Кашин оформил ее без рекомендаций, забыв даже в приказе указать месячный
испытательный срок. О такой решительности и смелости Валентина Афанасьевича
можно было только строить догадки.
замерла на пороге, держа за спиной сумочку. Кашин вопросительно на нее
посмотрел, но она молча дала ему возможность разглядеть ее, стоящую напротив
окна, получше. Не шибко красивое, слишком грубо слепленное и простоватое
лицо с излишне сплющенным носом и маленькими, как их ни подводи, глазками,
лишь слегка компенсировалось светлой и безмятежной улыбкой. Но фигура!
Назвать ее Венерой -- значило бы обидеть, поскольку Светлозерская имела
основания для демонстрации собственного стандарта красоты. Фигура ее, от ног
до шеи, дышала здоровьем, гармоничной отточенностью линий и неповторимым
сочетанием неподкупного целомудрия с немедленной готовностью. Сдержанный
Кашин глотнул воздух и чуть не захлебнулся. Он просто присох к ней, заставил
себя глянуть в окно, но то и дело пробегал глазами по вошедшей сверху вниз и
снизу вверх и снова как бы равнодушно отворачивался. Теперь, после паузы,
поняв, что она победила, Светлозерская скромно произнесла:
основательно прогуляться глазами по вошедшей.
значительно проворней, чем обычно. -- Сделаем так: садитесь за мой стол,
заполняйте анкету.
Валентин подошел к аквариуму так, чтобы ему было видно эти ноги и выше, и
начал сыпать рыбкам корм. Они устремились к его руке.
с личного на интимный -- и еще того хуже. Красивых женщин он панически
боялся, терялся и краснел. Отсюда он делал вывод, что некрасивых добиться
легче. Лицо у новенькой было некрасивое, и завредакцией мгновенно решил, что
это очень удачно: с одной стороны, она ему понравилась, а с другой -- она
некрасива. Стало быть, не будет чересчур много о себе воображать и оценит
глубину будущего чувства его, Кашина.
то в анкету, то на Светлозерскую. -- Значит, Мария Абрамовна?..
все звали Инной.
Марусю просто готова глаза выцарапать, -- она с улыбкой показала, как она
это сделала бы. -- Я и с мужем-то последним разошлась частично из-за этого.
наклонился. -- Сделаем так: я эту тайну оставлю в сейфе, возьму грех на
душу, как ответственный за кадры... Только вот отчество у вас странное...
для русской...
еврейку. Была она патриархальной славянкой, и от имени ее отца Абрама
Пешкова, дальнего родича великого писателя Алексея-Максима Пешкова-Горького,
ничем не веяло, кроме православной волжской дремучей старины. Инна привезла
с Волги русые волосы, стянутые в старомодный узел, который ей шел, и хромоту
оканья, которую евреям, при всей их переимчивости, освоить не дано.
так настроился ее взять, что некоторые изъяны (например, неудачливую
семейную жизнь) оценил как плюс лично для себя, а другие (вроде отсутствия
московской прописки) принял как выгодный шажок для последующего. Он, Кашин,
сможет пробить ей прописку, если она хорошо себя зарекомендует.
области. Решив развестись со своим вторым мужем Грязновым, она начала новую
жизнь и приехала в столицу. Тут, на улице Горького, Инна приняла свою
излюбленную позу статуи современной Афродиты с сумочкой за спиной. К ней
сразу стал клеиться итальянец, вышедший с Центрального телеграфа, как
оказалось, технический представитель фирмы "Оливетти", заключившей контракт
на поставку специальной мебели для ЦК КПСС. Инна встречалась с Альдо у него
в номере гостиницы "Берлин" дважды в неделю в течение трех месяцев, и хотя
он плохо говорил по-русски, а Светлозерская ограничивалась в итальянском
одним "чао!", она чувствовала, что он открыл ей мир страстей, до этого никем
ей не объясненный. Инну взяла на учет служба внешнего наблюдения. Прошлого у
нее не было, итальянец поставлял оборудование в ЦК, и обижать его не было
указаний. Предполагалось, что после его отъезда Инна будет встречаться с
другими иностранцами. И тогда органы решат, что с ней делать. Но едва Альдо
уехал, Инна из Москвы исчезла.
