Чтение 8–й страницы книги ~Да не опустится тьма~

на новый аппарат, только на этот раз сделанный не из отбитых молотками
неровных полосок меди, а из пропущенных через прокатные валки листов.

Однако сейчас, смертельно устав от самогонном бизнеса, Мартин
страстно мечтал развлечься, то есть посидеть в Ульпиевой библиотеке, Глядя
на себя в зеркало, Пэдуэй думал, что внутренне он совсем не изменился: все
так же не любит торговаться и орать на прохожих. Но внешне... Никто из
былых знакомых теперь бы ею не узнал. Пэдуэй отпустил короткую рыжеватую
бородку - отчасти оттого, что никогда в жизни не брился опасной (и тупой!)
бритвой; отчасти же оттого, что всегда втайне мечтал о бороде, полагая,
что при этом не так выделялся бы его крупный, хотя, безусловно,
благородный нос.

Он подобрал себе далматику - византийского стиля длинную тунику с
широкими рукавами. Брюки от твидовом костюма придавали ему вид несколько
нелепый, но щеголять в модных коротких штанах в преддверии наступающей
зимы Мартин не хотел. Наряд завершал плащ из грубой шерсти - попросту
большое квадратное одеяло с дырой для головы. Нашлась и старушка, которая
связала носки и нижнее белье.

В общем и целом Пэдуэй был весьма доволен собой и благодарил судьбу,
сведшую его с Томасусом. Сириец оказывал ему большую помощь.

К библиотеке Мартин подходил с тем же сладостным трепетом в груди, с
каким юноша ждет встречи с возлюбленной. И не остался разочарован. Он едва
не заплакал от нахлынувших чувств, когда, бросив первый беглый взгляд на
полки, увидел "Историю Вавилонии" Бероса, все работы Ливия, "Покорение
Британии" Тацита и полный вариант "Истории готов" Кассиодора. Ради
знакомства с этими рукописями не один историк двадцатого века с радостью
совершил бы убийство. На несколько минут Мартин просто растерялся, застыв
подобно пресловутому ослу меж двух стогов сена. Затем с душевными муками
все же сделал выбор, посчитав Кассиодора более актуальным. Он вытащил
толстенные фолианты и сел за столик.

Это была тяжелая работа - даже для человска, свободно владеющего
латынью. Но невероятное многословие и вычурность стиля не беспокоили
Пэдуэя - он искал факты.

- Прошу прощения, господин, - неожиданно раздался голос библиотекаря,
- высокий варвар с песочными усами - не твой человек?

- Вероятно, - сказал Мартин. - А что?

- Он заснул в Восточном отделе и так громко храпит, что читатели
жалуются.

- Я разберусь, - пообещал Пэдуэй и пошел будить Фритарика. - Разве ты
не умеешь читать?

- Нет, - безыскусно ответил вандал. - Зачем? В моем замечательном
поместье в Африке...

- Да-да, знаю, старина. Но тебе придется либо учиться грамоте, либо
храпеть на улице.

Фритарик сделал выбор незамедлительно и, обиженно ворча на
восточно-германском диалекте, удалился. У Пэдуэя сложилось впечатление,
что его телохранитель весьма невысоко ценит образование.

За столиком Мартина, листая Кассиодора, сидел представительный
пожилой итальянец, одетый просто и в то же время очень элегантно.

- Прошу прощения. Я хотел осведомиться, не прочитана ли эта книга.

- О, пожалуйста, мне нужен только первый том.

- Не беспокойся, дорогой друг, должен лишь предупредить тебя:
обязательно клади книги на место. Ярость Сциллы, оставленной Язоном без
добычи, не идет ни в какое сравнение с гневом высокочтимого
библиотекаря... Позволь поинтересоваться, какого ты мнения о трудах нашего
славного префекта преторий?

- У него богатый материал, - взвешенно ответил Пэдуэй, - однако
слишком пышная манера изложения.

- Что ты имеешь в виду?

- Я предпочитаю менее витиеватый стиль.

- Как! .. Наконец-то среди современных авторов появился писатель, не
уступающий великому Ливию, а ты говоришь... - Представительный господин
спохватился и понизил голос: - Какая красочная выразительность, какая
изысканная риторика!

- В том-то и беда. Взять, к примеру, Полибия или даже Юлия Цезаря...

- Юлий Цезарь! Вот уж кто совершенно не умел писать! Его "Галльскую
войну" используют как простейший учебный текст для чужестранцев.
Прекрасное пособие для носящего шкуры варвара, который в мрачных дебрях
северных лесов преследует резвого кабана или травит взбешенного медведя.
Но, мой юный друг, для таких просвещенных людей, как мы... - Он вдруг
осекся и продолжил с явным смущением; - Надеюсь, ты понимаешь, что когда я
говорил об иноземцах, я не имел в виду лично тебя. Ты человек культурный и
образованный, хотя и прибыл из дальних краев - это сразу видно. Не
посчастливилось ли тебе родиться в сказочной стране Хинд, известной своими
слонами и украшенными жемчугом девушками?

