пена. Харр шумно вздохнул: наконец-то можно было пить без опаски.
Утеревшись, выбрал из кучи хлама обломочек старого клинка, раскалил докрасна
и, выбрав по руке небольшой молот, принялся старательно выковывать
наконечник для стрелы.
новоявленный коваль, приподнимая щипцами свое неказистое творение и запуская
его в бочку с водой.
колоть. Пусть хоть такое оружие в ручонке подержит, а то за ним дочка
приглядывает, а чему девка может мальца научить?
дочка уже на выданье, а мой амант, гляжу, на нее зыркает. В жены-то ведь не
возьмет, а она у меня красавица. Вот и думаю, не бросить ли службу и не
махнуть ли сюда, да ведь и у вас, поди, аманты глазастые?
соку. У ветрового тоже одна, но стервь подколодная - хуже петли окаменелой
его держит, где уж тут на сторону глянуть. А вот огневой - тот хват, для
мальца своего сопливого уже чуть ли не десяток жен набрал, да только сам их
и голубит. Такому девку не кажи.
воздух свое творение и ловя его на лету. Крошечный треугольничек чиркнул по
бледному диску солнца, словно намереваясь разрезать его на две половинки.
Ладно, надо отойти подалее от кузни, а там можно будет и выбросить ненужную
железяку. На Тихри ведь луки да стрелы считались оружием позорным, чуть ли
не святотатственным, потому как солнцу Незакатному оно было не любо -
слепило оно глаза, когда против него целились. Признавали лук только на
Дороге Свиньи, где никаких законов не чтили.
ведь тут солнышко блеклое глаз не кололо, следовательно, ничего против лука
со стрелой иметь не могло.
ежели бы я тебе такую фитюльку заказал - сколько б ты с меня запросил?
стал, побродил по окрестностям, подивился мелкости окружного рва - и как
такой оборонить способен? Вернулся к кузне, когда солнышко непутевое
наполовину склонилось к озерной воде. Мастер ссыпал последние свои изделия в
добротный кожаный мешочек:
своего временного жилища Харра вдруг осенило: ведь, говоря о плате, старик
имел в виду свои серебряные монетки, а получил-то зелененые, которые здесь,
почитай, втрое или даже вчетверо дороже. От нахлынувшей злости Харр даже
плюнул на серую, как тень, стену гостевальной хоромины - он не был жаден, но
терпеть не мог позволять, чтобы его обмишурили, а тем паче по собственной
глупости да поспешности попадать, как сейчас, впросак. И главное - зачем?
Вся эта караванная мутотень надоела ему донельзя, путешествовать он привык в
одиночку, да и засиживаться в Зелогривье ему не было никакого резону. Тогда
на кой ляд он старается ублажить своего Стенового?
хвостом?
шипастый, но промахнулся и направился к Дяхону велеть ему, чтобы ни за какие
коврижки не соглашался оставаться здесь еще на один день.
слышался частый цокот. Выводили горбаней, и, судя по звуку, уже груженных.
Это что ж, решили отправляться на ночь глядючи? Он заторопился по вечернему
сквознячку, но возле двери Дяхоновых покоев резко осадил, услышав гнусавый
бабий голос:
остаться...
Харр признал старшину купецких менял.
ожидать. В другом стане железами разживемся!
себя цветастое гостевальное одеяние. Видно, крепко зелогривские поцапались с
серогорскими. Харр покрутил головой, но по своему обычаю вмешиваться не
стал, просто подождал, пока не показался второй собеседник - высоченный, как
плотовый шест, и совершенно лысый, что лягуха поганая. Волос на лице тоже не
наблюдалось, а там, где им по амантовым обычаям надлежало произрастать,
шелушилась охряная краска. Харр проводил его рассеянным взглядом - обрыдли
ему все эти воеводы вместе взятые! - и заглянул к Дяхону -
очутится. Что, в цене не сошлись?
