Чтение 71–й страницы книги ~Наше дело

немножко другим, чем в прошлый раз...

Когда перекочевывали из живых в мертвые одни "карты", Ушаков испытывал
сожаление. Когда отправлялись на тот свет другие, он испытывал
удовлетворение, поскольку на этом свете подобным мерзавцам не место.

Но с каждой очередной смертью он ощущал дуновение потустороннего холода.
Как тогда, выйдя из комы и узнав, что произошло в колонии-поселении в
Олянино.

- Зона, - вслух произнес Ушаков, и его негромкий голос в тиши кабинета
прозвучал чужим. - Обычная зона.

Да, там, в Олянино, была зона - колония-поселение. Тут, в Полесске, -
свободная экономическая зона. И в обоих этих зонах гуляла смерть. В первой
она дурманила головы убийц наркотическим опьянением, раствор опия распахнул
ей, костлявой, широко ворота в тот дальний поселок. Во второй смерть
спускается на крыльях похожего, почти наркотического кайфа - кайфа от
огромных шальных денег. Свободная экономическая зона! Молочные реки,
кисельные берега. Кажется, воткни здесь палку в асфальт, и она зацветет
баксами. Здесь слишком плодородная для баксов земля. Квоты, границы, через
которые потоком идет контрабанда, неисчислимые льготы - вот те удобрения, от
которых баксы растут, набирают вес и объем. Надо только уметь собирать
урожай и кидать его в закрома - на западные счета. И нужно успевать
поворачиваться быстрее других, потому что желающих много... Льготные квоты.
Льготная растаможка. Льготные цены. Льготная смерть.

Ушаков положил перед собой фотографию Арнольда Колпашина и задумчиво
посмотрел на нее. А куда положить ее? К живым? Или к мертвым?

Арнольда продержали в изоляторе временного содержания УВД десять суток.
Еще пару раз Ушаков беседовал с ним, но без особого толку. Табачник уперся.

- Неужели вы не понимаете, что я не буду писать явку с повинной? Не буду
биться головой о стену и кричать - виноват, люди, судите... Вы не понимаете
этого? - Улыбка у Арнольда была какая-то каменная, глаза пустые.

- Почему? - поинтересовался Ушаков.

- А потому, что я уже побывал на том свете. А после этого люди меняются.

Начальник уголовного розыска кивнул. Он отлично знал это по себе.

- И мне ваши угрозы не страшны. А ваши увещевания просто смешны... Мне
вообще плевать на вас.

- Так все равно мы тебе все докажем, - вяло давил на него Ушаков,
понимая, что все без толку.

- Ничего вы не докажете. Потому что у меня деньги. А у вас ничего, кроме
дурного желания меня посадить.

- Не обольщайся. И не с такими деньгами за спиной сажали. Не тебе чета
люди были.

- Поглядим.

Вот и поглядели. Через трое суток районный прокурор посчитал, что
основания для дальнейшего задержания гражданина Колпашина не усматривается.

- Хотя бы на десять суток продли! - сказал Гринев надзирающему прокурору.
- Ты же нас под корень рубишь.

- Валентин Михайлович, а законные основания есть? - спросил строго
прокурор, из молодых, любящих поговорить про верховенство закона.

- Есть информация. Мы знаем, что это он.

- Информация где? В деле?

- В оперативном деле.

- А это не считается.

- Понятно. Убийца на воле, а мы в грязи, - произнес язвительно Гринев. -
И никому, кроме уголовного розыска, ничего не нужно... Да вы с ними одним
миром мазаны.

- Что вы говорите? Я ведь тоже долг выполняю на своем месте, - возмутился
прокурор.

- Да на каком ты месте? - не выдержал Гринев. - Ты еще в детсаду был,
когда я убийц голыми руками брал! А сейчас вы все умные такие! Щенок!..

Через областного прокурора Ушакову удалось добиться, чтобы Арнольду
продлили срок содержания в изоляторе до десяти суток.

Прокуратуру тоже можно было понять. Исполнитель убийств мертв. На
заказчика нет ничего, кроме признания умирающего Пробитого, да и то не
подшитого к делу. По поручению через Интерпол немцы работают, чтобы вскрыть,
куда делись те пять миллионов, но получается это плоховато, тем более вину
Колпашинав в этом доказать тяжело. И выходит, что он чист...

Так Арнольд и сказал, когда его выпускали по истечении десяти суток:

- Чист я перед законом.

В нем горело темное ликование. Издевательски смотря на начальника
уголовного розыска, к которому его привели на разговор, он осведомился:

- И чья взяла?

- Твоя взяла, - развел руками Ушаков.

- Поймите, я не хитрый. Просто я не виноватый. - В глазах Арнольда была
насмешка, ему хотелось поизмываться. - Но все равно, приятно было с вами
пообщаться. Вы занимательный человек. Осколок прошлого.

- Да нет, Арнольд. За нами будущее. Это у вас, нуворишей, будущего нет. А
здесь Россия. И по-вашему никогда не будет.

