Чтение 71–й страницы книги ~Без шума и пыли~

КРУТАЯ ПРИНЦЕССА

Довольно далеко от того места, где пребывал в заточении Манулов, в одном из
престижных дачных поселков, примерно в эти же часы происходили события,
имевшие косвенное отношение к тому, что произошло с Мануловым в воскресенье
утром, и прямое - к тому, что пережил Вредлинский в воскресенье вечером.

"Новые русские", жившие в этом поселке, мало общались с соседями, если их
не связывали какие-то общие интересы, и, разумеется, старались особо не
совать нос в чужие дела. По крайней мере, до тех пор, пока не ощущали, что
кто-то ими интересуется. Это было своего рода "джентльменское соглашение".
То, что далеко не все дома в этом поселке принадлежат тем, кто в них
проживает, тоже было в порядке вещей. Многие владельцы, особенно
пострадавшие после дефолта, предпочли перебраться в городские квартиры, а
загородную жилплощадь сдавать внаем.

Поэтому на то, что некоторое время назад в один из особняков средних
размеров въехала пожилая, но явно не бедная дама с какими-то домочадцами,
мало кто обратил внимание. Дама, в свою очередь, тоже никому не навязывала
свое общество и появлялась на людях крайне редко, как правило, только в
поселковой церкви, построенной на пожертвования "новых" во имя св. Николая
Чудотворца. Постоянные прихожане, в отличие от остальной публики, которая
появлялась во храме главным образом по случаю свадеб, крестин или похорон,
друг друга хорошо знали. При этом старушки - в прошлом комсомолки 40 - 50-х
годов! - скрупулезно примечали, кто верует истово, а кто только так, для
блезиру. Пожилая дама, арендовавшая особнячок, числилась у них в разряде
последних. Никто из бабок не помнил, чтоб эта мадам отстояла всю обедню или
вечерню. Как правило, она заходила в церковь минут на пятнадцать-двадцать,
ставила свечку и уходила, сопровождаемая двумя стриженными под бокс
плечистыми молодчиками в кожаных куртках.

Разумеется, бабки и мамаши нуворишей - среди них, как ни удивительно,
многие имели рабоче-крестьянское происхождение - не могли не обратить
внимание на свою сверстницу, которая одевалась не по возрасту ярко,
мазалась дорогой косметикой и щеголяла в разноцветных париках. Кроме того,
наиболее внимательные и сведущие разглядели на шее следы пластических
операций - кожу на морде подтягивала, чтоб не морщинилась. Не остался без
внимания и заметный акцент, а также славянское, но не русское имя
престарелой красавицы - Власта Дмитриевна.

Все попытки заговорить и познакомиться с ней Власта Дмитриевна пресекала
одним взглядом, который безмолвно говорил: "Куда ты лезешь, хамка? Я с
чернью не общаюсь!" Наверно, если б она произнесла это вслух, а обидевшаяся
бабуля довела подобные слова до ушей своего крутого сынка или внучка, то
госпожа Власта нажила бы серьезных врагов. За слова принято отвечать, а
лозунг: "Не забуду мать родную!" еще не утратил актуальности. Однако Власта
Дмитриевна вслух ничего не произносила, а за косой взгляд на Руси еще не
режут.

Наверно, этой даме было трудно осознать, что попытки обмануть время
бессмысленны, и сколько ни штукатурь физиономию, истинный возраст все равно
проглянет. Макияжные ухищрения выглядели иногда смешными, а иногда жалкими,
попытки расхаживать в сапогах и платьях, рассчитанных максимум на
сорокалетних, - тоже. Но Власта Дмитриевна с упорством, достойным лучшего
применения, пыталась вышагивать прямо, сохранять горделивую осанку,
прикрывать черными чулками синие и тощие до костлявости ноги. С точки
зрения нормальных советских старух, это был выпендреж. За глаза они
прозвали Власту Дмитриевну "крутой принцессой", употребляя вошедший во
всенародный обиход эпитет в сочетании с " "титулом", который применительно
к даме, чей возраст приближался не то к семидесяти, не то к восьмидесяти,
звучал явно издевательски. Само собой, бабки сходились во мнении, что в
молодости "крутая принцесса" была натуральной шлюхой, если даже не по
профессии, то уж точно по убеждениям.

Конечно, набожные старушки ввиду отсутствия реальной информации вынуждены
были строить свои догадки на песке. Некоторые, наиболее отсталые, полагали,
что Власта - народная артистка на пенсии, и даже припоминали фильмы, в
которых она якобы играла. Потом выяснялось, что ее путали с Любовью
Орловой, Людмилой Целиковской, Мариной Ладыниной и другими до- и
послевоенными советскими кинозвездами. Более продвинутые бабки считали, что
она иностранка, но советская шпионка, которая провалилась на Западе и
сумела сбежать в Россию после того, как ее предал то ли генерал Калугин, то
ли Суворов-Резун. Еще более сведущие старушенции были убеждены, что Власта
никакая не иностранка, а только косит под нее. На самом же деле она-
блатная маханя, под которой стоит чуть не пол-Москвы.

