заскорузлыми пальцами достал пять спичек, у двух отломил головки. -
Длинная - огонь. Короткая - жажда. Тяните.
спичечный обломок.
начала подниматься в воздух и повисать над дорогой белым пластоватым
дымом. Билли раскапризничался. Его уже не занимали ни лошадки, ни дяди с
ружьями, ни птички на деревьях (зловещего вида сытые вороны, с
неудовольствием поглядывающие вниз, на не по правилам живых людей).
Светлана пыталась петь - он не слушал. Но потом за дело взялся Лев. У него
были длинные гибкие пальцы, и пальцы эти могли, оказывается, быть кем
угодно: хитрым зайцем, двумя глупыми гусями, вором и полицейским, судьей,
моряком... Светлана и сама загляделась на представление, на балаганчик,
разыгрываемый внутри вывернутого солдатского бушлата.
рванули и тут же мертво стали лошади - она испугалась не сразу, а после
секундной досады: такую игру испортили!..
сгребая удила. - Эй, леди, не бойтесь, вас тут не обидят! А ты, солдат,
выходи!
травы люди в сером удерживали коней, стаскивали с козел возниц,
обезоруживали немногочисленную охрану солдат госпитальной команды.
Подталкивая штыками и прикладами, их отгоняли куда-то от дороги. Лев,
кряхтя, начал вставать, но Светлана с отчаянным криком вцепилась в него:
лицо - и чей-то насмешливый голос:
наш...
подойдет! Мистер Дабби, тут знаете кто? Тут сестрица нашего Глеба нашлась!
А этот солдат - он ваш муж или кто?
мне жизнь - мне и моему сыну. - Она заметила, как Лев покраснел. - А мой
муж - может быть, вы слышали: капитан флота Сайрус Кэмпбелл.
его племянник? Извините за инцидент, но - война... Вы, конечно,
проследуете дальше... чуть позже. Эразмус, поторопи ребят, пусть уводят
лошадей. Пол, эту повозку не распрягать и вещи не трогать. Прошу вас,
пойдемте ненадолго с мной...
чем-то вроде "пашни богов", только - заросшей высокой, по шею, а местами и
выше головы, травой-метелкой и ядовито-желтыми цветами на хрупких
трубчатых стеблях; Светлана когда-то знала, как их имя... Лейтенант Дабби
шел, поддерживая ее под локоть, а она, прижимая Билли, все оглядывалась на
Льва: как он там, с незажившей своей ногой? Но Лев ковылял уверенно, и ей
вдруг стало страшно: Лев мог соблазниться укромностью места - и начать
убивать. Нож висел у него между лопаток...
и бочонки служили стульями, на сучке висела казачья шашка.
желаете ли джину? К сожалению, ничего кроме джина предложить не в силах...
повис и оглянулся победно: видали?
бесконечности пользоваться добротой леди Светланы. Учитывая, что в том
мятеже мы с вами были на одной стороне... Видите ли, я - офицер
специального подразделения палладийской военной разведки. Поручик
Каульбарс, к вашим услугам. Выполнял особое задание в тылу вашей армии.
Аналогичное тому, что и во время мятежа. Подчеркиваю это особо.
вверх - сделал неуловимое движение пальцами - и в руке его оказался
небольшой узкий нож. Дабби бросил руку к кобуре, но было ясно, что в
случае чего он не успеет. - Это вам на память, возьмите, - Лев, зажав
клинок двумя пальцами, подал нож ручкой вперед. - Я не воюю с вами, прошу
понять это. Я не воюю с меррилендцами. У нас общий враг. Один общий враг -
внешний. И тогда, и сейчас. Во время мятежа мы были в одном строю - против
него. А теперь мы вдруг сами стали почему-то враги...
подаренный.
понимаю этого, но... Меня подстреливали трижды. В самом начале, на
Фьюнерел... тогда еще валяли дурака, палили в ворон, а по ночам сходились
где-нибудь в овражке, разводили костер и пили, и пели... Кто-то из своих
выстрелил мне в затылок. Говорили потом, что это был профсоюзный агитатор.
Тогда только-только начали создавать профсоюзы в армии, и я был
категорически против. Как все эти болтуны, стрелять он не умел... Они же и
погнали нас потом в это безумное наступление: по песку, без воды, без
патронов - ну, забыли подвезти... Ваши тогда еще не воевали по-настоящему
- рассчитывали, наверное, что мы перебесимся, возьмемся за ум... и, может
быть, разберемся с теми, кто у нас дома мутит воду. Но мы, конечно, за ум
не взялись. А высадились осенью на острове Бурь. Командовал десантом
кто-то очень странный, и в рядах тоже были очень странные солдаты. Их было
мало, человек тридцать, но воевали они, как дьяволы, и оружие у них было
очень мощное. Мы заняли тогда больше половины острова... но ваши сумели,
наконец, подвезти достаточно пушек, чтобы вымести нас картечью... Мне
повезло: зацепило в самом начале, вытащить успели и погрузить на корабль
тоже. Многих так и не погрузили... А третья рана уже здесь, на Острове:
пытались выбить ваших с укрепленной высотки. И я все понимаю, но
почему-то: если бы завтра надо было лезть на ту высотку, я бы полез. Вот в
чем ведь дело...
Мягкий свистящий рокот. Он возник как бы со всех сторон сразу, нарастал
стремительно - и вдруг взорвался воем и грохотом. Черное продолговатое
тело пронеслось над самыми головами. Вихрь рухнул сверху, ломая ветви,
обрывая листья. Над дорогой мгновенно вспухли грязно-белые тучи. Высоко и
медленно летело колесо.
Стояла глухая тишина. Никого не было рядом. Там, где была дорога, медленно
двигались тени. Кто-то страшный, черно-розовый, встал перед нею из травы и
рухнул, скребя руками землю - будто хотел зарыться. Дым расползался,
редел, но - пронизанный солнечным светом, становился еще непрозрачнее,
хотя и по-иному. На трех ногах ковыляла лошадь, шарахнулась от Светланы,
упала на бок и забилась. Солдат, немолодой усатый дядька, обматывал бинтом
правую кисть. Увидев Светлану, широко улыбнулся ей. Острые осколки
зубов...
Светлана, это я просто ничего не слышу. На брезент сносили раненых. Надо
помогать, решила она. Билли висел крепко, как обезьянка. Она перевязала
одного, второго. Третий умер. Вдруг все поднялись и стали смотреть в одну
сторону. Она посмотрела тоже.
возвышенностях, полторы дюжины темных угловатых машин. Наверное, они
шумели, но Светлана чувствовала лишь напряженную дрожь земли под ногами...
гусеницей елозя над обрывом, левым бортом царапали скалу. Один уже
сорвался - правда, метров с трех, но безнадежно: некуда было приткнуть
буксиры, чтобы тащить его тросами. Экипаж отделался одним синяком на
четверых. Когда входили в Чехословакию, предался воспоминаниям Зарубин,
этих танков под откосы спустили - ну, сотни полторы. На полста пятых
пээмпэ стоял совсем хреновый...