Чтение 8–й страницы книги ~Опер против маньяка~

квалификацию, - проговорил Сергей, внезапно остановив взгляд на переносице
Эдуарда Анатольевича.

У того клюквенно прилила к лицу кровь, он угрюмо спросил:

- Вы уточнили уже все, что хотели?

- Еще и не начинал.

Неумывайкин глянул презрительно.

- Зря издалека заходите. Я эти ментовские фокусы наизусть знаю. Сначала -
об отвлеченном, вроде б оно и главное, а потом, вскользь, об основном. Так
что будьте попроще.

Кострецов сказал:

- Вам привет от Далилы Митрофановны.

- Да?! - немного растерянно переспросил бывший театральный администратор.
Капитан почувствовал, что Неумывайкину неуютно. Подумал: "Об ограблениях в
"Современнике", конечно, знает. Понимает, что его элементарно можно
заподозрить как наводчика. А может быть, он действительно в доле? Возможно,
связан и с Духом?.. Нет, насчет Грини вряд ли. Машины не его профиль. Ну а
пропавшие драгоценности, ордена?"

Тот, словно бы подслушав размышления опера, грустно проговорил:

- Если в "Современнике" что-то не в порядке с ценностями, обязательно
мытарят Неумывайкина.

- Уже беспокоили вас?

- А то как же, гражданин капитан! Но вы поймите! Этот театр был и остался
для меня вторым родным домом. Никогда ничего из него не выносил, а вот за
то, что туда принес, отбыл долгий срок.

- Это да, - задумчиво произнес Кострецов, - там в свое время вы
формировали утонченный вкус богемы, не всегда понимающей прекрасное.

Неумывайкин заговорил серьезно:

- Вот именно! А тут какие-то шакалы обнаглели до предела. Кого они
грабили?! Талантливых людей, которые при новой жизни только-только смогли
почувствовать возможность заработать, купить что-то дорогое. Ну хотя бы
машины, которые на Западе у любого давным-давно как расхожие зажигалки в
кармане.

- Не одобряете этих грабителей?

- Если вы с Далилой обо мне говорили, то зачем спрашиваете? Я патриот
"Современника"! Все, кто протягивает к нему грязные руки, мои враги.

- Даже если они из одного с вами цеха? Я имею в виду не театральное
братство. Я ведь, кроме Далилы, и в МУРе досье на вас посмотрел.

Неумывайкин с достоинством потряс седой головой.

- Там на меня пухлое досье. И пополняется разными слухами.

- А что же еще остается, Эдуард Анатольевич, если после зэковских
академий вас черта с два ухватишь?

Рассмеялся Неумывайкин, довольно прищурился.

- А, пришлось-таки признать? Постарел Неумывайкин, стал мудр. Но если
начистоту, мне теперь много не надо. Квартира обставлена хорошо, есть машина
для выездов. Кое-что отложил на дожитие, как старые зэки говорят. Но и это в
деревянный конверт не заберешь. Чего же мне еще? Я один, ни жены, ни
детей... Так что сбавил былые обороты. А в тех случайных операциях, о
которых стучат в МУР, участвовать не рискую. Да и кому я всерьез нужен?!
Может быть, РУОПу? Так я не завязан ни в банды, ни в группы. Дряхлый
волк-одиночка. Ну что мои обороты, когда на Москве заправляет международная
антикварная мафия! Уголовке я требуюсь? Тоже не особенно. Скоро умру, зачем
меня преследовать?

- Все логично, Эдуард Анатольевич. Поэтому я к вам пришел как к патриоту
"Современника".

Неумывайкин испытывающе смотрел на него. Потом сморщил свои
серо-буро-малиновые щеки и сказал:

- А знаете, капитан, если б вы ко мне не пришли, я, возможно, сам бы
наколку в угро или РУОП анонимно кинул по этим делам. Так меня эти вонючки
возмутили! Перешерстили театр, да еще и студию Олега Павловича Табакова,
нашего старого артиста.

Кострецов, не сбавляя темпа, кинул еще один вопрос:

- Гриню Духа имеете в виду?

- Духа? Не знаю такого. Этот к делам причастен?

- Похоже, занимался угонами.

- Машины? - недоуменно вскинул брови Неумывайкин. - Это не моего класса.
Грубо - я не уважаю. Я, капитан, негодую по поводу исчезновения орденов
генерала Рузского. Благороднейший человек, театрам помогал, и рвань
беспардонная так с его коллекционными вещами поступила!

Эдуард Анатольевич замолчал. Капитан понимал, что сдавать своих такому
зубру нелегко, очевидно, никогда не приходилось. Кострецов помог:

- Вы хоть намекните.

Неумывайкин тряхнул седовласой головой, поднял арбузную свою физиономию.

- Стар я, чтобы, как девушка, намекать. Если базарю, то базарю за всю
масть, - перешел он от волнения на феню. - Сука эта рваная - Федя Труба! Он,
я не сомневаюсь, своих сявок кинул на брюлики актрис, а главное - на ордена.
Слыхали о таком фармазоне?

