лампой. В какие-то минуты ей казалось, что говорит только одна из его
половин, та, что на виду, или та, что в тени, в то время как другая лишь
присутствует при этом. И она спросила себя, какая из них более реальна.
его лица, но ответила ей другая, скрытая тенью:
делает там эта машина; ее появление заинтриговало меня не меньше, чем
тебя. Даже гораздо больше - по вполне очевидным причинам: ведь я ее туда
не приглашал... Прости мне эту сомнительную шутку, дорогая. - Он тихо
покачал головой, вспоминая. - Должен признать, что эти несколько метров,
которые мы прошли вместе - ты с пистолетом в руке, я с моей патетического
вида кочергой, - и нападение на этих двух идиотов, когда мы еще не знали,
что это люди главного инспектора Фейхоо... - Он помахал руками в воздухе,
как будто ему не хватало слов. - Это было по-настоящему чудесно. Я
смотрел, как ты шла на врага - по прямой, со сдвинутыми бровями и сжатыми
зубами, отважная и ужасная, как фурия, жаждущая мщения, - и испытывал,
клянусь тебе, вместе с моим собственным возбуждением, надменную гордость.
"Вот женщина, которую не сокрушить никому", - подумал я, восхищенный...
Будь твой характер иным, неустойчивым или хрупким, я ни за что не подверг
бы тебя этому испытанию. Но я был рядом с тобой с самого твоего рождения,
и я знаю тебя. Я был уверен, что ты выйдешь из него обновленной: более
твердой, более сильной.
сам.
Хулия. - Бедняга Менчу, она вмешалась в игру, которая была слишком сложна
для нее... - Наконец он вроде бы вспомнил и нахмурился. - В определенном
смысле это была блестящая импровизация - хотя, возможно, это звучит
нескромно. Я позвонил тебе утром, довольно рано, чтобы узнать, чем все
кончилось накануне. К телефону подошла Менчу, сказала, что тебя нет дома.
Мне показалось, что ей не терпится положить трубку - теперь нам уже
известно почему. Она ждала Макса, чтобы привести в исполнение этот нелепый
план похищения картины. Я, естественно, этого не знал. Но, едва я положил
трубку, моему мысленному взору предстал мой собственный ход: Менчу,
картина, твой дом... полчаса спустя я уже звонил в твою дверь под видом
блондинки в плаще.
юмористические стороны в его повествовании.
будто рассказывал неудачный анекдот без особой надежды на успех, - что
тебе следовало бы установить на двери угловой глазок: они очень полезны,
когда требуется узнать, кто в нее звонит. Может быть, Менчу не открыла бы
дверь блондинке в темных очках. Но она услышала голос Сесара,
объясняющего, что он пришел со срочным поручением от тебя. Она не могла не
открыть дверь, и она сделала это. - Он развел руки ладонями вверх, точно
посмертно извиняя Менчу за ее ошибку. - Полагаю, в тот момент она
подумала, что я могу испортить всю запланированную ею с Максом операцию,
но ее тревога обратилась в удивление при виде незнакомой женщины, стоящей
на пороге. Я успел заметить выражение ее глаз, удивленных и широко
раскрытых, прежде чем нанес ей удар по трахее. Уверен, что она умерла, так
и не поняв, кто ее убийца.. Я закрыл дверь и принялся было подготавливать
все, что нужно, но вдруг услышал, как кто-то поворачивает ключ в замке.
Этого я никак не ожидал.
понял это позже, когда он рассказал тебе обо всем в полицейском участке, -
чтобы унести картину и подготовить пожар в твоем доме. Весь план,
повторяю, был просто смешон, но, с другой стороны, вполне в духе Менчу и
этого кретина.
ты, а не Макс.
незаслуженно обидели.
на какой-то миг меня охватило чувство обреченности, и у меня в голове
билась только одна мысль: убежать, спрятаться... Я укрылся в ванной и даже
старался не дышать, лихорадочно обдумывая, как бы выбраться оттуда. Но
тебе в любом случае ничто не грозило. Партия закончилась бы досрочно, на
полпути. Вот и все.
