тут не один месяц. Внутри все оставалось по-прежнему: сработала психология
тюремщиков, которые чисто формально заботятся об обороне, уделяя основное
внимание предотвращению побега.
благополучно окончившейся проверкой, возился в выдвинутом ящике письменного
стола. Он доставал журнал, чтобы записать в отчет о дежурстве известие о
преждевременно проснувшихся кротах.
уши наушников. Да и то, что слышал, мог бы принять за шаги возвращавшихся
патрулей. Но чутье служаки сработало -- когда Боцман миновал порог,
диспетчер настороженно повернулся к нему. Ему хватило секунды, чтобы понять,
что случилось, и потянуться к пистолету на поясе.
дотянулся им до лба охранника. Удар получился так силен, что того отбросило,
и он упал на пол вместе с вращающимся креслом.
бы стул, он бы успел достать ствол. А так подлокотники помешали. Цена
комфорта".
появился Пастух. Он оставил возле Боцмана кофр с электронными прибамбасами,
а сам поспешил дальше -- в глубь подземелья. Тут же появился и Артист.
охранника микрофон и наушники. -- Но этот тоже упертый. Вряд ли он нам
что-нибудь скажет. Да и врезал я ему вроде сильновато.
Артиста и доставая из аптечки какие-то тюбики. -- Все всегда что-нибудь да
говорят.
Боцмана Артист. -- Как тут вообще и где Муха...
переключатели и всматривался в черно-белые мониторы над пультом. -- Одни
спят, другие службу несут. Мухи нигде не видно. Ну если они и его
зомбировали...
Док. Он знал, что после схватки легкий треп -- лучшая разрядка. К тому же он
четче, чем друзья, понимал суть экспериментов Гнома-Полянкина и не испытывал
мистического страха перед угрозой корректировки личности. -- Каким бы ни
было внушение, но если сам "внушатель" -- Гном -- будет у нас, мы все сможем
выправить. Все выправим. Что бы ни случилось с Мухой, Гном для нас сейчас --
самый нужный человек. И вообще: не забывайте лозунг французской революции.
Тот, который: "Граждане! Встретив что-нибудь непонятное, будьте особенно
осторожны. Это может быть произведением искусства!"
в проходе? Может, им чем помочь?
отозвался Док. -- Они свое отжили. Не повезло.
ажиотажа боя, отозвался Боцман. -- Худо дело, ребята. Я все ихние помещения
просмотрел. Нету здесь Мухи.
Артист.
его не выпустит. Тем более там, откуда он уже однажды удрал.
кудрявые от вечнозеленой растительности скалы коричневыми щербатыми откосами
нависали над пляжем, а Принцесса стояла на просторном балконе, переполняя
своей роскошью строгий купальник...
x x x
засунули в железную бочку и расстреливали из гранатомета. Я даже не слышал
дроби, которую выбивали мои зубы. Руки мои были стянуты за спиной, а ног я
не чувствовал вовсе. Только боль в голове и жуткий холод...
Естественно, он летел. Куда-то. Он летел очень долго, так что я успел
несколько раз качнуться на зыбких качелях бреда, то забываясь, то снова
приходя в себя, пока не очнулся окончательно. Сил дрожать уже не было. Я
просто пребывал внутри замерзшего до полной потери чувствительности тела и
думал о том мужике, которого оставил тысячу лет назад промерзать в
багажнике. "Боже, -- думал я, -- дай мне выпутаться сейчас, и я больше
никогда не вляпаюсь! Я никогда никого больше и пальцем не трону. Вот
расплачусь с теми, кто меня мучает, и больше -- никогда!.. А все-таки
слишком уж пунктуально Ты воздаешь за каждую мою оплошность -- не может
быть, чтобы он тогда лежал в багажнике целые сутки!"
