Чтение 71–й страницы книги ~Где ты, маленький "Птиль"~

Когда все разошлись, и Оли из малочисленных продуктов Ир-фа
"сообразила" нам завтрак, папа потом отправился "погулять по городу", а я
настолько смутился оттого, что мы остались одни, вдвоем, что сразу же
затараторил, пытаясь рассказать Оли обо всем, что произошло с того момента,
когда она вторично, пусть и наполовину, спасла меня, тяжело ранив а,Грипа, а
я оказался в лапах а,Урка. Кое о чем она уже знала по телеку, но слушала
внимательно, иногда с загадочной какой-то улыбкой. Когда я рассказал ей, как
кончились мои мытарства и я, "сдав" Рольту Реста и Митара, с помощью геллов
попал в Тарнфил, я продолжал ей рассказывать кое-что о "положении дел", то
есть то, что она по телеку узнать не могла, а знать очень хотела.
Мы сидели не совсем рядом, но, в общем-то, рядом на маленьком диванчике
Ир-фа, и Оли слушала меня очень внимательно, лишь изредка перебивая, чтобы
что-то уточнить, а когда я закончил, закрыла глаза и молчала целую вечность,
и, чтобы не мешать ей, молчал и я. Не знаю уж, почему, не сразу, но я тоже
закрыл глаза, машинально теребя ухо Сириуса, а он, лежа на спине, нехотя
отбивался от моей руки лапой. В какой-то момент я открыл глаза и несколько
секунд смотрел на отрешенное лицо и по-прежнему закрытые глаза Оли, и, хотя
губы ее были слегка приоткрыты и абсолютно неподвижны, я услышал вдруг, как
она тихо произнесла: "Поцелуй меня", и тут же ее губы оказались рядом, и я
поцеловал ее осторожно и долго, чувствуя, как я весь обмираю, а голова моя
мягко кружится, кружится, кружится...
Я очнулся, чувствуя, что сижу рядом, слегка выгнувшись и положив голову
на спинку дивана открыв один глаз, я увидел, что Оли сидит точно так же,
как и я, -- запрокинутая голова на спинке дивана, -- и почувствовал ее
прохладную ладонь на моей влажной ладони. Все это время мы оба слышали
отдаленные взрывы и стрельбу, и неожиданно звуки боя стали громче: опять шел
основательный бой возле одного из входов в нижний город. Оли резко встала,
походила по комнате и наконец сказала:
-- Конечно, мне все понятно -- война, но это будет просто безобразие,
если мы с тобой своими глазами не увидим, как будет происходить главная
операция.
Я немного помолчал (приходя в себя, но уже хорошо понимая, о чем она
говорит) и наконец сказал:
-- Да, это необходимо видеть. Не сидеть же в квартире! Но как это
сделать, если нам даже позволят?
-- Позволят, -- сказала она. -- Я буду настаивать.
-- Но сделать-то это как?
-- Машина у нас есть. Мне кажется, что операция начнется в сумерках,
чтобы и до появления дыма квистор ничего не мог разглядеть. Мы тоже могли бы
прилететь и сесть где-нибудь чуть дальше, чем будут разворачиваться
космолеты. Ну и достать сильные подзорные трубы. Вот и все. Жаль Латора.
-- Почему жаль? Ар-кут сказал, у него крепкий организм.
-- Да он, придя в себя окончательно, будет рвать и метать, что война
оканчивается без него!
-- А-а, это? -- сказал я. -- Это верно. Он взрывной гелл, смелый до
ужаса. Представляешь -- швырять мины-присоски, будучи в нескольких
сантиметрах от быстро летящего космолета, -- прямо в него?!
-- Представляю, но очень плохо, -- сказала Оли.
Она глядела на меня в упор, и глаза у нее были немного странные, будто
с какой-то пленочкой... Очень странные глаза.
-- Ну что, наговорились? -- таким же странным голосом сказала она. --
Наговорились всласть, да? Мы с тобой так часто видимся, да? И так часто
бываем вдвоем, одни, да? И я так часто прилетаю к тебе с подводной лодки?
Опусти руки. Закрой глаза. Закрыл?
И тут же я стал куда-то уплывать, уплывать: я почувствовал ее руки у
себя на шее и губы, коснувшиеся моих, мягкие, чуть влажные... Меня
покачивало, я будто тихо взлетел в воздух и плыл, дрожа и покачиваясь, плыл,
плыл, долго...
... Это было, ну, страшно, что ли, больно, когда скрип двери оттолкнул
нас с Оли друг от друга. Папа влетел, как вихрь, и тут же врубил телек.
-- С улицы услышал, из окна! -- крикнул он. -- Слушайте!
"... Таким образом, города -- Калихар, Ромбис и Лукус целиком находятся
в руках повстанцев. Власти города частично погибли в боях, частично взяты в
плен. Войска квистора, пытавшиеся вернуть эти города, разбиты, их
немногочисленные остатки отступили глубоко в леса и, допустимо, будут
стараться примкнуть к остаткам войск близ Тарнфила. Маленькие города в
предгорьях, на границе пустыни и по обоим берегам моря -- свободны от войск
и властей квистора. По поступившим сведениям военачальники квистории, ранга
взятого в плен Патра, во время боев почти все убиты или взяты в плен. Двое
-- еще среди войск Горгонерра, пятеро -- в подземном укрытии квистора. Кроме
ранее уничтоженных капитаном Рольтом подлодок, остальные в разное время
приняли сторону повстанцев, и из их экипажей созданы два мощных отряда,
которые приступают к сухопутным военным действиям".
