пометаться... ведь выхода из его царства все равно нет. Я говорю про эти
ошейники.
кровь руки, но вскоре потянуло свежим ветром, где запах смолы перебивался
ароматом пота крепких мужских тел. Томас пробился вперед, торопился, а
когда показался зловещий красный круг света, он выдохнул с таким
облегчением, будто выбрался из преисподней вообще.
родителей. С запада летели быстрые хищные птицы, Томас разглядел когти на
крыльях, а когда стая ушла за горизонт, он сказал тихонько:
Отползай.
россыпи скал. Тень черна как грех, в каменной стене темнела нора. Слева
слышались глухие удары. Томас различил привычные запахи пота, крови,
гниющего мяса. Каменоломня, тюрьма для наказуемых или яма для несчастных,
которых здесь все еще приносят в жертву, как раньше язычники приносили
там, наверху, пока не пришла вера Христа и не велела сжигать только
виновных: всяких ведьм, колдунов, еретиков, а также всех красивых женщин,
ибо красоту телесную дает, как известно, только дьявол.
без доспехов непривычно легко и гадко. Когда на плечи давит приятная
тяжесть железа, на ногах стоишь увереннее, а так сдует любой ветерок...
ящерица. Томас несколько раз терял из виду, лунный свет мерзок, калика
рычал как зверь, и они снова бежали, прыгали, карабкались, пока Олег не
вскинул руку, что как голова с множеством рогов отпечаталась на огромном
круглом тазу луны.
место, окруженное острыми скалами. Посредине горел костер, а перед ним
сидела чудовищная женщина, размером со скалу. У нее был вздутый живот,
вислые груди, а толстые, как бревна, ноги раскинуты в стороны. На костре
клокотал закопченный чугунный котел. Грязные неопрятные волосы падали
женщине на лицо, Томас не мог сказать бы, сколько ей лет, но, судя по
расплывшейся безобразной фигуре, это была старуха или почти старуха.
сажей лице блестели лихорадочно, как у больного.-- Ты делай все, что
сделаю я... И как можно быстрее!
послала вдоль хребта Томаса дрожь. Старый ворон зря не каркнет, а ежели
всегда неторопливый отшельник велит поторопиться, то надо все делать
быстрее молнии.
бесполезно...
миг, давая Томасу подобраться ближе. Дальше было залитое лунным светом
пространство. Томас чувствовал, как громко стучит сердце, что земля под
ногами начинает подпрыгивать, а котел на треножнике уже покачивается.
Похлебка робко брызнула на огонь, там яростно зашипело, стрельнуло
искорками.
закусил губы, нога великанши как тараном сбила торчащий из земли каменный
зуб.
живот и обеими руками ухватил за грудь. Сам Томас, зная, что не
перепрыгнет так же легко, обогнул ногу, взбежал по толстой шкуре до левой
груди в тот момент, когда великанша вздрогнула, ее огромная ладонь
метнулась к Олегу... но тот уже припал к ее груди. Томас видел все боковым
зрением, он сам ухватил другую грудь великанши, припал губами к огромному
соску, похожему на винный бурдюк. Странно, он ощутил если не хмельное
вино, то нечто похожее на хмельной мед, сделал глоток, поднял голову.
змеи, глаза горели дьявольской злобой, а изо рта торчали клыки. Голос,
похожий на треск грома, прогремел страшно и пугающе:
сыновьям, что сейчас на большой охоте.
стал не таким громыхающим:
родню. А кто второй... отныне тоже мой молочный сын?
удара кулаком, после чего превратится в сплющенное, из чего брызнет кровь.
Значит, здесь тоже чтут дурацкие языческие законы, по которым родню нельзя
убивать или калечить. Как будто среди родни не может оказаться еретика!
тогда бы ее грудь так просто не выпустил. Слышал, как Олег ответил за
него:
Ангрбода, нам отчаянно нужна твоя помощь.
Оттуда пахло вкусно, Томас сразу ощутил, что за последние сутки во рту не
было и маковой росинки, и в то же время с дрожью чувствовал, что не сможет
протолкнуть ни кусочка мяса в сжатое судорогой горло.
злой насмешкой:
того, что ты теперь мой молочный сын? Это тебе лишь даст защиту от моих
сыновей, когда вернутся с охоты... да и я не сожру, если не ухвачу
спросонья.
прут, потыкал мясо в котле:
подстрелить, а этому лет сто, а то и тысяча. Ангрбода, мы воевали, мы
дрались, мы гонялись друг за другом... только другим ничем не занимались,
как ты с Локи. Я его видел вчера, он о тебе помнит.
преобразилось, а голос смягчился:
Ангрбода, у меня противник чересчур серьезный.
еще понадобятся... Да укрепятся ему кулаки, когда сойдется с тобой в
последней схватке. Да будут остры его зубы...
я схлестнулся с противником, который потеснил всех старых богов. Да что
там потеснил! Захватил почти весь мир, а сюда, где нет солнца, низверг не
только асов, но и всех ванов, цвергов... и прочий народ, объявив
чудовищами. Это тебя-то чудовищем! Как у них язык повернулся?
собралась кожа. Глаза упрятались еще дальше под массивный навес надбровных
дуг:
вытесняет... и кто лишает простора моих детей.
оборвет ту проклятую веревку! Но бегать ему в самом деле негде... Да и
прекрасная Хель, хозяйка царства мертвых, видит, как быстро сужается ее
царство. Только Ермунганд пока плавает вольно, но корабли строят все
крупнее, их топить трудно.
мощными волнами. Томас, сдерживая дрожь, наколол на длинный кол самый
большой кусок, подал своей молочной матери. Ангрбода довольно кивнула,
почтительные дети всем угодны, подала знак, чтобы угощались тоже, а в
промежутках между двумя кусками мяса промычала набитым ртом:
младшеньких. Эти совсем еще беспомощные. А враги, ты прав, с каждым днем
сильнее. Ешьте, потом решим.
Ангрбодой и даже Олегом съел совсем крохи. В молчании запили хмельным элем
из бурдюка, Томас старался не думать из чего приготовили.
показались чудовищные фигуры. Ангрбода кивнула молочным сыновьям на грот,
Олег бросил Томасу:
ковыряются.