приятель, залезем на крышу. Отсюда ни черта не видно, даже дом не
разглядеть...
чердачный люк, подтянулся, проник в пыльное пространство под
ржавой железной кровлей, вылез на крышу через слуховое оконце и
залег за трубой. Мешали деревья, но кое-что он все же рассмотрел:
строение левей ворот - видимо, караульную; вольер, в котором
дремали четыре овчарки; подъездную дорогу, тянувшуюся к дому от
ворот, и сам дом - основательный особняк в два этажа, на высоком
гранитном фундаменте, с каменной широкой лестницей, что вела на
крыльцо, к распахнутым настежь дверям. Дом, собственно, мог
считаться трехэтажным - под изогнутой крышей была еще мансарда,
выходившая на балкон с резными перилами и шезлонгами. Особняк
располагался в глубине участка, метрах в семидесяти от стены, и
был окружен серебристыми елями, кустами жасмина и цветущих роз.
Справа поблескивала жидким серебром поверхность бассейна.
трое), Ким сказал:
пересаживаешь им матрицу Льва Толстого. Которую сформируешь по
моим воспоминаниям о читанных в школьные годы романах.
злу насилием. Стражи в отпаде, а я спокойно двигаюсь к дому и...
Судя по информации в твоей памяти, Толстой был офицером и
дворянином, потомком древнего воинственного рода. Не советую
использовать его инклин".
Львов Толстых? Для нынешнего литературного процесса это жуткий
шок! Хватит с нас одной Толстой Татьяны.
погрузился в собственные мысли.
рядом с шезлонгом, уселся, вытянул ноги, развернул газету. Сердце
Кима дрогнуло и сжалось; каким-то шестым, десятым или двадцатым
чувством он внезапно понял, что видит самого хозяина. За
дальностью расстояния он не мог разглядеть ни черт его, ни
одежды, лишь силуэт, что рисовался на застекленном фронтоне;
казалось, перед ним возникла тень или плоская кукла-марионетка,
которую дергает за ниточки незримый вожатый, заставляя шевелить
руками и дергать головой. Минут пятнадцать кукла листала газету,
потом движения ее замедлились, руки застыли, голова повернулась;
теперь Чернов глядел на руины типографии, словно предчувствуя,
что в них скрывается его заклятый враг.
Что собирается сделать? О чем он думает, глядя на лес и небо с
повисшим над соснами солнечным диском? О непокорной жене? О мести
ее возлюбленному?"
растаяв, особняк с фигурой на балконе и тут же появился снова -
уже не дом, а замок, цитадель из серого гранита с высокими
башнями-пилонами, что подпирали небеса - холодные, низкие,
угрюмые. Взвыл ветер, швырнул ледяную крупу меж зубцов парапета,
скользнул в раскрытое окно и закружил по темному мрачному залу...
Затанцевал вокруг человека-тени в черной длинной мантии...
готовился к битве.
устроенного в его усадьбе киммерийцем и серокожим, после гибели
Торкола и Фингаста сражение сделалось неотвратимой реальностью.
Гор-Небсехт уже знал, что мечи и топоры ваниров не смогут его
защитить, что он должен полагаться лишь на собственное колдовское
искусство, на мощь своих заклятий и смертоносных чар. Но
предстоящая схватка его не страшила, так как имелось много
способов разделаться с киммерийцем: скажем, превратить дикаря в
обезьяну, от коей этот варвар ушел не столь уж далеко. А
серокожего - в медведя!
шагами пространство между алтарем и распахнутыми настежь окнами.
Сейчас он был спокоен и собран; он не думал о походе на юг и о
зеленоглазой женщине с далекого острова - он готовился отстаивать
свою жизнь и свою власть. Ноздри его крупного носа раздувались,
темные глаза под кустистыми бровями грозно поблескивали, пальцы
непроизвольно шевелились, то ли стискивая чье-то горло, то ли
чертя в воздухе колдовские знаки.
думал Гор-Небсехт. - Гораздо лучше обратить обоих пришельцев в
камень... Да, в холодный камень, черный и гладкий! Изваяние
киммерийца он поставит рядом с алтарем, чтобы любоваться статуей
всякий раз, когда будет в этом чертоге... А серокожего, быть
может, и оживит... потом, спустя несколько дней после схватки...
Из него получится хороший слуга и страж; не стоит пренебрегать
бойцом, который может справиться с десятками опытных воинов. Но
сперва серокожему нужно обучиться покорности и побыть здесь, в
обширном и сумрачном зале, около статуи киммерийца".
касается самой магической процедуры, превращавшей живую плоть в
камень, то ее он помнил еще с тех дней, когда проходил
ученичество в Стигии.
сходны, отличаясь лишь деталями и произносимыми словами.
древние строфы:
мудрости", - подумал Гор-Небсехт. Хоть сам он отрекся от
почитания Великого Змея, но не стал служить никому другому...
никому, кроме себя самого. Так что Змей поможет ему во всяком
черном деле - недаром же он зовется Владыкой Смерти и
Прародителем Зла!
Развоплощения; их Гор-Небсехт тоже знал и помнил. Словно желая
проверить себя, он зашептал, стараясь не сотворить ненароком
жеста, освобождавшего магическую силу чар:
киммериец устоит против них? Не устоит! И быть ему камнем!
гордеца, нацелившего нож в глотку врагу. Ничтожному врагу!
расправиться с Эйримом, сделать так, чтобы Высокий Шлем был не
столь высок. А потом...
женщине, о рыжей ведьме с далекого острова.
идет, а ты не решил, что будешь делать!"
широкое окно и дверь сверкали золотом в лучах вечернего солнца.
Один из стражей направился к вольеру, выпустил собак; двое других
сунулись в караульную, вытащили столик, сели ужинать. Откуда-то
из-за кустов появилась еще пара мужчин в комбинезонах, с лопатами
- то ли рабочие, то ли садовники, то ли качки, решившие
поразмяться на цветочных клумбах. Бросили лопаты, подсели к
столу, закурили... Даши - ни следа, ни намека.
Зыков Виталий
Андреев Николай
Жюль Верн
Сапковский Анджей
Каменистый Артем
Конан-Дойль Артур