основания полагать, что знают историю с ящичками лучше, чем Рита.
будто еще в царствование Петра Алексеевича один из Матвеевых, флота
поручик, вывез из Индии девицу с колдовскими черными глазами и от оной
девицы пошла в матвеевском роду порча. Сыновья и внуки в государевой
службе до больших чинов не доходили - сами обрывали карьеру прошениями об
отставке и уезжали в тверское имение. Там жили анахоретами, к себе на
порог мало кого пускали. От сих немногих, однако, было известно, что будто
далеко за полночь из запретной горницы слышатся шорохи, скрежет и разные
трески, сыплются адские искры и по дому простирается свежий дух, каковой
бывает после грозы.
индийской девицы в приданое полученный. Что за нож, в чем волшебство,
никто толком не знал, пока не настал черед Арсению Матвееву, правнуку
флота поручика, выпускаться из Морского кадетского корпуса. Было это еще
перед Бонапартовым нашествием. Молодые мичманы сняли у Демута, на Мойке,
номер для холостяцкой пирушки по случаю производства в офицеры. За пуншем
произносили горячие речи. Вспоминали морские походы - всем уже довелось
поплавать в бытность гардемаринами. Мечтали о дальних кругосветных
плаваниях, подобных тому, что свершили Крузенштерн и Лисянский. Не знали
еще, что многим из них судьба приуготовила сухопутные баталии...
мундиры. В разгар пирушки Арсений Матвеев положил на стол смуглую руку
ладонью книзу и по самую рукоять всадил в нее выхваченный из-за пазухи
нож. Затем быстро спрятал нож обратно, и... диво дивное - ни кровинки на
пораженной руке, ни царапинки! Да полно, не почудился ли сей нож с пьяных
глаз молодым вертопрахам?
Говаривали, верно, что в старину и не такое еще бывало. Старики вспоминали
отцовы и дедовы рассказы о дивном несгораемом на огне платке, каковой за
тысячу рублей поднесли государыне Екатерине Первой заезжие грецкие монахи.
переправлялось через Неман, началась война. Пороховым дымом заволокло эти
грозные и славные годы.
забыл о чуде с ножом. От верных людей он исправно получал сведения об
Арсении Матвееве, где бы тот ни был - на Бородинском ли поле, в
Тарутинском ли лагере, в Лейпцигском ли госпитале, откуда, оправившись от
ранения, уехал Арсений в отцово имение под Тверью, на поправку.
сардинского короля (лишенного своих владений) и значительное лицо в ордене
иезуитов.
отпрысков именитых семей за дорогую плату обучалось в нем латынским
молитвам, божественной истории да еще послушанию и смирению. Воспитанники
пансиона, выйдя в государственную службу, не забывали своих духовных
отцов. Чаще других наведывался к де Местру молодой князь Курасов. Он-то и
поведал сардинскому посланнику о прелюбопытном ноже: князь был в числе
немногих статских, приглашенных на мичманскую пирушку, и сам видел, как
Матвеев проткнул ножом руку, не причинив ей вреда.
безвредно сквозь руку?.. Старый иезуит верил в небесные знамения столь же
незыблемо, сколь в славное предначертание общества Иисуса - неусыпного
стража веры и престолов. Поразмыслив, граф острым своим умом постиг: то
было знамение свыше. Подобно ножу, проницающему тело, иезуиты
беспрепятственно пройдут в покои монархов, в палаты сановников, дабы
склонить их к истреблению вольнодумства. Довольно расплодилось богомерзких
наук, от коих проистекло диавольское якобинство, разрушающее троны!
Настала пора подвигнуть людские сердца к смирению пред божественным
промыслом. Настало время возвысить орден вопреки гонениям, вопреки слепоте
иных владык. Ему, Жозефу де Местру, выпала высокая честь - представить сие
знамение ордену.
пансиона знал обо всех превратностях его военной судьбы. Знал граф и то,
что Матвеев после ранения и отсидки в тверском имении был отозван в
Балтийский флот, произведен в лейтенанты и пребывал ныне в Кронштадте.
на другом конце Европы русское войско начало штурм Парижа) возле дома
сардинского посланника остановилась карета. Из нее вышел высокий узколицый
человек и, аккуратно обойдя порядочную лужу талого снега, поднялся по
ступеням в дом. Он сбросил шубу на руки старому слуге-французу, взбил
прическу у висков, оправил серый сюртук и велел доложить о себе
посланнику. Граф принял его немедля. Войдя в залу, узколицый человек
почтительно поклонился.
пергаментно-желтое, в крупных морщинах лицо, он жестом указал на стул,
сказал тусклым голосом:
панталонами ноги.
дознаться, что нож Матвеев с собой не возит, оставил его в Захарьине,
отцовском имении. Засим, в Кронштадте снаряжается бриг "Аскольд" для
дальнего плавания и обретения новых земель в Великом океане. Матвеев
назначен на бриг старшим офицером...
компании офицеров, таких же умствователей и афеистов, каков он сам,
Матвеев произносил крамольные речи: надобно-де в России созвать
генеральные штаты...
Неожиданно молодо и зло сверкнули глаза на желтом лике.
полезным дать ход делу о недозволенных речах...
отплывает лейтенант на бриге?
быть сделано без лишнего шума. Не трогайте Матвеева...
понесли его по синему простору Атлантики к мысу Доброй Надежды. Плавание
было долгим и трудным. "Ревущие сороковые" едва не погубили бриг. Рвались
снасти, стонали доски обшивки под ударами волн, и уж не чаяли служители
увидеть когда-либо берег милого отечества.
острова в Великом океане положили на карту.
штормами, вошел в "Реку января" - Рио-де-Жанейро (так назвал широкую бухту
некий португальский мореход, приняв ее по ошибке за устье реки).
шканцах и смотрел, как медленно проплывает по левому борту знакомая по
описанию гора Сахарная Голова (и впрямь похожа!), а по правому -
мрачноватая старая крепость Санта-Круц, стерегущая вход в залив.
по-португальски. Видя, что на бриге его не поняли, повторил вопрос
по-английски: кто, мол, и откуда и долго ли были в море. Арсений прокричал
ответ, тоже по-английски.
купеческих судов. На западном берегу, при подошве гор, поросших лесом,
белеет средь пышной зелени город Сант-Себастьян. Темной глыбой высится
гора Корковадо, проткнув вершиною пухлые недвижные облака. По-над городом,
на холмах, - белые стены католицких монастырей. Зелено, солнечно, сине -
райская страна, чистая Аркадия...
было - выстрел за выстрел.
матросские ноги. Понаторевшие в долгом океанском плавании служители вмиг
убрали паруса. Грохоча, пошла разматываться со шпиля якорная цепь.
берег - представляться португальским властям, а заодно и русскому
генеральному консулу - Лангсдорфу Григорию Ивановичу.
добрые, иные в три и четыре этажа. А дальше - узкие улочки, с грязью и
вонью. Пестрая, шумная толпа, монахи, одноколки, запряженные мулами...
негров приплясывают средь низеньких скамеек. Бородатый белый человек в
широкополой шляпе наблюдает за ними. Кто не довольно резво пляшет - вмиг
взбадривает того палкой. Тут же двое белых покупателей: щупают мускулы,
заглядывают невольникам в рот - целы ли зубы...
торжище... Доколе же будет простираться позорнейший из позоров на совести
человечества!..
Шломо Вульф
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Смоленский Вадим
Кервуд Оливер Дж.