она родила итальянцу сына, честно все сообщив грязновой матери. Бабка,
однако, привязавшись к мальчику, немедля после отъезда бывшей снохи
ухитрилась в местном ЗАГСе черноволосого худенького мальчика усыновить за
поднесенную курицу и два десятка отборных яиц. А с Инны теперь в каждый ее
приезд требовала денег только на поддержание временной прописки, за которую
надо давать взятку трояк в месяц участковому оперу.
скучности окружающей ее действительности согласилась выйти замуж за
сержанта-сверхсрочника Альфреда Светлозерского: его имя напоминало ей Альдо.
Других точек соприкосновения не нашлось. Долго возле него продержаться она
не смогла. Он был ей физически противен, а его глупые шутки заставляли ее
морщиться, будто от зубной боли.
числясь на должности дворника, так как только на эту должность ее взяли без
прописки. Работала она в окружении таких же туповатых, как ее последний муж,
полувоенных-полужурналистов. Она продолжала одеваться в шмотки, подаренные
ей Альдо, и от офицеров не было отбою. В газете ей нравилось, но хотелось
более интеллигентного окружения. В расцвете своих физиологических сил она
очутилась в "Трудовой правде".
разговорами печатали. Языкастая умница Светлозерская прижилась сразу. На
вопрос, сколько у тебя, Инна, было мужчин, она немедля ответила вопросом:
"Когда? Сегодня?" Ибо до вчерашнего дня у нее был в жизни четыреста
восемьдесят один мужчина. Первые сотни имен стали выкрашиваться из памяти,
но счет не нарушался.
говорили машинистки с гордостью. -- Жаль, нельзя голой ходить. Любая одежда,
даже импортная, такую фигуру только портит.
то и пообещать нечего. А если мужик выпил, что ему ни подложи, все красиво.
Так что, девки, не расстраивайтесь!
образованьице, Светлозерская могла бы шагнуть ой как далеко! Так считали ее
подруги. Но сама она уговаривала -- не столько их, сколько себя:
я женщина: гормон так и прет.
А у нас без перерыва! Если б не гормон, я бы такие высоты взяла!..
у нее была природная -- откуда же ей взяться с шестью-то классами с
половиной? А скорострельность выше всяких похвал, и пальцы никогда не
болели, и не бюллетенила никогда, даже после абортов.
она. -- Мы должны вдумчиво переписывать двумя руками ту белиберду, которую в
отделах, не задумываясь, строчат одной правой.
в день две-три левых статьи. Из Балахны, из своего детства, она привезла
умение гадать на картax, которое вдруг с тайным интересом потянуло к ней
женщин. Она гадала всем -- у всех были несчастья или неопределенные
ситуации. Все мужчины в редакции от Макарцева до алкашей-печатников в цехах
были перегаданы сотни раз, распределены по королям и валетам, скрещены с
разными дамами. Много зная, Инна могла злоупотребить чьим-то доверием, но
никогда этого не делала. Мужская часть редакции называла ее "своим парнем",
хотя все меньше оставалось таких, кто лично не убедился, что она женщина.
она помахала рукой, чтобы не входил, мгновенно поднялась и, изогнувшись
по-кошачьи, пробралась между столиками к выходу. У нее была особая манера
разговаривать со всеми в коридоре, в углу: облокотиться одной рукой о стену,
в другой держать сигарету и приближаться полуоткрытыми губами к лицу
собеседника так близко, будто все начнется прямо сейчас. Дверь машбюро то и
дело хлопала, сотрудники отделов забирали материалы, оставленные с вечера, а
в углу было тихо и темно.
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Орлов Алекс
Соломатина Татьяна
Белов Вольф