Он ничего не меняет ни в "Условиях Заселения", ни в наших отношениях с
Уррасом, разве что в нравственном аспекте - причем в нашу пользу. Но я
думаю, что мы - любой из нас - не готовы принять по этому вопросу какое-то
решение. Если никто из вас не возражает, я пока что снимаю этот вопрос.
бумаги - впервые за много лет. Интересно, что у него на уме?
тебя, что-то личное. Я думаю, завидует. Мы вас больше не будем сажать друг
против друга, а то вообще с места не сдвинемся. Хотя этот молодчик с
Северного Взгорья тоже не подарок. Диктат большинства, и кто силен - тот и
прав! Шев, добьемся мы, чтобы они поняли, чего мы хотим? Или мы только
усиливаем противодействие?
- доказать свое право действием, если словами не получится.
Анаррес я буду до посинения, но если бы мне пришлось это сделать, черт
возьми, я бы себе горло перерезал...
вечером, поедим вместе.
бы пойти. Улицы Аббеная были ярко освещены, казались чисто-начисто
отдраенными, кипели светом и людьми. Бедап был одновременно возбужден и
подавлен. Все, в том числе и его эмоции, сулило многое и в то же время не
удовлетворяло. Он отправился в барак в квартале Пекеш, где сейчас жили
Шевек и Таквер, и, как и надеялся, застал Таквер с малышкой дома.
несколько неожиданно, но все были ей очень рады. Она родилась маленькой и
сейчас, когда ей шел уже второй год, все еще оставалась маленькой, с
тонкими ручками и ножками. Когда Бедап держал ее, эти ручки, такие
хрупкие, что он мог бы переломить их одним движением руки, вызывали у него
не то смутный страх, не то смутное отвращение. Он очень любил Пилун, он
был очарован ее туманно-серыми глазами, его пленяла ее абсолютная
доверчивость, но каждый раз, как он прикасался к ней, он понимал - как
никогда не понимал раньше - в чем прелесть жестокости, почему сильные
мучают слабых. И поэтому - хотя он не сумел бы объяснить, почему "поэтому"
- он понимал и то, что раньше всегда казалось ему довольно бессмысленным,
и чем он раньше никогда не интересовался: родительское чувство. Когда
Пилун называла его "тадде", это доставляло ему совершенно необычайное
удовольствие.
двумя помостами. На полу лежали циновки; никакой другой мебели не было, ни
стульев, ни столов, только небольшая ширма, которой для Пилун отгораживали
место для игры или загораживали ее кровать. Таквер выдвинула длинный,
широкий ящик второго помоста и разбирала лежавшие в нем кучи бумаг. Когда
малышка поползла к Бедапу, Таквер со своей широкой улыбкой сказала:
добиралась до этих бумаг, каждый раз, стоило только мне разложить их по
порядку. Я через минутку закончу... ну, через десять минут.
здесь. Иди сюда, Пилун. Иди ножками - вот умница! Иди ножками к тадде
Дапу. Вот и попалась!
рассматривала его руку. Бедап стеснялся своих ногтей, так и оставшихся
деформированными, хотя он уже не грыз их, поэтому он сначала сжал руку в
кулак, чтобы спрятать ногти; потом ему стало стыдно, что он стесняется, и
он разжал руку. Пилун похлопала по ней.
спокойно.
статье. Хочешь попить?
строго, как пять лет назад. Фруктовые сады Северного Взгорья пострадали от
засухи меньше и оправились быстрее, чем районы, где выращивали зерновые, и
в прошлом году ограничения на потребление сушеных фруктов и фруктовых
соков были сняты. На затененном окне у Таквер стояла бутылка сока. Она
налила каждому по полной чашке. Чашки были глиняные, довольно неуклюжие -
их сделала в школе Садик. Таквер села напротив Бедапа и, улыбаясь,
посмотрела на него.
поверхности жидкости.