Он пожал плечами, как бы смиряясь со своей судьбой; казалось, разговор
начинал утомлять его. - Сейчас уже все равно... Главное то, что это была
не ты, а Макс. Из-за двери я слышал, как он бормочет. "Менчу, Менчу",
охваченный ужасом, но закричать он так и не осмелился, негодяй. К этому
моменту я уже обрел спокойствие. У меня в кармане лежал известный тебе
стилет - тот, работы Челлини. Сунься Макс шарить по комнатам, он самым
дурацким образом заполучил бы его себе в сердце: раз - и все. Если бы он
открыл дверь ванной, то и пикнуть бы не успел. К счастью для него, а также
и для меня, ему не хватило храбрости начать разнюхивать, и он предпочел
удрать - так и скатился кубарем по лестнице. Мой герой.
поднимаясь с кресла; казалось, он сожалеет о том, что Макс пребывает в
столь добром здравии. Встав, Сесар взглянул на Хулию, затем на Муньоса,
которые продолжали молча смотреть на него, сделал по комнате несколько
шагов, заглушаемых мягким ковром. - Мне следовало бы поступить, как Макс:
скорее унести ноги, поскольку неизвестно было, не появится ли с минуты на
минуту полиция. Но мне помешало то, что можно было бы назвать вопросом
моей чести художника, так что я оттащил Менчу в спальню и... Ну, в общем,
ты знаешь: немного подправил декорации, потому что был уверен, что счет за
все отправят Максу. На эти дела у меня ушло минут пять.
ведь не было необходимо. А просто отвратительно и ужасно.
стене картин - "Map" Луки Джордано, он смотрел на него с таким выражением,
как будто не он сам, а этот бог, закованный в блестящие пластины своих
средневековых лат, должен был дать ответ на вопрос Хулии.
штрих... Порыв вдохновения, осенившего меня в последнюю минуту.
и резким, как лезвие бритвы, голосом. - Скорее это было сведение счетов.
Со всем женским полом.
вопросы.
снисхождении и не поблескивал иронией: он был далеким, непроницаемым.
точно и не слышал слов Хулии, - я напечатал на твоей пишущей машинке
следующий ход, завернул в газету картину, уже упакованную Максом, и вышел
с ней под мышкой. Вот и все.
будто этот разговор уже не представлял для него ни малейшего интереса. Но
Хулия отнюдь не считала вопрос исчерпанным.
домой, мог в любое время войти и выйти. У тебя был миллион других способов
украсть картину.
слишком уж большое значение. А на самом деле это была просто одна из
деталей, потому что во всей этой истории одно дополняет другое. - Он
задумался, ища подходящие слова. - Менчу должна была умереть по нескольким
соображениям: некоторые из них сейчас называть не стоит, а некоторые -
просто необходимо. Скажем так: одни из них чисто эстетического порядка -
вспомни, как наш друг Муньос с удивительной проницательностью обнаружил
связь между фамилией Менчу и ладьей, съеденной на доске, другие более
глубоки... Я организовал все это, чтобы освободить тебя от всех ненужных
влияний, от всего того, что связывало тебя, приковывало к прошлому. Менчу,
к своему несчастью, со своей врожденной глупостью и вульгарностью, была
одной из этих цепей - так же, как и Альваро.
дерзко... - Тут, казалось, он вспомнил о присутствии шахматиста. - Что
касается остальной части партии, у меня было мало времени... Муньос шел по
моему следу - как говорится, дышал мне в затылок. Еще пара ходов - и он
просто указал бы на меня пальцем. Но я был уверен, что наш дорогой друг не
станет вмешиваться, пока не будет абсолютно убежден в своей правоте. С
другой стороны, он уже точно знал, что тебе не грозит никакая опасность...
Ведь он тоже художник в своем роде. Поэтому он позволил мне продолжать
действовать, пока сам искал доказательства, которые подтвердили бы его
аналитические выводы... Верно я говорю, друг мой Муньос?