за них я, можно сказать, ручаюсь. А вот чернорабочие, кто его знает, можно
сказать, не могу ручаться.
надеждой посмотрел на Дема...
4. ПЕРВОЕ МАЯ
Все шло в колонии прежним строгим порядком. В шесть часов утра играл
Володя Бегунок побудку:
спальнях и коридорах, затихает на поверку, наводняет вдруг столовую и
потом разбегается по цехам и классам; чуть-чуть звенит рабочая тишина дня.
В обед снова слышится смех, снова жизнь кажется искристой и шумной. И так
до вечера, когда в классах собираются кружки, в парке отдыхающие, пацаны
носятся, долетают звуки оркестра - сыгровка. И деловые, и дружеские, и
серьезные, и зубоскальные движения как будто тонкими ничтоками соединяются
в руках строго, подтянутого дежурства, которое все знает, все видит, всему
дает направление и размах. И, может быть, в душе
дежурного бригадира всегда отражается и та глубоко спрятанная молчаливая
тревога, которая у каждого возникает, когда он вспоминает ограбленный
театр колонии. Может быть, поэтому о занавесе не говорят и не вспоминают,
как не говорит о нем и дежурный, проверяя уборку в театре каждое утро.
городе колония прошла мимо трибуны вслед за войсками, прошла прекрасной
взводной колонной с общим салютом, и оркестр играл "Военный марш" Шуберта.
На трибуне радовались привету первомайцев, каждому взводу сказали
отдельное приветствие, и видно было по выражению лица Крейцера, что он
гордится своей колонией.
выделывать "эс-та-та", его, конечно, не удовлетворял, было завидно, что
другие играют на первых корнетах и кларнетах, у них интересные, сложные
"фразы", а у Вани никаких фраз, только "эс-та-та". Но такова уж судьба
всех музыкантов: сначала они играют на вторых корнетах, а потом на первых.
один даже с ромбом. Они осматривали колонию, ужинали с колонистами, а
вечером были на спектакле. Перед спектаклем было общее собрание, бюст
Сталина стоял на сцене, украшенный цветами. Когда оркестр проиграл на
балконе три марша, Захаров подал команду, и знаменная бригада внесла
знамя. Пока шло торжественное общее собрание, знамя стояло рядом с бюстом
Сталина и возле знамени - два часовых с винтовками. Ваня ходил стоять к
знамени вместе с Бегунком, стоять было и сладко и страшновато, а вдруг у
Вани что-нибудь не так выходит.
доклада сказал:
молодые плечи замечательное дело: завод электроинструмента. Красная Армия
с гордостью примет вашу продукцию: она будет гордиться тем, что вашими
руками сделаны эти машинки, которые мы сейчас импортируем из-за границы,
конечно, в недостаточном числе, и платим за них золотом. Это прекрасно,
что ваши молодые руки будут производить эти машинки, которые так нужны для
обороны страны и которые избавят нас от импорта! А потом ваши руки возьмут
винтовки, вы тоже будете в Красной Армии, будете стоять на защите нашей
великой страны. И прямо вам скажу, думаю, что со мной согласны и все мои
товарищи, присутствующие здесь: нам нравится, как вы живете, у вас
счастливая дисциплина, красивая дисциплина, у вас замечательный почет
красному нашему знамени, у вас все делается вовремя, с полным сознанием.
Это правильно, и мы вас за это благодарим.
время, и он тоже будет в Красной Армии, и у него будет в руках винтовка -
пусть попробует кто-нибудь подумать, что Ваня не сумеет защищать свою
страну.
Дежурный бригадир шепнул ему:
привязал к плечам крылышки и дал в руки пальмовую ветку. Пьеса была
написана Захаровым и называлась "Рэд Арми", что значит по-английски -
Красная Армия. Ваня играл роль Мира. У него была трудная роль. Еще труднее
была роль у Фильки Шария, который доказал-таки, что никто лучше него не
сможет сыграть японского генерала.
оружием с ног до головы и все ссорились, то из-за угля, то из-за денег, а
бедный Мир ходил между ними и просил:
драк прятались за него и кричали:
себе на хлеб. У него появляются ящик для чистки обуви и щетки. Публика в
зале сильно хохотала, когда Ваня начинал чистить сапоги разным генералам и
спрашивал их предварительно: "Вам черной?" Ваня эту фразу вставил по
собственному почину, и Захарову она очень понравилась. Все-таки работа по
чистке генеральской обуви не поправила жизни Мира. А я в это время за
пограничным столбом росла и росла сила Красной Армии, все прибавлялось и
прибавлялось страха у фашистов. И тогда Мир, радостный, перебрался через
границу. Наступила для Мира хорошая жизнь, его приодели в новую рубашку и
научили стрелять из пулемета. И только тогда стало тихо на сцене, и
фашисты притихли и скалили зубы на красноармейцев.
чистить ботинки, и с радостным оживлением защищать себя рядом с Красной
Армией. После сектакля его познакомили со старшим командиром, тот поставил
его между колен и сказал:
Армия защищает Мир, это правильно. А эти вояки только и думают, как бы
пограбить. Знаете что? А нельзя ли так устроить, чтобы вы к нам приехали,
показали вашу пьесу! А?
всем, какое предложение сделал ему командир. А потом и Захаров пришел за
кулисы, и командиры. Было решено, что в ближайший выходной день драмкружок
поставит свою пьесу в Доме Красной Армии.
драмкружок в Дом Красной Армии. Всем зриьелям очень понравилась пьеса.
Оркестр играл вторую рапсалию Листа и "Фауста", и "Кармен", и "Кавказкие
этюды"@67, и "Гопак" Мусоргского, и еще одну вещь, которая всех
развеселила - "Забастовка музыкантов". Она состояла в следующем.
галдеть: не желаем играть, уморились, до каких пор играть! Так как
действительно сыграли уже много, публика поверила искренности протеста,
многие, конечно, и смутились таким поведением музыкантов, но раздались и
отдельные возгласы:
Денисович сказал публике:
я их хорошо держу в руках. Пожалуйста: я буду дирижировать стоя к ним
спиной, а они будут играть как тепленькие и ни одной ошибки не сделают.
оркестра. Но один голос все-таки крикнул:
волнующемуся оркестру и сказал свирепым голосом:
публике даже привстали, чтобы лучше рассмотреть, как дирижер усмиряет
музыкантов. Виктор Денисович повернулся к оркестру спиной и поднял
палочку. И действительно, все замерло и в зале и на сцене. Дирижер
взмахнул палочкой - и загремел веселый "Походный марш". Палочка бодро
ходила над плечом дирижера, а его лицо гордо смотрело на публику. Но
Филька Шарий первый встал со стула, махнул рукой, дескать, не буду больше
играть, и ушел за кулисы. За ним с таким же протестующим жестом ушел Жан
Гриф, потом Данило Горовой со своим басом. Музыканты уходили один за
другим, но марш продолжался, и Виктор Денисович делал умильное лицо,
наслаждаясь музыкой. Такое же лицо было у него и тогда, когда на сцене
осталось трое: Ваня, выделывавший "эс-та-та", завывающий тромбон и большой
барабан. Публика до слез хохотала над дирижером и совсем изнемогла,
когда ему пришлось дирижировать одним барабаном. Только теперь все поняли,
в чем состоял секрет номера. Виктор Денисович оглянулся в панике и тоже
бросился удирать.
он окончательно сроднил публику с колонистами. Все смеялись, вызывали
музыкантов, а потом со смехом повели их и актеров ужинать. Только позднее
Березин Федор
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Куликов Роман
Белов Вольф
Херберт Фрэнк