми?
ниц, здоровался с мужчинами в белом, с молодыми женщинами в форменной
одежде, видел через распахнутые двери палат ряды коек, где ожидали обхо-
да больные.
лодным и точным. Пока он надевал халат и намыливал руки, его ассистентка
Николь Жиро уже приступала к отчету, затем звонок вызывал двух ординато-
ров, Рюэ и Вейля, они, должно быть, находились в одной из палат.
они не теряли время и не задерживались на уже изученных им фактах:
гировала на гормональные препараты.
утром, когда у санитарок самый разгар работы. Нередко он опять заходил
вечером, даже если не было срочной необходимости в его присутствии.
ану, но мягче и порывистее. Он даже имел на нее виды перед тем, как она
объявила ему о своей помолвке, но в любом случае это бы все осложнило.
отношении, зато Вейль, черноволосый и кудрявый, трогательно выказывал
ему свою преданность.
смену шло третье - нынешние студенты.
ритме - благодаря системе конкурсов, постов и званий.
словам, а мадам Жиро, протягивая ему то одну, то другую папку, записыва-
ла. Когда он склонялся над очередной пациенткой, не только его ассистен-
ты наблюдали за ним, но он чувствовал на себе тревожные взгляды всех
больных в палате.
ливый и строгий, прежде чем произнести окончательный, тщательно выверен-
ный диагноз.
одиннадцать новый звонок собрал его студентов в лекционном зале больни-
цы. Рядом встала мадам Жиро, положив перед собой папки, в то время как
молодые люди в белых халатах расселись полукругом. К концу лекции нес-
колько человек уже стояли в ожидании у выхода.
когда в зал проскальзывал какой-нибудь опоздавший, за его спиной в две-
рях виднелись больные, ожидающие в коридоре, сидя на скамьях или лежа на
каталках.
расспрашивал ее, повторял свой вопрос, видоизменяя его на все лады, что-
бы получить точный ответ.
Сильнее... Когда вы кашляете, боль усиливается?.. Постарайтесь теперь
описать мне эту боль... Колющая?.. Нет?.. Режущая?..
диагноз был ясен, лечение классическое. У этой итальянки уже было пятеро
детей, она находилась на пятом месяце беременности и жаловалась на боли,
характер которых не умела объяснить в точности. Почти сразу он вывел
заключение, что у нее воспаление седалищного нерва, и предписал ей ле-
жать, а также инъекции витамина и фенилбартазон.
нального равновесия, угрожающего выкидышем. Пока он давал для своих уче-
ников объяснения, в которых она ничего не понимала, эта молодая девушка,
лежащая полуобнаженная среди мужчин, не глядела ни на кого, кроме про-
фессора. У нее было такое выражение, с каким, должно быть, дикари смот-
рят на колдуна племени: очевидно, в ее представлении ее собственная
жизнь и жизнь ее ребенка зависели только от него.
жесть своего живота. Она тоже была незамужняя и до последней недели ра-
ботала на заводе, около Жавеля. Ее лунообразное лицо с глазами навыкате
выражало самые обычные чувства.
что ее опять ждет то же самое, и смирилась, не пытаясь понять, отчего
это с ней происходит, принимая свое несчастье как решение судьбы. Она
едва ли слушала, что ей говорят, и вместо ответа только кивала или сто-
нала.
дал, - крошечные коричневые точки в складках. Вскоре появятся и более
крупные пятна. Болезнь Аддисона. Внутримышечные инъекции кортизона.
систентке.
ли не каждую неделю ему случается бороться во всеоружии современных ме-
дицинских средств, чтобы спасти лишенного умственных способностей урода,
которого впоследствии перебрасывают из больницы в больницу, из приюта в
приют. Но это его уже не касается.
ассистентка, затем раскланялся в коридоре с профессором Бланком, ведущим
курс гинекологии.
пилась занять внимание профессора другими делами, как бы снова прибирая
его к рукам.
на пять часов господина Маркхэма и на пять тридцать - мадам Салиган.
чаще и чаще, даже если ему удавалось проспать целую ночь. Это была все-
объемлющая усталость, она выходила за пределы обычного физического утом-
ления, лишала его всех способностей - за исключением способности думать.
Но думал он в такие минуты только об одном: о себе.
гой - весь мир, с виду такой беззаботный, все эти мужчины, женщины, все
эти люди, что ходят, разговаривают, смеются, вся эта декорация, упорно
отталкивающая его от себя, все эти вещи, с которыми он утерял связь и
которые пребудут неизменными, когда его не станет.
сили, он ответил бы не без иронии:
протягивает ему таблетку со стаканом воды.
свой кабинет, запереться на ключ и схватить бутылку коньяка.
у которых он неоднократно проходил осмотр. Не посмеют же они ему сол-
гать! Самое вероятное - то, что его желудок раздражен алкоголем, и это
вызывает неприятные спазмы.
прибегнуть к нему, впрочем, без излишеств, он никогда не бывал пьян, и
это доказывается тем фактом, что никто из его окружения не заметил, что
он выпивает.
собственные скрытые поступки, хитрости, к которым он прибегал, к приме-
ру, чтобы незаметно пронести в дом бутылку, пряча ее под полой или в
портфеле. Пронести в клинику было еще сложнее. Он должен был найти бла-
говидный предлог, чтобы услать Вивиану подальше, пойти пешком в лавочку,
здесь же, в квартале, под вечным страхом, что его увидит ктонибудь из
персонала.
нул, хотя смысл вопроса не дошел до него. Впрочем, не имеет значения.
Она живет в пятистах метрах от него.
выводу, что тот парень, должно быть, жених; брат, казалось ему, вел бы
себя иначе.
ранную утром секретаршей. Машинально открыл ящик стола и вынул пистолет.
ный, как ему казалось. Он для пробы опустил оружие в карман, вынул, но
потом все-таки решительно сунул его обратно.
Жанина минут через пять зайдет к нему с сообщением, что завтрак подан,
она застанет его у зеркала со строгим выражением лица.