Наверно, если б эта последняя группа бабулек каким-то образом оказалась
свидетельницей сцены, происходившей в подвале арендуемого дома утром 11
октября, то поди-ка окончательно утвердилась бы в своем мнении.

Впрочем, если б бабульки и впрямь оказались бы в этом подвале, наполовину
заваленном старой мебелью и тряпьем, то для начала бы дружно
перекрестились, заохали бы: "Свят! Свят! Свят!", а затем, бормоча молитвы,
бросились бы наутек. Потому что приняли бы свою соприхожанку за исчадие ада
или за злую ведьму, одержимую бесами. Так оно, фигурально выражаясь, и
было.

Власта Дмитриевна бесновалась.

Куда только подевались ее осанка, манеры и язык принцессы, истинный
аристократизм, которыми она некогда блистала на европейских курортах и в
эмигрантских монархических салонах?!

- Ну ты, козел вонючий, за что я тебе плачу зеленые? За то, чтобы ты вгонял
меня в зеленую тоску? Да? Отвечай, пидор!

"Крутая принцесса", стоя над валявшимся на затертом до дыр и вылинявшем
ковре насмерть перепуганным детиной, время от времени с недюжинной силой
топтала его острыми каблуками-шпильками. Причем не просто топтала, а каждый
раз пыталась попасть в пулевую рану на ноге, отмеченную багровым пятном,
расплывшимся на простреленной штанине джинсов. Рана вообще-то была
перевязана, через дыру белел грязный бинт, но каждый удар каблуком по
перевязке заставлял детину охать от резкой боли, иногда даже выть. Но он
даже ногу отодвинуть боялся, не то чтоб защититься как-то.

Ох, и страшна же была эта ведьма в данный момент! Любая Баба Яга из
советских фильмов-сказок по сравнению с Властой выглядела бы сущей
милашкой. Особенно в исполнении Георгия Милляра. А тут - жуть кошмарная!

Узкая курносая мордочка, искореженная гневом, смотрелась гораздо хуже, чем
у старой самки шимпанзе. Все морщинки, столь тщательно скрываемые под
многослойным макияжем, так и лезли на глаза. Щеки пошли пятнами, под кожей
обозначились лиловые и синие капилляры. От пота растеклись и размазались
тени и тушь, которые черными ручейками ползли по мятым щекам. Власта хищно
оскалила тонкогубую, но густо намазанную алой помадой пасть, полную
фарфоровых, выточенных не у лучшего мастера зубов, который сделал ей
слишком длинные клыки, то и дело царапавшие язык. Конечно, клыкам этим было
далеко до тех, какими обладают вампиры в американских ужастиках, но
страдальцу, валявшемуся на ковре, они казались именно вампирскими. Он не
удивился бы, если б эта озверелая старуха вонзила клыки ему в шею и
принялась сосать кровь...

То ли Власте Дмитриевне надоело топтать детину шпильками, то ли она просто
пятки себе оттоптала, но ведьма на несколько секунд прервала избиение своей
жертвы.

- Ты должен был его убить! - прошипела она, задыхаясь. - Я должна была
увидеть его труп! Ты понял это, скотина поганая?! Понял или нет? Понял?

Теперь вопросы сопровождались пинками. Остроносые туфли долбили верзилу то
по спине, то по ребрам, то по ногам. Вообще-то, даже будучи раненным, он
мог бы очень крепко отоварить эту не знавшую удержу каргу, даже дух из нее
вышибить с одного удара. Но если он не делал этого, то отнюдь не из
уважения к старости. Просто тут, в подвале, кроме Власты Дмитриевны,
присутствовали три паренька с квадратными мордами. Молодцы в процесс
допроса - или скорее экзекуции! - не вмешивались, только стояли, скрестив
руки на груди, с каменными лицами. Но, разумеется, ежели бы подвергавшийся
избиению детина попытался бы рыпнуться, то Властины тумаки и пинки
показались бы ему ласковыми шлепками. Вот он и постанывал, не
сопротивляясь, только пытался повернуться на бок, подтянуть колени к
животу, чтоб не пинала поддых, да изредка прикрывал рукой лицо.

Наконец Власта Дмитриевна выдохлась и, тяжело дыша, уселась на драный,
пыльный диван, стоявший в двух шагах от ковра, где валялся детина.

- Нет, никому нельзя верить! - взвизгнула фурия и запричитала в
полуистерике. - Что, я сама должна заниматься этим делом? Боже, я же совсем
больна!

- Да сделали мы его, сделали...- пробормотал разбитыми губами "виновник