то что тряска и грохот вокруг продолжались, и куда-то потащил. Очень было
страшно: если моим плечом или ногой заденут какой-нибудь косяк, то моя
конечность с хрустом отвалится, и через образовавшуюся дыру холод доберется
до мозга, в котором еще пульсировала теплая боль, эта слабо скулящая боль --
единственное, что осталось от меня живого. Несущие говорили между собой до
того невнятно, что я не мог понять ни слова. Впрочем, не очень и пытался.
Больше внимания приходилось уделять дыханию: ребра так задубели, что грудная
клетка совершенно перестала раздвигаться. Воздух приходилось откусывать по
чуть-чуть, обсасывать, а потом осторожно глотать. Но тряска и грохот,
кажется, кончились совсем.
упоительно живой.
сделал меня мазохистом!"
протирая какой-то едкой и вонючей гадостью. Потом мне вливали в глотку не
менее противное обжигающее пойло. Но я совершенно не сопротивлялся, понимая,
что не заслуживаю больше права на сопротивление. Я обязан терпеть все, к
чему Он меня приговорил. И видимо, я правильно себя вел, потому что вскоре
мне было даровано сладкое и нежное покачивание в лазурных водах рядом с
манящим, но недосягаемым телом Принцессы.
стараясь не перешагнуть невзначай пределов необходимой обороны,
сопротивляться: боясь наказания, я все-таки отваживался сжимать разбухшие
веки. Меня били по щекам, но я упрямо жмурился, пока не услышал голос При.
Она звала на помощь, и я вскинулся, пытаясь ее разглядеть.
на плечах.
стоял за моим изголовьем, бородатый горбоносый мужик, стоявший у изножья
старозаветной кровати с высокими трубчатыми железными спинками. Заметив мой
взгляд, горбоносый осекся и, бросив: "Вон, лупает глазами ваш поросенок!" --
ушел в распахнутую дверь.
выпуливать свою энергию в крик, а сосредоточиться на молчании. Я вспомнил
все. Одно его слово, словно включив во мне некую реакцию, в мгновение ока
привело меня в чувство. Одно-единственное слово. Но какое!
оставить, мертвого, как ложный след. Ай да покупатели! Они не только само
оружие купили, но в качестве бесплатного, а возможно, оплаченного приложения
-- и того, кто им якобы воспользовался. Понятно, почему негодовал
горбоносый: обмороженный, неспособный самостоятельно передвигаться человек
смотрелся в этом амплуа слишком уж подозрительно. Это обнадеживало. Я, пока
мне не вкололи чего-то еще, задрал голову, стараясь увидеть того, кто стоял
у моей головы.
орденов-то у него, орденов...
везло, а теперь -- не везет. Все-таки Он мне уже очень много дал: Принцессу,
приключения, деньги. А теперь дает другим. Все справедливо. Видимо, я где-то
переусердствовал, превысил, посвоевольничал. Вот Он и осерчал. Но, похоже,
еще не потерял надежды. Потому что, если бы Он махнул на меня рукой, меня бы
уже поджаривали. Но Он зачем-то оставил меня в живых и позволяет им меня
мучить. Наверное, хочет, чтобы я что-то понял. Примем за основу, что я
должен понять нечто. Каток..." Тут я уплыл в беспамятство, но и там, в
беспамятстве, помнил: Каток!
ангела этот тип -- Катков, Артемов, неважно -- никак не похож. Значит, он --
от Его Оппонента... В младые годы меня изрядно напичкали атеистическим
фанатизмом. Сами рассуждения о Боге и Дьяволе я привык считать...
неприличными, что ли? Это настолько в меня въелось, что до сих пор вслух я
не отважусь произнести нечто более откровенное, нежели: "В этом что-то
есть". Зато про себя я давно понял: воюя за свою жизнь, непременно нужно
отдавать себе отчет, на чьей ты стороне. Без этого своих от чужих не
отличишь и будешь болтаться, как дерьмо в проруби. Не говорю, что я уже все
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Распопов Дмитрий