Чтение 71–й страницы книги ~Валентин Понтифекс~

леди Эльсинома...

- Достойная мать у столь достойного сына, - промолвила Леди. Это были
первые ее слова, и ее голос показался Хиссуне самым красивым из слышанных
им до сих пор - богатым, спокойным, мелодичным. - Подойдите ко мне,
Эльсинома.

Очнувшись от полного оцепенения, Эльсинома пошла по гладкому
мраморному полу, а Леди двинулась ей навстречу, и они встретились у
восьмиугольного бассейна в центре комнаты. Здесь Леди заключила Эльсиному
в свои объятия и крепко прижала к себе; а когда женщины отступили друг от
друга, Хиссуне увидел, что его мать сейчас похожа на человека, долго
блуждавшего в потемках и вырвавшегося, наконец, к солнечному свету. Глаза
ее сияли, лицо покрывал румянец, и в ней не осталось ни тени робости или
благоговейного трепета.

Теперь она повернулась в сторону Лорда Валентина и начала делать знак
звездного огня, но он остановил ее, как и Хиссуне, перехватил руку и
сказал:

- Нет необходимости, сударыня.

- Мой лорд, это мой долг! - твердо возразила она.

- Нет, уже нет. - Коронал улыбнулся в первый раз за все утро. - Все
эти жесты и поклоны - для публики. Здесь они не нужны.

Хиссуне же он сказал:

- Я бы, пожалуй, тебя не признал, если бы не был уверен, что именно
ты появишься здесь сегодня. Мы так долго не виделись, что стали совсем
чужими, или это мне кажется?

- Прошло несколько лет, мой лорд, надо сказать, непростых, - ответил
Хиссуне. - Время всегда несет с собой перемены, а такие годы меняют очень
многое.

- Да, так и есть. - Подавшись вперед, Валентин так пристально
всмотрелся в Хиссуне, что тот несколько смешался. После продолжительной
паузы Коронал заговорил снова:

- Когда-то я думал, что хорошо тебя знаю. Но Хиссуне, которого я знал
еще мальчиком, под маской озорника скрывал робость. А тот, которого я вижу
перед собой, стал мужчиной - даже принцем, - и робость в нем осталась, но
самую малость, а озорство, я думаю, переросло в нечто более глубокое -
может быть, лукавство. Или даже - в государственный ум, если верить
получаемым мной сообщениям, а я склонен считать, что они не лгут. Кажется,
я все-таки вижу того мальчика где-то внутри тебя. Но разглядеть его далеко
не просто.

- И мне нелегко увидеть в вас, мой лорд, того человека, который
однажды нанял меня провожатым по Лабиринту.

- Что, я так сильно изменился, Хиссуне?

- Да, мой лорд, мне страшно за вас.

- Бойся за Маджипур, если тебе так нужно за что-нибудь бояться. Не
трать на меня своих страхов.

- Я боюсь за Маджипур, сильно боюсь. Но как вы можете просить меня не
бояться за вас? Ведь вы - мой благодетель, мой лорд. Я всем вам обязан. А
когда я вижу вас в таком унынии, таким мрачным...

- Времена мрачные, Хиссуне. Состояние мира отразилось на моем лице.
Но, возможно, впереди всех нас ожидает весна. Скажи мне: что нового на
Замковой Горе? Я знаю, что лорды и принцы вынашивают там грандиозные
планы.

- Вы правы, мой лорд.

- Тогда рассказывай!

- Вы понимаете, мой лорд, что все эти прожекты должны быть одобрены
вами, что Регентский Совет не осмелится предпринять...

- Разумеется. Расскажи, что предлагает Совет.

Хиссуне глубоко вздохнул и начал:

- Во-первых, одной армией мы хотели бы закрыть все границы Пьюрифайна
и окружить его, чтобы не допускать дальнейшего распространения метаморфами
болезней и других напастей.

- Окружить Пьюрифайн, ты сказал, или вторгнуться туда? - спросил Лорд
Валентин.

- В основном, окружить, мой лорд.

- В основном?

- Как только мы установим контроль над границами, планируется войти в
провинцию для поисков мятежника Фараатаа и его сообщников.

- Ага. Захватить Фараатаа и его сторонников! А что с ними будет;
когда их схватят, в чем я сильно сомневаюсь, памятуя свой собственный опыт
блужданий по джунглям?

- Они будут осуждены.

- И ничего больше? И казни зачинщиков не будет?

- Мы не дикари, мой лорд!

- Да-да, конечно. И целью вторжения будет исключительно захват
Фараатаа?

- Ничего больше, мой лорд.

- И никаких попыток свергнуть Данипьюр? Никакой кампании по полному
истреблению метаморфов?

