густое кружево ветвей нещадно пекло солнце. На небе не было ни облачка.
Илэйн непроизвольно окунулась в саидар - каждая капля ее сущности
исполнилась радостью жизни и полнотой бытия. "Вот, - загадала она, - если
мне удастся сотворить хоть бы одно малюсенькое облачко, все будет хорошо.
Выяснится, что матушка жива. Ранд меня полюбит, ну а с Могидин...
разберутся". Илэйн сплела тончайшую паутину Воздуха и Воды и затянула ею
небосвод, пытаясь отыскать влагу Вот-вот, казалось ей, стоит еще чуточку
поднатужиться, и все получится. Сладость обладания Силой быстро переросла в
боль. Еще немного, и этот поток погубил бы ее. А ведь ей всего-то и надо
было, что крохотное облачко.
говорить о Ранде, но, как ни толкуй, важнее его нет никого на свете.
Отрекшиеся, и те падают замертво при одном его появлении. Целые страны уже
склонились к его ногам. И здешние Айз Седай намерены его поддержать, я знаю.
Деваться-то им все одно некуда. А потом и Элайда передаст ему Башню. Для
него Последняя Битва все одно что прогулочка. Он всегда побеждает, Илэйн. А
значит, и мы
как и ее душа. Нет нужды уметь направлять Силу, чтобы понять - здесь не
обошлось без Темного. А если он может касаться мира с такой силой, да что
там, если он вообще может касаться мира...
расслышала даже Мин.
успели покрасить, но леди Фэйли ни Башир т'Айбара каждый день устраивала
прием, как и подобает жене лорда. Она восседала в массивном кресле с
высокой, украшенной резными фигурками соколов спинкой, стоявшем возле
сложенного из необработанного камня камина. Напротив, в другом конце зала,
высилось точно такое же, только на спинке и подлокотниках были вырезаны не
соколы, а волки. Пустовавшее кресло предназначалось для ее мужа, Перрина
т'Башир Айбары. Перрина Златоокого, лорда Двуречья.
да и зал имел всего шагов пятнадцать в длину, но Перрин поначалу и об
этом-то слышать не хотел - зачем, мол, ему такая хоромина? Он никак не мог
отвыкнуть думать о себе как о простом кузнеце, даже как о подручном кузнеца,
как и привыкнуть к тому, что жену его при рождении назвали Заринэ, а не
Фэйли. Заринэ - подходящее имя для изнеженной дамы, томно вздыхающей над
воспевающими ее улыбку стихами. Фэйли, что на Древнем Наречии означает
"сокол", девушка назвалась сама, когда принесла клятву Охотницы за Рогом
Валир. Присмотревшись к ее лицу с рельефным носом, высокими скулами и
раскосыми темными глазами, метавшими молнии, когда она сердилась, никто не
усомнился бы, что это имя соответствует ей наилучшим образом. Что же до
всего остального, все зависит от намерений. Так же, как и что считать
хорошим, а что плохим.
молодой женщины был вызван не упрямством ее мужа и даже не удивительной для
такой погоды жарой, хотя, по правде сказать, тщетные попытки добиться хотя
бы иллюзии прохлады, обмахивая вспотевшее лицо веером из фазаньих перьев,
настроение не поднимали. Давно минул полдень, почти все просители были уже
отпущены, и дожидавшихся приема у Фэйли осталось не так уж много. В
сущности, все эти люди пришли к Перрину, но новоявленный лорд до смерти
боялся таких приемов. Если только Фэйли не удавалось загнать его в угол, он
исчезал, словно волк в чащобе, считая неловким судить и наставлять людей,
среди которых он вырос. К счастью, его земляки не возражали, если вместо
лорда Перрина их принимала и выслушивала леди Фэйли. Впрочем, некоторые,
возможно, и возражали, но у них хватало ума держать свои возражения при
себе.
ногу, смущенно уставясь в пол. Доманийское платье, закрытое, с высоким
воротом, но облегающее и тонкое, почти не скрывало соблазнительных
округлостей Шармад Зеффар. Сшитое из золотистого полупрозрачного шелка, оно
изрядно потерлось, пообтрепалось по краям, да и некоторые пятна уже
невозможно отстирать, но шелк есть шелк, а в здешних краях он редкость.
находили немного этих звероподобных тварей, а Мурддраалов - благодарение
Свету - не встречали вовсе, зато то и дело натыкались на беженцев. Подбирали
пятерых там, десятерых здесь, и все они оседали в Двуречье. В большинстве
своем то были выходцы с Равнины Алмот, но некоторые бежали из Тарабона или,
как Шармад, из Арад Домана. Всех их заставили бросить свои дома раздоры,
мятежи и войны. Фэйли даже думать боялась о том, сколько несчастных погибло
в пути, так и не добравшись до Двуречья. Блуждать в горах, где нет ни дорог,
ни даже троп, опасно даже в лучшие времена, а о нынешних и говорить нечего.