том, что эта работа мне нравится и я хорошо умею ее делать. И другой такой
работы в Аббенае нет. Но нельзя быть членом исследовательского коллектива,
который решил, что ты - не член его.
дверь, словно опасаясь, что Шевек стоит там и все слышит. - Некоторые из
них просто невероятны! Ну, ты сам знаешь. Не стоит об этом говорить.
Я, и Шев, и Скован, и Гезач, и все остальные, кто проводит почти все время
в типографии и в радиобашне, - мы не работаем по распределению и поэтому
мало сталкиваемся с людьми, не входящими в Синдикат Инициативы. Я много
бываю в КПР, но это - особая ситуация. Там я ожидаю противодействия,
потому что сам его вызываю. А с чем столкнулась ты?
настоящей ненавистью. Руководитель моего проекта со мной больше не
разговаривает. Ну, это-то невелика потеря. Он вообще дубина. Но некоторые
другие высказывают мне, что они думают... Есть одна женщина, не в
лаборатории, здесь, в бараке. Я вхожу в квартальный сантехнический
комитет, и мне надо было с ней поговорить по делу. Она мне даже слова
сказать не дала. "Ты в эту комнату даже и не суйся, знаю я вас, предатели
проклятые, интеллектуалы, эгоисты" - и так далее, и тому подобное, а потом
захлопнула дверь у меня перед носом. Это было нелепо. - Таквер невесело
засмеялась. Пилун, свернувшаяся клубочком на руках у Бедапа, увидела, что
она смеется, и улыбнулась, а потом зевнула. - Но знаешь, это было страшно.
Я трусиха, Дап. Я не люблю злобы. Я даже не люблю неодобрения!
надежно, - это одобрение наших соседей. Архист может нарушить закон и
надеяться, что увернется от наказания, но обычай невозможно "нарушить"; на
нем построена вся жизнь человека с другими людьми... Мы только теперь
начинаем чувствовать, что значит быть революционерами, как сказал Шев
сегодня на собрании. И это, оказывается, неуютно.
одна женщина в омнибусе - не знаю, где мы с ней раньше встречались, я
думаю, где-нибудь на работах десятого дня - так вот она сказала: "Наверно,
чудесно жить с великим ученым, это, должно быть, так интересно!" А я
сказала, что да, по крайней мере, всегда есть, о чем поговорить... Пилун,
деточка, не засыпай! Скоро придет Шевек, и мы пойдем в столовую. Дап,
потряси ее. Ну, во всяком случае, понимаешь, она знала, кто такой Шев, но
не осуждала и не злобствовала, а была очень мила.
чудно, потому что они, так же, как и я, не могу понять его книги. Он
считает, что несколько сот человек понимают. Те студенты в Региональных
Институтах, которые пытаются организовать курсы Теории Одновременности.
Я-то лично считаю, что хорошо, если несколько десятков. И все же люди
знают о нем, у них такое чувство, что им можно гордиться. Я считаю, что
хоть это Синдикат сумел сделать, даже если мы больше ничего не добились.
То, что мы напечатали работы Шева. Это, может быть, самое умное из всего,
что мы сделали.
страшно близко подобрался к основному связующему началу общества - боязни
чужих. Там сегодня был один молодой парень, так он открыто угрожал
насильственными репрессиями. Вариант, конечно, убогий, но он увидит, что
другие готовы его принять. И эта Рулаг, черт побери, она - сильный
противник!
мать.
дело обычное. Если не считать чувств Шева. У него такое чувство, что он
потерял что-то жизненно необходимое - и он, и отец. Он не делает на этом
основании принципиальный вывод, что родители всегда должны оставаться с
детьми, и всякое такое. Но то, как для него важна верность - это,
по-моему, происходит именно отсюда.
уснула у него на коленях, - явно необычно, так это ее отношение к нему!
Березин Федор
Володихин Дмитрий
Конюшевский Владислав
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман