платья, пропитанный спиртом и пышущий жаром.
мистер Гаппи.
встревоженный, - как бы ему когда-нибудь не пришлось заснуть навеки.
встряхивая старика. - Хелло, ваша милость! Да его тут пятьдесят раз ограбить
можно! Откройте глаза!
будто ничего не видит - даже посетителей. Он закидывает ногу на ногу,
складывает руки, жует потрескавшимися губами, но кажется столь же
нечувствительным ко всему окружающему, как и раньше.
милорд-канцлер? Я привел к вам своего приятеля по одному дельцу.
признаков сознания. Спустя несколько минут он делает попытку встать.
Приятели помогают ему, и он, пошатываясь, встает и, прислонившись к стене,
смотрит на них, выпучив глаза.
растерявшись. - Как поживаете, сэр? У вас прекрасный вид, мистер Крук.
Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
пространство и, с трудом повернувшись, припадает лицом к стене. Так он стоит
минуты две, прижимаясь к стене всем телом, потом ковыляет, пошатываясь,
через всю лавку к наружной двери. Воздух, движение в переулке, время или все
это вместе, наконец, приводит его в себя. Он возвращается довольно твердыми
шагами, поправляет на голове меховую шапку и острым взглядом смотрит на
посетителей.
бывает меня разбудить.
Крук.
медленно опрокидывает вверх дном.
здесь самовольно угостился!
Гаппи. - Вы разрешите мне снова наполнить ее для вас?
разрешу! Нечего и говорить! Ступайте в "Солнечный герб"... это здесь
близехонько... возьмите "лорд-канцлерский" джин, четырнадцать пенсов
бутылка. Будьте спокойны, кого-кого, а меня там знают!
согласившись выполнить поручение, поспешно уходит, кивнув другу, и столь же
поспешно возвращается с полной бутылкой. Старик берет ее на руки, словно
любимого внука, и нежно поглаживает.
вовсе не "лорд-канцлерский" - четырнадцать пенсов бутылка. Этот стоит дороже
- восемнадцать пенсов!
пахнув на приятелей своим горячим, как пламя, дыханием. - Вы прямо
владетельный барон какой-то.
первым попавшимся именем, как "мистера Уивла", и объясняет, с какой целью
они пришли. Крук с бутылкой под мышкой (он никогда не бывает ни совсем
пьяным, ни вполне трезвым) не спеша разглядывает предложенного ему
квартиранта и как будто остается доволен им.
комната! Недавно побелили. Вымыли ее мылом и содой. Ха! Стоит вдвое дороже,
чем я за нее беру, не говоря уж о том, что вы можете болтать со мной когда
угодно; да еще кошка в придачу - мышей ловит на славу.
каморку, которая теперь действительно чище, чем была раньше, и обставлена
кое-какой подержанной мебелью, извлеченной стариком из его неисчерпаемых
складов. Условие заключают быстро, - ибо "лорд-канцлер" не хочет торговаться
с мистером Гаппи, который по роду своих занятий имеет отношение к Кенджу и
Карбою, тяжбе "Джарндисы против Джарндисов" и другим знаменитым судебным
делам, - и договариваются, что мистер Уивл переберется на следующий день.
Покончив с этим, мистер Уивл и мистер Гаппи направляются в переулок
Кукс-Корт, выходящий на Карситор-стрит, где мистер Гаппи представляет
мистера Уивла мистеру Снегсби и (что еще важнее) добивается одобрения и
сочувствия миссис Снегсби. Затем они докладывают о своих успехах
достославному Смоллуиду, который ждал их в конторе и специально для этой
встречи напялил свой высоченный цилиндр, затем расстаются, причем мистер
Гаппи объясняет, что охотно завершил бы угощение приятелей, сводив их на
свой счет в театр, но, к сожалению, в человеческой душе есть такие струны,
что это удовольствие превратится для него в горькую насмешку.
