Чтение 71–й страницы книги ~Обреченный на любовь~

- Ты не голос слышал. Ты слышал ее желания.

Калинов едва не подавился: такого он не ожидал даже от Дримленда.
Таковы, значит, ее желания, подумал он. Как будто ей спать было не с кем.

Снаружи вдруг процокали копыта.

- Они на лошадях были? - спросил Калинов.

- Пешие.

- А у вас есть лошади?

Лихо кивнуло.

- Могу я купить одну?

- Купить можешь. Голову сломать тоже можешь.

- Ничего, - легкомысленно сказал Калинов. - Авось, не сломаю. А без
лошади я их неделю догонять буду... Кстати, а оружие у вас нельзя купить?

- Нельзя. У меня не оружейная лавка.

Через полчаса Калинов взгромоздился на оседланного жеребца каурой
масти и принялся вспоминать уроки выездки, полученные когда-то в первой
жизни. Жеребец прядал ушами и радостно фыркал, пританцовывая от
нетерпения. Лихо равнодушно разглядывало лихого наездника.

- Прощайте! - сказал Калинов. - С вами было очень приятно
побеседовать. Вы очень разговорчивый человек. Полагаю, во времена
социальных потрясений из вас получился бы превосходнейший оратор.

Лихо взмахнуло рукой и растаяло. Растаяла и гостиница. Вокруг снова
размахнулся лес, населенный незнакомыми деревьями, а перед глазами
болталась "Вифлеемская звезда".

Игрища тинэйджеров продолжались.

Бессмысленная скачка длилась до самого обеда. Проносились мимо
деревья, палило солнце, клубилась столбом пыль, убегала вперед путеводная
звезда. И здорово ныла задница...

Поэтому, когда на обочине возник Джос, Калинов даже обрадовался. В
продолжение скачки он через каждые полчаса представлял себе джамп-кабину,
такую прохладную, такую знакомую, такую родную... И всякий раз убеждался,
что Дримленд не собирается выполнять его желания.

Карман Джоса сегодня вновь играл роль скатерти-самобранки. Когда
голод был утолен, Калинов спросил:

- Послушайте, Джос! Как долго еще это будет продолжаться? Вчера я шел
пешком, сегодня скачу на лошади. Куда?

Джос улыбнулся:

- Вчера ты шел, сегодня скачешь, а завтра, может быть, полетишь на
крыльях.

- Но КУДА?

Джос пожал плечами:

- Этого я не знаю. Тебе виднее.

Калинов стал закипать. В конце концов, он - солидный человек, не
мальчишка какой-нибудь, чтобы его водили за нос.

- Послушайте, Джос! - сказал он. - Если вы не перестанете водить меня
за нос, я вам по шее накостыляю.

- Боюсь, это будет несколько сложновато. - Джос не переставал
улыбаться. - Боюсь, руки у тебя коротковаты...

- Ничего, дотянусь. - Калинов понимал, что его подначивают, но уже не
способен был сдерживаться. - Работа такая, кое-чему меня научила.

- Здесь не твой кабинет, командир!

Это было уже издевательство. Калинов изобразил все профессионально.
Сделал шаг вперед, вложил в удар тяжесть тела. Запоздало подумал: "Не
сломать бы челюсть парню!.."

И промахнулся: Джоса перед ним уже не было. Не было его и позади.
Лишь медленно таял в воздухе добродушный смех, да откуда-то донеслись
слова:

- Вот это мне уже нравится. Indifferens nihil est [Равнодушие - ничто
(лат.)].

Ну и черт с вами, подумал Калинов. Все равно я больше никуда не
двинусь. Пойди туда не знаю куда, найди то не знаю что. Не пойду и искать
не буду. С места не сдвинусь, пока не объясните, куда вы меня заманиваете!

Он перебрался через придорожную канаву, туда, где неторопливо
похрупывал свежей травой привязанный к дереву конь. Отыскал небольшой
пригорок и улегся. Закрыл глаза.

Стало хорошо. Шуршала листва на деревьях, хрупал конь, ветерок овевал
лицо.

Вот так и буду лежать, пока не выпустите меня отсюда. У меня
беременная жена дома осталась, с ума там сойдет...

И тут под ним вздыбилась земля. И пришлось сделать шаг, чтобы не
покатиться кубарем, а потом другой, третий... Заржал призывно конь. Он уже
стоял на дороге и нетерпеливо бил копытом. А на севере плясала в небе
"Вифлеемская звезда".

- Ну и черт с вами! - сказал Калинов вслух.

Вторая половина дня была похожа на стекающий с ложки в стакан сироп.
Тягучая, бесконечная, унылая. Унылые деревья, уныло прыгающая перед носом
синяя тень, унылые мысли... "Куда скачу? Зачем?.." Молчание... "Что им от
меня нужно?.." Молчание... "Скоро ли кончится дорога?.." Молчание... И те
же самые мысли по-новой...