круто, но кормщик держал его вдоль самого берега: места были глубокие, мели
бояться нечего, но ночью уходить в даль необозримого озера было как-то
неуютно. Завернули за очередной мыс, и на зеленом закатном небе пропали даже
следы серогорских дымов. Разнузданные горбани принялись укладываться в самой
середине плота, тоскливо обернув морды в сторону быстро проплывающих мимо
них остролистных кустов. Стражи натягивали полотняный навес для менял (слуг
в караван не брали); Харр, уже облачившийся в свое, полулежал, привалясь к
теплому боку горбаня, и мелкими кусочками ломал каравай с запеченными
ягодами, придававшими печеву терпкий вкус. Озеро словно застыло...
клюв, лодка выскочила из кустов и преградила путешественникам дорогу. Харр
оглянулся - как он и ожидал, две лодки уже плавно пристраивались за плотом,
а еще одна заходила так, чтобы прижать караванщиков к берегу, где уже
наверняка поджидал десяток-другой головорезов.
плавун ударил своими лопастями по воде и резко подался назад; хвост его,
постоянно торчавший закорючкой, разогнулся и ушел под воду, так что цепь,
соединяющая его с плотом, шлепнула по поверхности и ушла вниз, точно якорь.
В одно мгновение кормщик перемахнул на спину плавуна, и тот мощными
движениями плавников унес своего хозяина на добрый полет стрелы от плота.
Нападающие этого словно и не заметили - как видно, плавун их вовсе не
интересовал, а кормщик считался лицом нейтральным. Зато все взгляды были
обращены на плот; Харр прямо-таки потрохами почувствовал, как скрещиваются
они именно на нем.
прорвется - пропускайте, это мой будет!
плота, зелогривцы точными ударами тяжелых походных сапог сбрасывали каждого,
кто пытался перепрыгнуть на дощатый настил, обратно в воду; вместо того
чтобы сразу же ввязаться в драку, где еще неизвестно, кто кого; плотовики
получили преимущество - шестами и мечами они забивали тех, кто барахтался в
черной воде на расстоянии удара. Первым удалось-таки проскочить на середину,
но тут уж им пришлось иметь дело со славным рыцарем Харром по-Харрадой,
который тоже рад был сорвать на них накопившуюся злость. Дяхон прикрывал, да
два менялы помоложе достали припрятанные мечи, которыми рубили на удивление
сноровисто. Скоро четыре тела в так и не выясненной степени живучести
полетели в воду, и Харр приказал было рубить днища у осиротелых лодок, как
из кустов тихо выползли еще три. Настораживало то, что в каждой было всего
по два человека: один на веслах, другой, пригнувшись на носу, зажимал что-то
в руке.
"щучень", не то "жгучень"; плотовики налегли на шесты с такой отчаянной
силой, что послышался треск ломающегося дерева. Харр даже не успел
предположить, чем вызван этот переполох, как носовой на передней лодке,
держась, впрочем, на приличном расстоянии от плота, размахнулся и швырнул в
эелогривцев какой-то небольшой предмет вроде глиняной бутылочки. Стражи
шарахнулись врассыпную, послышалось булхыхание наиболее проворных,
предпочитавших очутиться в воде; но в этот миг, опережая расчетливый разум,
у Харра сработал инстинкт: как учили его еще в отрочестве отбивать
выпущенные из пращи колючие орехи, смоченные ядом хамей, он вскинул
сверкнувший в звездном сиянии меч и плашмя отбил зловещий предмет, готовый
уже коснуться палубы. Раздался кракающий звук, и бутылка, раскалываясь на
лету, устремилась обратно. Лодка, управляемая всего одним гребцом, неловко
дернулась, но увернуться не успела, и глиняные осколки обрушились на нее
крупным градом. Едкое лиловое пламя занялось тут же узкими языками, одевая
лодку растекающейся пеленой смрадного испарения. Шесты заработали с
Ильин Андрей
Самойлова Елена
Володихин Дмитрий
Володихин Дмитрий
Роллинс Джеймс
Ибсен Генрик