колесит по Москве в своем шикарном и таком ненужном ей ?Форде? и откровенно
снимает разных и таких ненужных ей мужчин.
принадлежать.
потными чужими телами, - только для того, чтобы хотя бы так отомстить Братны
за его полное равнодушие к ней.
остановится ни перед чем, чтобы достать ?эту жабу? Марго. Роскошная
стареющая Марго, настоящая женщина, великая актриса, без всяких скидок, без
всяких приставок ?экс?, у Леночки нет никаких шансов, она никогда не будет с
Братны, но и не потерпит рядом с ним ни одной женщины.
к глазам. Их немного претенциозное название переводилось с французского
как ?Лабиринт страсти?.
оставшись в полной темноте, без еды и пищи, с отсыревшими спичками и в
рубашке с короткими рукавами, - сошла с ума. Я успела перевидать множество
страстей, но никогда еще они не возникали передо мной в таком отталкивающем
и вместе с тем абсолютном варианте. Этот абсолют, возможно, толкнул Леночку
на преступление. А ведь Братны ничего не стоило быть хотя бы чуть-чуть
снисходительным к ней: ужин при свечах, ничего не значащий поцелуй, ничего
не значащий акт на белоснежных простынях - Леночка бы сама додумала его,
сама бы наполнила его нежностью и смыслом...
через час. Найдя дом, я припарковала машину у подъезда. И только потом
коснулась спящей Леночки.
отрезвил ее. - Кто? Почему ты здесь?
завязку, - пойдем.
где сидела Леночка. Она почти вывалилась мне на руки.
Обычно я нахожу здесь совсем других людей...
прямо в машине, а потом еще и очищают карманы. Даже странно, что ты до сих
пор жива и ездишь в своем ?Форде?.
подъезду. Леночка сразу же повесилась на меня - на улице ее снова развезло.
шикарные сапоги - все это великолепие при ближайшем рассмотрении оказалось
довольно запущенным, - сапоги не чистились по меньшей мере неделю, дубленка
была вымазана краской и покрыта сомнительными пятнами.
спускают прямо на одежду или на сиденья ?Форда?...
заставила проблеваться. Скорее всего она ела из рук вон или вообще не ела:
ее вырвало желчью. Потом я раздела ее и усадила в джакузи. Несколько раз
поменяв воду, я оставила Леночку греться и отправилась изучать квартиру.
евростандарт, отличная мебель, широкая кровать, несколько очень хороших
картин, неплохая библиотека, иранский ковер ручной работы и неуловимый
победительный запах молодой женщины. Сейчас же все это потускнело,
превратилось в свалку: обрывки тканей, обрывки газет, из которых Леночка
нетерпеливо вырезала статьи о Братны, валяющиеся бутылки из-под дорогого и
дешевого спиртного, грязные тарелки, раскрытая пасть гардероба, набитого
вещами, ворох тряпок на всех стульях и на полу, смятые несвежие простыни,
заляпанные пятнами спермы...
перестелила постель. Всем остальным можно будет заняться позже...
голубой джакузи. Сжав пальцами виски, они тихонько постанывала.
невидящими глазами.
могу с этим жить. Я схожу с ума...
значащие слова?
чего?
так же страстно, как я хотела Анджея... Я не выносила никого рядом с ним. И
сейчас не выношу.
уверенности. Она взяла в руки тонкий гибкий шланг от душа и направила струю
себе в лицо. Скрытое струями воды, лицо Леночки снова показалось мне
красивым, таким же красивым, осмысленным и одухотворенным, каким я увидела
его первый раз. ?Братны ненавидит красивых женщин, он отказывает им в праве
на существование?, - неожиданно вспомнила я то, что мне говорили о Братны.
испепеляющая страсть не осталась бы без ответа. Или без иллюзии ответа. Ты
уже безумна. Я вспомнила обведенные черным фамилии актрис - о смерти
Александровой знали только мы трое, для всех остальных она просто пропала
без вести... И только в Леночкиных заметках правда выплыла наружу. Правда,
которую, кроме свидетелей, знает только убийца...
смерти, смерти... Я сумасшедшая, да? - Она отвела душ от лица и улыбнулась
мне.
отступила к двери.
ж, нужно же кому-то еще бояться меня. Я устала бояться сама себя, устала
быть одинокой в этом страхе... Теперь я не одинока, правда?
тот вечер, когда старухе стало плохо и Анджей выгнал меня из гримерки? Я
впервые в своей жизни назвала пожилую женщину ?старой сукой?... Впервые... Я
всегда была очень благовоспитанной девочкой, кроткой, как овечка. Ты знаешь
песенку ?Мэри и ее овечка??.. Я знала, но забыла, я многое забыла... Но это
я хорошо помню - ночь в гримерке... Я назвала ее старой сукой и вдруг
почувствовала такое счастье, как будто, оскорбляя ее, я оскорбляла и его...
Анджея. Ему самому было плевать на мои оскорбления. Но если это касалось его
работы... Его дела... Только это могло его уязвить. Ты понимаешь меня?
нащупывая рукой дверную ручку. Неужели ты боишься, Ева?..
нужно лишить Анджея его дела... Может быть, он усохнет и умрет, как цветок
без воды... У меня даже в глазах потемнело от этого. Он умрет - и я сразу
успокоюсь, поеду к Лагерфельду, он предлагал мне работу... Это был минутный
порыв. И я еще не была безумной... Я устыдилась, мне стало жаль старуху... Я
была виновата. Я тогда пошла к машине и взяла бутылку шампанского. Очень
дорогое шампанское. Я не знала, как заставить ее не сердиться на меня, и
выбрала самый простой способ. Я вернулась в гримерку и попросила у нее
прощения. И поцеловала ее. Мы даже выпили немного, совсем чуть-чуть, чисто
символически. И я снова попросила у нее прошения. А она сказала мне, что
Анджей опасный человек, что его присутствие убивает. Она чувствовала так же,
как и я, ты понимаешь, Ева. Она и была мной. Только очень старой мной. И
когда я поняла это, я так захотела ее смерти... Так захотела ее смерти, как
никогда ничего не хотела. Даже его любви.
дальше?
больно сжимал грудь и не давал вздохнуть.
что она пропала. А ее просто нет. Каждый, кто играет в эти игры, -
пропадает. Знаешь, как мы познакомились с ним? Во время показа. Они
прихватили одну из моих манекенщиц, и Братны написал мне записку прямо у нее
на спине, он пригласил меня в свое проклятое кино, в свою проклятую жизнь...
А вот я никогда не умела писать записки, у меня не получалось ничего такого.
У меня всегда был отвратительный почерк. И вторая старуха умерла. Я хотела