творишь добра, но не творишь и зла, а с их силой можно всю землю поставить
задницей кверху.
ты весь правильный, что просто... занудный. А теперь и весь мир хочешь
сделать занудным?
одного занудный, для другого -- нет. Не казался же я, скажем, занудным
Лиске? А вот конь больше муравья для каждого. Хоть царь, хоть нищий, хоть
мужчина, хоть женщина -- всякий тебе скажет, что муравей мельче. И так
скажут, будь это утром, вечером, ночью, днем. И в жару, и в холод. Сытые и
голодные. Веселые и злые... Так же скажут вон про те горы.
чтобы люди жили по каким-то меркам! Чтобы это не выходило за рамки. За
грани. За черту, ибо за чертой, как ты знаешь, одна чертовщина, а
переступивших черту мы зовем чертями или преступниками.
Любовь?.. Нет, Олег, не хотел бы я жить в твоем мире.
ее?.. ну, эту...
как-то рассказывал. Что-то слишком мудрое, я не понял, но память у меня
как у лося, как-то запомнил, потому что красиво, хоть и непонятно,
собирался в песню...
самом деле, все проще пареной репы. Однажды муравей тащил зерно, а
стрекоза в синем небе кувыркалась, трещала крыльями... Я бы сказал, что
она все пела, как Таргитай, но стрекоза никогда не поет, а Таргитая как
раз замолчать не заставлю... Так вот, муравей видел, как стрекоза сядет то
на один цветок, напьется сока, то перелетит на другой, там тоже напьется и
наестся сладкой пыльцы, а потом вовсе спать улеглась в чашечке цветка. Он
спросил ее: "Что же ты делаешь, Таргитай... то бишь, стрекоза? Как можно
жить просто так, не иметь цели ни близкой, ни далекой, ни вообще
какой-то?"
иметь никаких целей. А как бы муравей ни старался, ему не убедить ее, что
его жизнь более правильная, чем ее, полная наслаждений. Муравей развел
сяжками, ведь в самом деле он не знает ее удел, как она не знает удела
муравьев. У них разные цели, разные судьбы. Но вот однажды он заполз в
мясную лавку, где как раз разделывали мясо. Сел вниз в уголочке и стал
ждать, когда упадет самая маленькая косточка или кусочек мяса. А в окошко
залетела стрекоза. Не долго думая, села на мясную тушу, лизнула кровь... И
в это время мясник обрушил огромный топор, разрубил тушу, а попутно рассек
пополам и стрекозу. Ее тело упало под ноги муравью. Он сказал ей: "Привет!
Твой отрезок подошел к концу, а у меня начинается следующий"... и потащил
разрубленное тело в муравейник со словами: "Ты считала меня занудой, но
теперь видно..."
спросил нетерпеливо:
ломился рядом с Мраком, его синие глаза смотрели с обидой.
ясного...
постоял, вслушиваясь, широкое некрасивое лицо стало каменным, потом
кустистые брови поползли вверх. Изгоям почудилось, что по ту сторону
густого орешника звучит чистый девичий или детский голосок, распевающий
беззаботную песенку.
распевает что-то задорное, веселое. Мрак хмыкнул и, быстрый на решения,
одним могучим прыжком перелетел через зеленые ветки, исчез.
ломился могучий тур. Олег юркнул за ним в пролом, они выбежали на открытое
место, замерли.
на корточках сидел Мрак, что-то спрашивал, переводя взгляд с оленя на
охотницу. Ее золотые волосы были убраны под капюшон, только на лоб свисали
пряди, глаза были голубые, почти синие, смешливые, а лицо веселое и
смеющееся. Она сошла бы за сестру Таргитая, если бы у него были сестры.
голодные слюни. Мрак покосился на них, бросил охотнице:
песенку.
трое?
живешь неподалеку... Нет, ты кого так режешь? Олень -- благородный зверь,
разделывать надо с почтением... Гляди.
Женщина смотрела с интересом, без страха, Олегу почудилась в синих глазах
затаенная насмешка. По крайней мере, она разделывала изящнее.
сумете развести костер...
спине прилипло. Даже присохло. Поедим, полежим...
голоден, но ради общества почему не посидеть у костра?
мясо нанизал тонкими ровными ломтиками. В узелке Сиринги, так она
назвалась, кроме соли нашлись высушенные травы, ломкие настолько, что
рассыпались в пыль, но когда ими посыпали мясо, невры заурчали как
голодные звери: мясо стало настолько восхитительным, хоть и странно жгло
рот, что проглатывали, почти не разжевывая, как волки, завалившие большого
жирного оленя.
быстро, поклевала как птичка первой, деликатно показав, что мясо не
отравлено, затем к удивлению невров вытащила из заплечного мешка странную
доску с натянутыми на ней волосами разной толщины: от конского до
тончайшего шелкового. Олег уже видел такие, рассказывал и Таргитаю, теперь
дударь раскрыл рот и ошалело смотрел, как девушка покрутила колышки,
натягивая каждый волос, тронула раз-другой, и в воздухе зазвенели странные
звуки, от которых защемило внутри, а сердца застучали чаще.
и везде, где были, народ прост, как дрозд. Если поет и пляшет, то лишь два
притопа, три прихлопа. А это... я даже не знаю!
чуточку надменным. Сперва только перебирала эти волшебные нити, воздух
наполнился прекрасными звуками, нежными и трепетными, потом очень тихо
добавился ее голос, такой же чистый, светлый, пошли набирать силу вместе,
сплетаясь и помогая друг другу.
подозрительный лад: откуда в лесу такие инструменты, почему не выказала ни
капельки страха, все-таки у них, надо признать, рожи зверские, одежка
драная, забыли, когда и мылись, несет как от коней после тяжкой работы...
но она играла и пела так, он не мог подобрать слова, что вся
подозрительность постепенно улетучилась, как клочья сырого тумана под
утренним солнцем.
как родник, звук, Сиринга уже молчала, а когда натянутые нити застыли, она
ослабила колышки, спрятала волшебный инструмент в заплечный мешок.
ответил за всех:
надо в Долину Битвы Волхвов, но язык не поворачивался протестовать, когда
Мрак и Таргитай влюбленно заглядывали этой золотоволоске в глаза, едва не
пританцовывали, готовы нести не только ее мешок, но и ее тоже, едва не
отпихивают друг друга...