приходит в дом Крука вечером, когда уже темнеет, и обосновывается в своем
новом жилье, а два глаза в ставнях дивятся на него, когда он спит, и прямо
надивиться не могут. На другое утро мистер Уивл, расторопный, но ни на что
не годный молодой человек, просит у мисс Флайт иголку с ниткой, а у хозяина
молоток и принимается за работу: изобретает нечто вроде занавесок, прибивает
что-то вроде полок и развешивает две принадлежащие ему чайные чашки,
молочник и прочую сборную посуду на нескольких гвоздиках, уподобляясь
потерпевшему кораблекрушение моряку, который пытается как-то скрасить свое
жалкое положение.
считая белокурых бакенбард, внушающих ему такую привязанность, какую лишь
бакенбарды способны пробудить в сердце мужчины), - что ему всего дороже, так
это избранная коллекция портретов, входящих в состав одной истинно
национальной серии гравюр на меди, именуемой "Богини Альбиона *, или Галерея
Звезд Британской Красоты", - гравюр, на которых титулованные и светские дамы
изображены во всем разнообразии деланных улыбок, какое только может создать
искусство при содействии капитала. Этими великолепными портретами, которые
были незаслуженно погребены в шляпной картонке во время его уединенной жизни
на огородах, он и украшает свое помещение, а так как "Галерея Звезд
Британской Красоты" одета в самые разностильные и фантастические костюмы,
играет на самых разнородных музыкальных инструментах, ласкает собачек самых
различных пород, делает глазки самым разнообразным пейзажам и располагается
на фоне самых разнокалиберных цветочных горшков и балюстрад, результат
получается совершенно умопомрачительный.
слабость к высшему свету. Взять как-нибудь вечерком в "Солнечном гербе"
вчерашнюю газету и читать про избранные и блестящие метеоры, мчащиеся во
всех направлениях по светским небесам, - вот что приносит ему несказанное
утешение. Читать о том, что такой-то член такого-то избранного и блестящего
круга совершил избранный и блестящий подвиг, присоединившись к этому кругу
вчера, или предполагает совершить не менее избранный и блестящий подвиг,
вознамерившись покинуть его завтра, - вот что вызывает в мистере Уивле
трепет восторга. Ведь знать, как проводит время "Галерея Звезд Британской
Красоты" и как она собирается его проводить, знать, какие свадьбы
устраиваются в этой Галерее и какие в ней ходят слухи, - это все равно, что
соприкасаться с самыми прославленными из судеб людских. Почерпнув такого
рода новости из светской хроники, мистер Уивл переводит взор на портреты тех
лиц, о которых он читал, и смотрит на них с таким видом, словно он знаком с
оригиналами этих портретов, а они знакомы с ним.
вроде уже упомянутых, умеет готовить себе пищу и убирать за собой, умеет и
столярничать, а когда вечерние тени ложатся на переулок, проявляет
склонность к общительности. В эти часы, если только его не навещает мистер
Гаппи или другой похожий на него юнец, всунутый в темный цилиндр, мистер
Уивл выходит из своей убогой каморки, - где находится унаследованная им
деревянная пустыня письменного стола, испещренная пятнами от чернильного
дождя, - и беседует с Круком или "запросто болтает", как хвалебно отзываются
в переулке, с каждым, кто пожелает завязать с ним разговор. Поэтому миссис
Пайпер, которая играет в переулке ведущую роль, не может не сделать двух
замечаний, к сведению миссис Перкинс: во-первых, если ее Джонни будет носить
бакенбарды, ей хотелось бы, чтобы они были точь-в-точь такими, как
бакенбарды нового жильца, и, во-вторых, "попомните мои слова, почтеннейшая
миссис Перкинс, и не удивляйтесь, дорогая, если в конце концов деньги
старого Крука достанутся этому молодому человеку!"
ГЛАВА XXI
хотя одна из ее возвышенностей и носит название "Приятный холм" *, карлик
Смоллуид, нареченный при крещении Бартоломью, а в лоне семьи именуемый
Бартом, проводит те немногие часы, которые у него не отнимает служба и все
связанное с нею. Он живет на узкой уличке, всегда безлюдной, темной, мрачной
и, словно склеп, со всех сторон плотно обложенной кирпичами; а ведь тут
когда-то росли леса, но от них сохранился лишь один пень, запах которого
почти так же свеж и не испорчен, как аромат юности Смоллуида.
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Орлов Алекс
Доценко Виктор
Куликов Роман
Лукин Евгений