поздний час, все еще хлопотала по дому, - увертывалась от хозяина. Г-н
Перманедер в съехавшей на затылок шляпе настойчиво пытался заключить ее в
объятья и прижать свои моржовые усы к ее лицу, что ему нет-нет да и
удавалось. При появлении Антонии у Бабетты вырвалось нечто вроде: "Иисус,
Мария, Иосиф!" - "Иисус, Мария, Иосиф!" - повторил и г-н Перманедер,
отпуская ее. Девушка в то же мгновение бесследно исчезла, а г-н Перманедер
остался стоять перед своей супругой, весь поникший; его голова, руки, усы
беспомощно свесились, и он бормотал нечто совершенно бессмысленное,
примерно: "Ну и гонка!.. Ух ты, окаянство какое!.." Когда же он наконец
отважился поднять взор, супруги уже не было перед ним. Он нашел ее в
спальне, она сидела на постели и сквозь рыдания повторяла одно только
слово: "Позор!" Сначала он бессильно оперся о косяк, потом двинул плечом,
словно желая поощрительно подтолкнуть ее в бок, и сказал:
именины... Ну, мы все и накачались маленько...
экзальтацию г-жи Антонии до предела. Она перестала плакать, всю вялость и
слабость как рукой сняло; подстегнутая темпераментом и безмерным своим
отчаянием, она высказала ему прямо в лицо все свое брезгливое презрение,
все отвращение, которое ей внушала его личность, его поведение.
здоровье своего друга Размауэра не только обычные три литра пива, но и
"шипучки". Он ответил ей. Ответил довольно несдержанно. Разгорелась ссора,
куда более неистовая, чем при уходе г-на Перманедера "на покой". Г-жа
Антония схватила со стула свою одежду и ринулась вон из спальни. И тут г-н
Перманедер произнес, бросил ей вдогонку слово, которого она не может
повторить, которое не выговорит ее язык... Такое слово!..
прорыдала в складки материнского платья. Но слова, слова, заставившего ее
в ту страшную ночь похолодеть от ужаса, она не выговорила, - нет, язык у
нее не повернулся!..
отнюдь на этом не настаивала, а только медленно и задумчиво покачивала
головой, гладя прекрасные пепельные волосы Тони.
выслушать. Тони. Я все понимаю, бедная моя дочурка, потому что я не только
твоя мама, но и женщина... Теперь я вижу, как справедливо твое
негодование, вижу, до какой степени твой муж в минуту слабости пренебрег
своим долгом по отношению к тебе...
на два шага и судорожным движением вытерла глаза. - В минуту слабости,
мама?.. Он пренебрег долгом не только по отношению ко мне, но и ко всему
нашему роду! Да что там, он никогда и не сознавал этого долга! Человек,
который, получив приданое жены, просто-напросто уходит на покой! Человек
без честолюбия, без стремлений, без цели! Человек, у которого в жилах
вместо крови течет солодовое пиво! Да, да, я в этом уверена!.. И который
еще вдобавок пускается на подлые шашни с Бабетт! А когда ему указывают на
его ничтожество, отвечает... отвечает таким словом!..
нее не поворачивался язык. Но вдруг... шагнула вперед и вполне спокойным
голосом, с живейшим интересом воскликнула:
на соломенный рабочий столик, украшенный атласными лентами.
голову набок, принялась рассматривать ножки столика.
задумчивость, она его не видела.
протягивая руку дочери, - как бы там ни было, а ты здесь, и я от души рада
тебя видеть, дитя мое! Мы успокоимся и тогда уже все обсудим... А сейчас
поди в свою комнату, отдохни и переоденься. Ида! - крикнула она,
повернувшись к двери в столовую. - Велите, душенька, поставить приборы для
мадам Перманедер и Эрики.
10
консульша подтвердила ее предположение, что Томас знает об ее приезде, а
Тони не слишком стремилась к встрече с братом.
ландшафтную, где у него состоялась продолжительная беседа с матерью.
уязвлена!.. И потом это слово... Если бы я только знала, что он ей
сказал...
постарайся сохранять спокойствие, слышишь? У нее очень расстроены нервы...
За обедом она почти ничего не ела... желудок... Говори с ней спокойно...
покручивая ус, консул поднялся в третий этаж. Но в дверь он постучал уже с
прояснившимся лицом, так как решил по мере возможности юмористически
отнестись ко всей этой истории.
Перманедер совершенно одетую, на кровати, полог которой был откинут, с
подушкой за спиной; на ночном столике стоял пузырек с желудочными каплями.
Она сделала едва заметное движение в его сторону, оперлась на локоть и с
горькой усмешкой взглянула на него. Он отвесил ей низкий, торжественный
поклон.
жительницу?
опустилась на подушки. - Здравствуй, друг мой! Ты нисколько не изменился с
тех пор, как мы виделись в Мюнхене!
всяком случае не стоило вырывать у меня из-под носу комплимент, который я
предназначал для тебя...
голодала. Что, впрочем, не мешает Тильде каждый четверг наедаться у нас
про запас на целую неделю...
вздохом спросила:
не расположена к веселой болтовне.
- Бог ты мой, как это звучит: "все!" Чего-чего только не заложено в этом
слове!
примчалась. Но если ты, милая Тони, относишься ко всему происшедшему с
чрезмерной серьезностью, то мне уж разреши отнестись ко всему с легкостью,
может быть тоже чрезмерной, и ты увидишь, что мы превосходно дополним друг
друга.
несколько сдержаннее, без этих "все кончено" и "ваша несчастная Антония".
Пойми меня правильно, Тони! Ты же отлично знаешь, что я первый от души
радуюсь твоему приезду. Мне уже давно хотелось, чтобы ты навестила нас
одна, без мужа, хотелось опять посидеть en famille [своей семьей (фр.)].
Но _такой_ твой приезд и по _такому_ поводу - это, уж не взыщи, голубушка
моя, просто глупость!.. Да!.. Дай мне договорить! Перманедер вел себя
весьма недостойно, и, можешь не сомневаться, я дам ему это понять...
к сердцу, - я уже дала ему понять... и не только понять! Но все дальнейшие
разговоры с этим человеком я считаю ниже своего достоинства!
строгий взгляд.
улыбнулся.
угодно. В конце концов это твое личное дело, и ты можешь сама задать ему
хорошую головомойку; более того - как супруга ты обязана это сделать!
Хотя, если вдуматься поглубже, то в деле имеется ряд смягчающих
обстоятельств: приятель справляет именины, твой муж возвращается домой в
праздничном настроении, несколько слишком праздничном, и позволяет себе
Шломо Вульф
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Орлов Алекс
Шилова Юлия