тонкой серой шерсти. Ниспадающее мягкими складками, оно подчеркивало
достоинства фигуры почти так же, как и доманийский наряд. Сумевшие
перебраться через горы принесли с собой не только тревожные слухи, но и
невиданные ранее в Двуречье навыки и умения. А работы на разоренных
троллоками фермах и в опустошенных деревнях хватало. Реа, хорошенькая
круглолицая женщина, была здешней, родилась не .далее чем в паре миль от
того места, где нынче находился манор. Темные волосы она заплетала в
длинную, до пояса, косу. В Двуречье девушкам разрешалось носить косы лишь
после того, как Круг Женщин признавал их достаточно взрослыми, чтобы выйти
замуж. Это право можно было получить и в пятнадцать лет, и в тридцать, но
обычно девушки добивались его годам к двадцати. Реа заплела косу четыре года
назад и была лет на пять старше Фэйли, но сейчас казалась смущенной
девчонкой. Она поняла: то, что казалось ее превосходной идеей, в
действительности было величайшей глупостью, какую только можно отчудить. А
Шармад, бывшая на пару лет постарше, выглядела пристыженной еще сильнее.
Фэйли же больше всего хотелось отшлепать обеих Очень жаль, что леди не может
позволить себе такую выходку.
тону, - не лошадь и не поле. Он не может быть собственностью. И как вам
только в голову пришло спрашивать меня, которая из вас имеет на него право?
- Она тяжело вздохнула. - Будь у меня основания считать, будто Вил ал'Син
завлек вас обманом, я еще могла бы что-то предпринять, а так...
парень-то он видный. И он не давал ни одной из них никаких обещаний. Шармад
готова была от стыда провалиться сквозь землю, ведь доманийские женщины
славились умением кружить мужчинам головы, а не сходить по ним с ума.
расскажете все ей, - решила Фэйли. - Она разберется. Надеюсь, вы побываете у
нее еще сегодня.
суровый и всякую дурь отнюдь не поощряла. Однако делать нечего. Обе
соперницы присели в реверансе и пролепетали:
пустяками драгоценное время Дейз Конгар. А заодно и мое.
и к нему мало кто решился бы сунуться с подобной чепухой. Небось сиди он на
своем кресле, они бы и в зал не зашли. Фэйли искренне надеялась, что из-за
несусветной жары Дейз будет не в духе и обеих красоток ждет хорошая
выволочка. Жаль, что нельзя спровадить к Дейз и Перрина - его тоже не мешало
бы взять в оборот.
Буйе Несмотря на то что старик тяжело опирался на скрюченную, как он сам,
суковатую палку, ему удалось отвесить церемонный поклон. Правда, он тут же
испортил произведенное впечатление, запустив пятерню в редкие седые волосы.
Как обычно, грубошерстный коричневый кафтан кровельщика был помят, словно
тот в нем спал.
супруга, лорда Перрина. - Витиеватое приветствие никак не сочеталось с его
скрипучим голосом. - Да продлится вечно ваше счастье. Позвольте пожелать вам
этого и от моего имени, и от имени всего нашего Совета. Ваши красота и ум,
достопочтенная леди, делают нашу жизнь светлее, равно как справедливость и
мудрость ваших суждений делают ее разумнее.
вместо того чтобы, как обычно, ныть и брюзжать, принялся расточать ей
цветистые похвалы? Но и не преминул исподволь напомнить, что он член Совета,
а стало быть, человек не последний и вправе рассчитывать на уважение. К тому
же он явно напрашивался на сочувствие - для того и посох прихватил. На самом
деле прыти у того старика на двух молодых хватит. Что-то ему понадобилось.
своем посохе. В голосе его, чего он, видимо, не заметил, зазвучали
язвительные нотки:
собой всякие новшества, без которых мы прежде прекрасно обходились. - Кенн,
как, впрочем, и большинство двуреченцев, похоже, начисто забыл, что Фэйли
тоже приехала из дальних краев - Диковинные повадки, леди, чудные манеры, а
уж наряды - срамота, да и только Знаете, леди, мне неловко, но женщины еще
порасскажут вам, как выглядят эти доманийские бесстыдницы.
глазах почтенного члена Совета предположила, что тот не слишком обрадуется,
ежели она, вняв его призывам, встанет на защиту приличий.
того тарабонского малого, что делает эту дурацкую черепицу. Сам делает, да
еще и подмастерьев набрал, а мальцов можно было к полезной работе
приставить. Ему наплевать на добрых двуреченцев. Он, видите ли...