- Нет. Но в оперразработках угро, наверное, фигурирует.

- Должен быть. Срок волок не раз. Специалист по орденам.

Капитан напомнил:

- Класса банды Тарасенко, что в восьмидесятых по Союзу шарила? У того под
журналистов работали супруги Калинины.

Эдуард Анатольевич брезгливо скривился.

- Помню это дело. Я ж тогда на зоне был, туда подробнее доходит. Ну кем
были эти молодые люди Калинины? Интеллигентные мокрушники. Да и пахан их
Тарасенко - гусь лапчатый. Сгорели все, потому как он, бивень, замазанное у
себя на коллекции держал. Это вор?! А Федя Труба - профессор, специалист.
Сам уж давно на дела почти не ходит, у него учеников целый выводок. Ныне
фарт на ордена. Границы открыли, так такие дореволюционные сокровища
взад-вперед из России заходили. Тут и именное наградное оружие: золотое,
осыпанное драгоценностями... Труба по всему этому товару лекции в МГУ может
читать.

- А почему - Труба?

Неумывайкин усмехнулся.

- Как и многие кликухи, эту в насмешку приляпали. Когда повязали Федю
впервые, он на киче под следствием по молодой расстроенности все причитал в
камере: "Дело - труба". Сейчас он матерый, но конченый человек... Кокаинист.
Очень дорогое удовольствие. Теперь Федя больше для его бесперебойности
старается.

- Не такой конченый, раз его люди так театры проутюжили.

Неумывайкин презрительно оттопырил губы.

- Все это лебединые песни Феди. Он так дошел, что уж анфаса нет, только
профиль остался. Совершенно изможденное, треугольное лицо. А нос спицей у
него и так был. Марафет достает и не таких умников.

Уходя из квартиры Неумывайкина, Кострецов подумал, что, судя по описанию,
которое дал Феде хозяин, тому больше б подошла лисья кличка. Треугольное,
"лисье" лицо говорит о хитрости и расчетливости человека и, бывает
сочетается с мнительностью и импульсивностью.

"Впрочем, - усмехнулся Кострецов про себя, очень довольный визитом, - и у
лис бывает хвост трубой".

Глава 4

Сыск у опера Кострецова шел полным ходом; не дремали и люди, которых он
затягивал в паутину расспросов. Осведомитель Кеша Черч не забыл их разговора
во дворе банка, увенчанного легендарными ночевками взломщика Паршина.

Черч, кочующий по подвалам и чердакам, часто зарабатывал себе на выпивку
не только информацией для Кострецова. Поставлял Кеша нужные сведения и
уголовникам, которые, в отличие от опера, оплачивали ее ценность. Являясь
таким образом двойным агентом, Черч изощрился в вылавливании слухов,
намеков, наводок. Он болтался среди криминалитета, торговцев, дворников,
таксистов и прочего многознающего люда Чистяков. Подстерегал неосторожные
слова, замечания, откровения в пивных и самых разных местах, где человека
так и подмывает выговориться.

Для уголовной стороны он, например, охотился за информацией о квартирах и
машинах новых русских для ограбления или угона. Так же была важна блатным
трепотня их "коллег" о разборках, переделе сфер влияния в центровой Москве.
Кеша, ходячий банк данных, ориентировался во всем этом, как премудрый
пескарь, исплававший окружающие норы до взвихрения ила и донного песка.
Поэтому и носители сведений относились к нему с интересом.

В один из вечерков Черч стоял в любимой пивной на Банковском, уверенно
примазавшись к паре молодых блатарей, которые, глотая водку с пивом,
доходили до нужной ему кондиции. По Кешиным наблюдениям, были ребята из
шайки автоугонщиков Грини Духа.

Паренька с тюремными перстнями-наколками на пальцах кликали Веревкой за
худобу и высокий рост. Второй, в тельняшке, выглядывающей из распаха
шелковой рубахи, прозывался Камбузом, - вероятно, за любовь к морю и
величину физиономии.

Кеша когда-то учился в судостроительном институте, работал наладчиком
экспериментальной аппаратуры на подводных лодках, плавал при ее испытании. В
общем, ему было чем зацепить Камбуза. Тем более что в знак памяти о своем
морском прошлом Черч, как всегда, пил только пиво "Адмиралтейское".

Веревка и Камбуз бултыхали водку в кружки с черным портером, и Черч
осмелился на замечание:

- "Адмиралтейское" - то для водочки приличней. Смесь тогда даже по цвету
на истинного "ерша" походит.

- Да? - мутно взглянул на него Камбуз. - А мы в чего льем? Я и не ведаю,
в натуре, как это чернушка называется.

- Портер, - пояснил Кеша. - Сладковатый он, водочный вкус малость гасит.

- Ничего у меня не гасит, - произнес Веревка, уже начавший от многопития
заикаться.