- Нет, моя родина еще дальше, - ответил Пэдуэй. Он понял, что случай
свел его с настоящим римским патрицием старой школы, из тех, кто не
попросит вас передать масло, не усластив обращения четырьмя любезностями,
тремя мифологическими аллегориями и учеными рассуждениями о производстве
масла на древнем Крите, - Я родом из Америки. Не уверен, однако, что
когда-нибудь туда вернусь.

- Ах, мой друг, ты совершенно прав! Где же еще жить благородному
человеку, как не в Риме? Но, может, ты расскажешь мне о чудесах
чужедального Китая с его мощенными золотом дорогами?

- Немного могу, - осторожно сказал Пэдуэй. - Только дороги там не
мощены золотом. Если откровенно, они вообще ничем не мощены.

- Какое разочарование! .. Впрочем, смею допустить, что правдолюбивый
странник, вернувшийся с небес, объявит райские чудеса сильно
преувеличенными. Мы обязаны познакомиться, мой дорогой друг! Я - Корнелий
Анций.

Пожилой патриций произнес это с таким видом, словно имя Корнелия
Анция должно быть известно каждому достойному упоминания римскому
гражданину. Пэдуэй скромно представился.

К ним подошла очень хорошенькая стройная темноволосая девушка и,
обратившись к Анцию "отец", пожаловалась, что не может найти сабеллийское
издание Персия Флакка. /*Персий Флакк - римский поэт, родился в 412 году*/

- Кто-то читает, должно быть, - пожал плечами Анций. - Мартинус, это
моя дочь Доротея, кою смею уподобить лучшей жемчужине из короны короля
Хусрола, хотя я, как отец, возможно, необьективен.

Девушка одарила Пэдуэя очаровательной улыбкой и, потупившись,
ретировалась.

- Кстати, дорогой друг, каково твое занятие?

Не раздумывая, Пэдуэй выпалил правду.

Патриций замер, переваривая информацию, а когда заговорил вновь, в
его по-прежнему любезном тоне сквозила высокомерная прохладца.

- Любопытно, любопытно. Ну, желаю всяческого финансового успеха... -
Он произнес последнюю фразу с некоторым затруднением, как активист
Христианского союза молодежи, вынужденный говорить о нелицеприятных
сторонах жизни. - Наша участь - безропотно нести Господне назначение. И
все же жаль, что ты не испробовал себя на ниве общественной службы. Для
способного молодого человека это единственный путь подняться над своей
средой. Однако прошу меня извинить - книги ждут.

Мартин с удовольствием продолжил бы знакомство с благовоспитанной
красавицей и ее утонченным отцом, но теперь, когда Анций узнал, что имеет
дело с вульгарным ремесленником, на приглашение можно было не надеяться.
Пэдуэй посмотрел на часы - пора обедать, вышел на улицу и разбудил
Фритарика.

Вандал зевнул.

- Прочитал, что хотел, Мартинус? Мне снилось мое прекрасное поместье
в Аф...

- Черт бы побрал... - взревел Пэдуэй и тут же осекся.

- Как, нельзя уж и помечтать о времени, когда я был богатым и
уважаемым человеком?! Клянусь, моя честь...

- Успокойся, ты тут ни при чем.

- Да? Я рад. Судьба оставила мне одни лишь воспоминания...

Но почему ты злишься, Мартинус? У тебя такой вид, словно ты гвоздь
готов перегрызть. - Ответа не последовало, и Фритарик задумчиво продолжил:
- Должно быть, вычитал что-то в этих книгах... Хорошо, что я неграмотный.
Так трепать себе нервы из-за событий, которые произошли давным-давно! Я
лучше помечтаю о своем прек... О, молчу, молчу, хозяин!

Пэдуэй, Томасус-сириец и еще несколько сот голых римлян парились в
Диоклетиановых термах. Банкир огляделся и мечтательно произнес:

- Я слышал, в прежние дни в бани пускали и женщин - прямо вместе с
мужчинами... Конечно, языческие времена - не то что сейчас.

- Влияние христианской морали, - сухо заметил Пэдуэй.

- Ну! - хохотнул Томасус. - Мы, современные люди, такие
высоконравственные! .. Знаешь, на что жаловалась императрица Теодора?

- Да, - сказал Пэдуэй и поведал банкиру, на что жаловалась
императрица Теодора.

- Проклятье! - в сердцах воскликнул сириец. - Всякий раз, когда у
меня есть сальная история, ты либо ее слышал, либо можешь рассказать
лучшую.

Пэдуэй предпочел не объяснять, что прочитал все эти истории в книге,
которая еще не написана, - в "Анекдотах" Прокопия Кесарийского.

- Пришло письмо от родственника в Неаполе - занимается морской
торговлей... Так вот, Антиох получил вести из Константинополя. - Томасус
выдержал многозначительную паузу. - Война.

- Между нами и Империей?

- Во всяком случае, между Империей и готами. У них давно уже нелады -
с тех пор, как убили Амаласунту. Теодохад пытался увильнуть от
ответственности, но, по-моему, наш старый король-поэт доигрался.