одеялом, я стал рыться в запасах лекарств. Вдруг он пробормотал:
сигналах, автоматах и о "Гее"; я пощупал пульс - у него была высокая
температура. Я, глупец, подумал, что он бредит, и не обратил внимания на его
слова. Вдруг он совсем потерял сознание. Я потратил несколько часов, чтобы
самым тщательным образом исследовать его. Анализы показали, что пораженный
костный мозг перестал вырабатывать красные кровяные шарики. У меня было
шесть ампул консервированной крови, я сделал ему переливание, но это было
каплей в море.
разговоре с "Геей". Я рылся в учебниках, ища спасения от лучевой болезни.
Чем больше я читал, тем яснее становилось, что Зорин обречен. Перед самым
рассветом, склонившись перед трионовым экраном, я забылся.
крыше бронекамеры. Было совсем светло. Зорин не приходил в себя. Я был около
него до вечера. Затем я отправился наверх. Прием был так плох, что я
улавливал лишь бессвязные обрывки голосов.
было вызвать лишь по радио, а оно не действовало. Надо было вызвать их
накануне, сразу же после того, как вернулся Зорин; тогда еще передатчик с
грехом пополам работал. В суматохе я забыл обо всем. У меня подкосились
ноги, но, овладев собой, я направился в шлюз. Когда я проходил через
комнату, Зорин окликнул меня: он уже был в сознании.
налажено. По уловленным мной обрывкам, восполняя пробелы догадкой, я
восстановил все услышанное мной. Зорин сразу уснул, и я тихо проскользнул в
шлюз.
меня поразила мысль: а что будет, если я погибну? Зорин останется один,
беспомощный, недвижимый и слепой.
комнату.
пришлось целиком выдумать разговор.
потому, что он засыпал лишь после разговора со мной. Когда я задал вопрос,
почему он не вернулся сразу, как только это случилось с ним, он ответил:
умирают". И, ничего не видя, он ощупью выключил предохранители автоматов. Он
не хотел, чтобы я давал ему свою кровь, но я брал ее у себя тайно и говорил,
что привез с собой запас крови. Четыре дня я переливал ему кровь и наконец
сам стал едва держаться на ногах. Я боялся упасть в обморок, принимал без
меры всякие возбуждающие средства.
умирающего. Это невыносимо, думал я, сегодня скажу ему, что антенна
разрушена, и, однако, внизу, видя, как он поворачивает невидящие глаза,
прислушиваясь к моим шагам, как страстно ждет моего прихода, как дрожит его
недавно такое сильное и ловкое тело, я не мог решиться и к старой лжи
прибавлял новую.
планете, как навстречу ей вылетели большие корабли странной формы, как
неизвестные существа договорились с нашими товарищами благодаря
автоматам-переводчикам. Я рассказывал ему это, а метеоритный поток
усиливался, словно бездна обрушила на нас, все скрытые в Космосе мертвые
реки железа и камня. Стены и наши тела пронизывала дрожь. А я под это
содрогание рассказывал Зорину о высокой культуре неизвестных существ, о том,
какое потрясение они испытали, когда, исследовав обломки уничтоженных ракет
"Геи", поняли свою ошибку.
знал, что спасти его невозможно. По всем данный, он должен был умереть
спустя два дня после случившегося с ним, но он продолжал жить, и я так и не
знаю, что больше поддерживало его: моя кровь или моя ложь. Пожалуй,
последнее: он так изменялся, когда я брал его за руку и начинал
рассказывать. Я чувствовал, как наполняется и крепнет его пульс, как
вздрагивают мускулы большого тела и как с последним словом они вновь
коченеют.
бульон. Вдруг меня поразила мысль: после того как он умрет, я смогу выйти и
починить антенну...
насквозь и прочитать эту мысль. Неимоверным усилием воли я попытался загнать
ее во мрак, из которого она выползла, но, несмотря на мои усилия, она
продолжала звучать.
около него; тогда я отправился наверх и склонился над мертвой аппаратурой,
время от времени проверяя, плотно ли закрыты двери. Просидев двадцать
страшных минут, я спустился вниз и начал рассказывать очередную историю о
неизвестных существах, об их великолепной культуре, о том, что в дальнейшем
уже не наша маленькая станция, а мощный локатор Белой Планеты будет вести
ракеты, совершающие трансгалактический полет с Земли в направлении
Магеллановых Облаков.
потока метеоритов. Через час после захода солнца наступила полная тишина.
Несмотря на это, я не мог выйти из камеры, так тяжело было состояние Зорина.
Он лежал с закрытыми глазами и каменным лицом и больше ни о чем не
спрашивал. Время от времени я осторожно брал его за руку. Его большое сердце
продолжало бороться. Поздно ночью он вдруг сказал:
концы...
Когда я вернулся, Зорин был мертв.
пошел к ангару автоматов. Вместе с ними три часа спустя я закладывал новые
сегменты рефлектора антенны, выпрямлял мачту, сваривал ее, натягивал канаты.
Все это я делал словно в каком-то странном сне.
сознания я чувствовал глубокое убеждение в том, что, если очень сильно
захотеть, я проснусь.
репродукторах послышался глухой шум.
чистым голосом:
местному времени "Гея" ложится на ваш курс и прибудет к астероиду через
двенадцать дней. Мы очень обеспокоены вашим молчанием. Будем вызывать вас
круглые сутки. Говорит Ирьола с борта "Геи" на шестой день после
установления связи с Белой Планетой. А сейчас будет говорить Анна Руис.
сбежал вниз с отчаянным криком:
просило, умоляло... Я очнулся. Это была Анна. Голос Анны.
попятился к лестнице, продолжая смотреть в его застывшее лицо. Лишь когда
Анна назвала меня по имени, я отвернулся от него. Ее голос доносился все
ближе. Поднимаясь по лестнице, я взглянул вверх и в открытом иллюминаторе
увидел Южный Крест, а дальше - бледное пятно: там сияли холодным ровным
светом Магеллановы Облака.