А потом вдруг наступил вечер, и лес, как и вчера, неожиданно
кончился. Но не было ни холмов, ни реки между ними, ни Аничкова моста. А
вот гостиница была. Двухэтажная, та же, что и сутки назад. Кажется, я
целый день бежал по кругу, подумал Калинов. Хотя солнце все время
оказывалось позади.

Бег по кругу продолжался. Снова пришлось колотить в двери молотком.
Появившееся Лихо сделало вид, что не узнало старого знакомца. А может, и в
самом деле не узнало. А может, и Лихо было не вчерашнее. Тем не менее,
снова касса жевала кредитку Калинова, пытаясь уличить его в
неплатежеспособности, снова вели гостя по коридору и снова привели в его
собственную холостяцкую квартиру. Единственное отличие - сегодня пришлось
платить еще и за постой коня. За постой и за кормежку... Да и себе ужин
заказал. Для разнообразия...

Тягомотина эта уже перестала его раздражать. Ему вдруг пришло в
голову, что он сам гонит себя по кругу. А все остальные лишь исполняют
расписанные им, Калиновым, роли. И чтобы привлечь к надоевшему спектаклю
внимание пресыщенных зрителей, надо бы режиссеру чуть-чуть закатать
рукава... Не ограничивать изменения заказом ужина.

И потому, когда за стеной Вита и Зяблик вновь начали любить друг
друга, он не стал делать вид, что это его не касается. Он тихо встал, тихо
вышел в коридор и вышиб дверь в соседнем номере.

Он успел заметить разметавшиеся на подушке рыжие волосы, успел
увидеть обнаженное тело, застывшее в знакомой позе на белоснежных
простынях, успел услышать испуганный возглас. А потом ударом сзади ему
развалили надвое череп...

Очнулся он в своем номере. За стеной было тихо, а вот где-то на улице
вовсю заливался горластый петух. Надо полагать, разгонял по углам нечистую
силу. Или будил своих кур...

Калинов сел, свесив ноги с дивана. Голова раскалывалась на части.
Осторожно ощупал ее. Повязки не было. Более того, на затылке не было ни
малейшего следа вчерашнего зверского удара. Он встал, прошел в ванную и
посмотрел в зеркало.

На него смотрело лицо хорошо выспавшегося человека. Не наблюдалось ни
ран, ни фонарей. Наблюдались слегка расширенные зрачки. Калинов тяжело
вздохнул. Наверняка и голой Виты в соседнем номере не наблюдалось.
Проклятое Лихо подмешало ему в ужин какого-то галлюциногена.

Калинов привел себя в порядок, напялил комбинезон. И вдруг заметил,
что под мышками обычная мягкая ткань, нет этой противной жесткости солевых
отложений. Все-таки роптать на жизнь не было оснований: кто-то явно
заботился о нем в теперешнем Дримленде. Словно давал понять - ты делай
свое дело, а все остальное - наша забота. Хорошо придумали, мерзавцы!
Загнали его в беличье колесо, а сами обтяпывают свои мерзкие делишки.

Он вдруг вспомнил, как четверть века назад здесь, в Дримленде,
скрывались от неуютного мира НЕСЧАСТНЫЕ тинэйджеры, и слегка опешил. А
кто, собственно говоря, дал гарантию, что Дримленд не открыт для
несчастных всегда? И фиктивный индекс - лишь один из ключей, открывающих
сюда дорогу? И несчастные попадали сюда и после того, как они с Паркером
закрыли этот индекс? И не только подростки... Индекс-то мы закрыли, а что
узнали о природе Дримленда?

Вот и Вита опять сумела попасть сюда, когда вновь стала несчастной.
Да и сам он был далек от счастья в последние дни...

Он помотал головой. Чушь! С чего Вите быть несчастной? Ведь он ничего
не успел сказать ей о своем решении, а вниманием со стороны мужа она и
никогда не была обделена. Уж что-что, а супружеские обязанности он, с его
сексуальным коэффициентом, выполнял будь здоров! Влюбленность же, при их
семейном стаже, - блажь... Нет, приму просто похитили, и его задача -
догнать похитителя. А все остальное - блажь! Блажь для тинэйджеров.

Он вспомнил ночную галлюцинацию и вдруг ощутил укол ревности: где
гарантия, что все это не происходило в это самое время где-нибудь в другом
месте? Но самое интересное было в том, что укол ревности оказался как
нельзя кстати, он был словно капля нектара, омывшая душу.

Калинов улыбнулся и вышел в коридор. И застыл, пораженный: соседний
номер зиял разверстой пастью входного проема. Вышибленная дверь стояла
снаружи, прислоненная к стене. Калинов заглянул в проем. Кровати с
белоснежными простынями не было. Все выглядело, как сутки назад. Джос
угрюмо сидел за деревянным столом, сцепив пальцы рук, смотрел прямо перед
собой. Заметив гостя, улыбнулся.

- Э-э-э, - сказал Калинов. И добавил: - Мда-а...