-- Похоже, сынок, -- папа улыбался, как ясное солнышко, -- один, два,
ну, три дня -- и мы маханем на Землю, а?! -- Он хохотнул.
Я закивал, папа запел что-то веселое, и я услышал, как Оли, поджав
ноги, сидя на диванчике, прошептала: "Да. Скоро вы улетите" она это именно
прошептала, не очень тихо, но и ни к кому не обращаясь, и, хотя мне вполне
передалось и настроение диктора по телеку, и папина веселость, я от слов Оли
весь сжался, напрягся, и что-то заныло во мне, острое и тоскливое до слез.
Не знаю, но к этому ощущению примешивалось и чувство какой-то вины, ведь
улетал-то я, я к этому стремился, каждую минуту, каждую секунду, даже если и
не думал об этом буквально. Нельзя сказать, что в этот момент я заметался,
нет, наоборот, я как-то скис от необыкновенной мешанины таких разных чувств
и тоже уселся в угол дивана, дальний от Оли, и замер, тупо глядя в
неработающий телек. Я долго сидел молча, не шевелясь и не реагируя на
попытки Сириуса поиграть со мной, тогда он с теми же намерениями
переметнулся к Оли, и по тому, как она "отреагировала" на его приставания, я
понял, что она-то точно спит, уснула. Неизвестно еще, как она спала в ночь
перед вылетом с подлодки.
Как это ни странно -- я тоже уснул. Проснулся я не знаю через сколько:
брякала посуда, Оли накрывала на стол. Она улыбнулась мне. Я, сонный еще,
встал с дивана, подошел к ней и как-то неуклюже коснулся ладонью ее щеки. Мы
скромно пообедали, оказалось, что Оли приготовила относительно большой обед
в расчете на Ир-фа, Орика и Пилли, но, когда они явились снова вместе с
а,Тулом, а,Шартом, Фи-лолом, Рольтом, Ки-олом и еще каким-то огромным,
крупнее Рольта, очень загорелым политором, Оли растерялась.
-- И я так и не понимаю, уль Ир-фа, как это могло произойти?! Это же
глупость, близкая к самоубийству. -- Он заговорил почти грубо. Ну, этот
огромный незнакомый политор.
Совершенно спокойно, даже несколько тихо Ир-фа сказал:
-- Я бы посоветовал вам, уль Сатиф, познакомиться сначала с нашими
гостями с Земли.
Наверное, потому, что этот уль Сатиф ощущался мною важной персоной
среди повстанцев и при этом был огромен и грубоват, я увидел вдруг на его
лице такое смущение, какого, пожалуй, и в жизни-то не видел. Его загорелое,
с краснотой лицо, казалось, стало еще более красным, и тут Оли поддала жару:
-- Такой огромный и такой грубый! -- сказала она. -- И со мной ни
слова, будто мы и не знакомы.
Он, этот уль Сатиф, умоляюще сложил ладони, прижал их к груди и
смотрел, даже как-то съежившись, на нее так, будто еще секунда, и он
уменьшится в размерах вдвое.
Мы с папой встали, и уль Сатиф почти нежным голосом сказал:
-- Я очень-очень-очень прошу меня извинить... уль Владимир и... уль
Митя. Меня зовут Сатиф, я, я... видел вас по стереовидению, много слышал о
вас, но... когда вы прибыли на нашу несчастную Политорию, я уже был в лесах,
готовился к боям.
Он положил нам с папой поочередно на плечи свою огромную лапищу, и мы
сделали то же самое, мне, правда, больше, чем папе, пришлось при этом встать
на цыпочки.
-- Уль Сатиф, -- сказал Орик, как бы представляя нам нового политора,
-- как и я -- член оппозиции, то есть -- член правительства, но куда более
энергичный, чем я. Это, так сказать, наш огонь, -- добавил он с оттенком
иронии.
Знакомство состоялось, и с той же невероятной скоростью этот
застенчивый гигант превратился в прежнего резкого политора.
-- Так в чем же дело, уль Ир-фа?! -- вновь сказал он. -- Мы стараемся
изо всех сил, проливаем кровь, вы сами, думая о будущем Политории и боясь
бегства этой дряни -- квистора в космос, разработали сложнейшую систему
консервации "гнезда", и вы не смогли уследить за идиотской телепередачей,
телесообщением, которое, конечно же, слышал и квистор, способный тут же
удрать от нас, потому что телесообщение -- это крик радости от почти
завоеванной победы. А вашей операции еще не было.
Казалось уль Сатиф, хоть на секунду, но выдохся, и тогда я услышал
вновь спокойный и тихий голос Ир-фа:
-- Уль Сатиф. Я понимаю ваше негодование, более того, я разделяю его,
но я вынужден напомнить вам два обстоятельства. Первое: в повстанческом
движении никто не делил посты, они возникли стихийно и, вероятно,
справедливо. Не знаю, верно ли я определяю свое место в общем деле, но ваше
значительней. Однако это не дает вам права говорить со мной в таком тоне.
-- Но...
-- Второе. Я буду крайне удивлен, если узнаю от вас, что вы не в курсе
дела, кто именно отвечает за телепередачи с того момента, как телестудия
удерживается нашими войсками. По крайней мере, вы знаете, что это не я и
никто из присутствующих.
-- Но, уль Ир-фа.
-- Прошу не перебивать меня. Два уточнения. Сразу же после передачи уль
Орик побывал на студии, навел там порядок, и уже было передано сообщение,
что информация была не очень точной, и в некоторых районах -- они названы --
бои идут с прежним напряжением.