- Нашли нувориша, - хмыкнул Арнольд. - Кстати, мои адвокаты заявление в
суд написали. Незаконное задержание. И все такое. Так что отвечать придется.

- Ответим, - кивнул Ушаков. - За все ответим. Только ты рано радуешься,
Арнольд. Уже весь город знает, куда пять миллионов делись. И кто облапошил
всех.

Победная улыбка стала сползать с лица Арнольда.

- Ты считаешь, конечно, что сможешь отбрехаться, доказать, что все это не
так, что не ты людей по миру пустил... Только не сможешь. Поскольку я
кое-кому представил убедительные доказательства... Так что у тебя будет
множество проблем помимо того, чтобы судиться с УВД.

- Это... Это же беспредел... Ты чего... Вот суки, - покачал Арнольд
головой. - Вот менты клятые!

- Я бы на твоем месте все-таки задержался еще в тюрьме. Признался бы в
каком-нибудь преступлении на выбор. Посидел бы в комфортабельной камере. Тут
тебя не достанут.

- Ну, сочтемся когда-нибудь, - произнес Арнольд, с ненавистью глядя на
Ушакова.

- Ты знаешь, сколько я этих глупостей слышал... Ну что, поколешься на
что-нибудь? Чисто символически - на пару лет лишения свободы.

- Да пошли вы все!

- Ну, тогда скатертью дорога, Арнольд. Тяжело придется - приходи. Мы
поможем. Мы обязаны гражданам помогать...

Глава 22
СЕМЕЙНЫЕ СЦЕНЫ

- Это все-таки ты... ты... - Лена всхлипнула. Она сидела на диване в
просторной, метров шестидесяти, гостиной - когда делали евроремонт, сломали
перегородки между тремя комнатами и теперь здесь можно было устраивать
танцы. Помещение было выполнено в пастельных тонах, только ярко-красные
диван и кресло били по глазам и сейчас напоминали Лене освежеванные туши.

- Что я? - спросил Арнольд. Он был бледен.

- Ты заказал Глушака... Ты, Арнольд. - Она посмотрела на него с болью, в
ее глазах блестели слезы.

- Кто тебе эту дурь внушил? - спросил он жестко.

- Да об этом все говорят.

- Сплетни это, понимаешь! - крикнул он, проваливаясь в глубокое кресло. -
Ментам надо было на кого-то повесить это дело. Решили повесить на меня. И
теперь они, а не я в полной заднице. У них ничего не получилось!

- Ты же врешь, Арнольд. Ты врешь. - Она зябко обняла свои плечи. Ее
трясло.

- Как же вы все остохренели! Ты еще будешь мне мозги полоскать!

- Как же так?.. Что же с вами делается? Вы же друзья были.

- Что? Друзья? - Он засмеялся. - Нет, вы послушайте ее. Друзья!.. Не было
у меня друзей. Был самообман, что они есть. Нужно прожить больше трех
десятков лет, чтобы понять, кто такие старые друзья. Предатели, завистники.
Однажды они начинают относиться к тебе как к лоху, в карман которого неплохо
бы лазить, как в собственный. А на все твои возражения отвечают: мы же
друзья...

Он ударил себя кулаком по колену:

- Все это чепуха! Глушак был редкий ублюдок, которому самое место на том
свете!

- Ты не должен был. Не должен...

- Не должен? Он был кретин. Непроходимый кретин... Бешеный. Я думал, он
мне вцепится зубами в глотку, когда налетел тогда в офисе из-за тех двух фур
сигарет... Предположим, только предположим, что я заказал его... Ну и что?
Он не заслужил этого? Он сто раз заслужил худшего. Понимаешь, худшего.

- Что же вы делаете? - ежась еще сильнее, негромко произнесла Лена.

- Что делаем? Деньги делаем. Понимаешь. Деньги. Из пустоты. Из воздуха.
Из ничего. Деньги. Деньги большие . И тут не место для сентиментальных дур!

- Боже мой! - Ей становилось все холоднее, будто все вокруг покрылось
коркой льда. Слова его падали на ее душу тяжело, отзываясь почти физической
болью.

- Вот что, Лена. Ты с Викой, помнится, собиралась на отдых. Так езжай. И
побыстрее...

- Арнольд... - Она подняла на него наполненные страданием глаза.

У нее будто почва уходила из-под ног. Ей казалось, что между ними росла
холодная стена. А еще казалось, что это вовсе не тот человек, которого она
знала не первый десяток лет, которого любила, которому многое прощала и за
которым готова была идти на край света. Или она просто не знала его, или он
так изменился...

- Ну что, что ты так смотришь? Осуждаешь, да? Посмотри на себя -
воплощенная укоризна... Ты же дура, Лена... Ты дура. Ты хоть сама подумай,
чего ты от меня хочешь... Хочешь, чтобы я раскаялся, посыпал голову пеплом?