- Такого даже не предполагалось!

- Понятно. - В голосе Валентина звучали странные, почти насмешливые
нотки; Хиссуне еще ни разу не слышал, чтобы он так разговаривал. - А какие
еще намерения у Совета?

- Армия умиротворения займет Пилиплок - без кровопролития, если то
будет возможно - и возьмет под контроль другие города и провинции,
которые, возможно, откололись от правительства. Кроме того, необходимо
обезвредить различные незаконные формирования, которые расплодили во
многих местах лже-Короналы, и, если представится возможность, привлечь их
на службу государству. Наконец военная оккупация тех провинций, которые
откажутся участвовать в недавно утвержденной программе распределения
запасов продовольствия среди пораженных зон.

- Весьма всеобъемлющие планы, - сказал Валентин все тем же необычным
голосом. - А кто возглавит эти армии?

- Совет предложил разделить командование между лордом Диввисом,
лордом Тунигорном и мной, - ответил Хиссуне.

- А я?

- А вы будете осуществлять верховное командование над всеми войсками,
мой лорд.

- Да-да, конечно. - Взгляд Валентина стал отсутствующим, возникла
продолжительная пауза, в течение которой он, казалось, взвешивает все
сказанное Хиссуне. В жесткой и сдержанной манере Коронала задавать вопросы
было что-то настораживающее: создавалось впечатление, что Лорд Валентин
знал не хуже Хиссуне, к чему ведет разговор, и Хиссуне поймал себя на том,
что боится продолжения беседы. Глаза Коронала загорелись странным блеском,
и он снова обратил свой взгляд на Хиссуне. - Это все, принц Хиссуне?

- Еще одно, мой лорд.

- Что именно?

- Командующим армии, предназначенной для занятия Пилиплока и других
мятежных городов, должен быть Коронал.

- Коронал, как вы только что сказали, будет верховным
главнокомандующим.

- Нет, мой лорд. Верховным главнокомандующим должен быть Понтифекс.

Наступившая тишина казалась нескончаемой. Лорд Валентин стоял почти
без движения: его можно было принять за статую, если бы не подрагивание
ресниц и подергивание щеки. Хиссуне напряженно ждал, не смея заговорить.
Уже сейчас, когда все было сказано, он поражался тому отчаянному
безрассудству, с каким осмелился предъявить Короналу ультиматум. Но что
сделано, то сделано. Слова обратно уже не взять. Если Лорд Валентин в
гневе лишит его всех званий и отправит обратно в Лабиринт попрошайничать
на улицах, пусть будет так: что сделано, того не воротишь.

Коронал засмеялся.

Этот смех возник где-то глубоко и, как гейзер, поднимался через грудь
к губам: громоподобный, раскатистый смех, подходящий больше великанше
Лизамон Хултин или Залзану Каволу, а никак не учтивому Лорду Валентину.
Коронал смеялся и смеялся, и Хиссуне даже начал побаиваться, уж не лишился
ли он рассудка, когда смех утих резко и внезапно, и ничто не напоминало о
необузданном веселье Валентина, кроме странной, неопределенной улыбки.

- Отлично задумано! - воскликнул он. - Ах, до чего отлично задумано,
Хиссуне!

- Мой лорд?

- Скажи-ка мне, кто должен стать новым Короналом?

- Мой лорд, вы должны понять, что это лишь предложения... ради
улучшения работы правительства во время кризиса...

- Да, конечно. Но спрашиваю еще раз: кого предлагается выдвинуть на
мое место ради улучшения работы правительства?

- Мой лорд, выбор преемника всегда остается за бывшим Короналом.

- Да, конечно. Но кандидаты в Короналы - их разве не предложили
высокие советники и принцы? Наиболее вероятным преемником был Элидат, но
вы знаете, я думаю, что Элидат погиб. Итак, Хиссуне, кто же тогда?

- Обсуждалось несколько имен, - тихо сказал Хиссуне. Он отводил глаза
от лорда Валентина. - Но если вам неприятно слушать, мой лорд...

- Итак, несколько имен. Кто именно?

- Во-первых, лорд Стасилейн. Но он тут же заявил, что не желает быть
Короналом. Во-вторых, лорд Диввис...

- Диввис ни в коем случае не должен стать Короналом! - резко перебил
его лорд Валентин, мельком взглянув на Леди. - Он обладает всеми
недостатками моего брата Вориакса, но не имеет ни одного из его
достоинств, кроме, пожалуй, доблести и определенной напористости. Но этого
недостаточно.

- Было названо еще одно имя, мой лорд.

- Твое?

- Да, мой лорд, - сдавленным шепотом подтвердил Хиссуне. - Мое.