Чтение 71–й страницы книги ~Диктатор~

возносящиеся к небу факелы, не преступен?

- Я не это хочу сказать. Тот мир не отражение нашего. Наоборот, мы
сами лишь бледно отражаем его. Ибо он главный в главном потоке времени, он
единственный оригинал, а мы обедненная его копия в боковушке мирового
времени. Он один, а копий столько, сколько маленьких потоков времени бегут
рядом с величавым руслом времени основного.

Я отвернулся от него. Я сказал Варелле:

- Григорий, мне и вправду плохо. Проводите меня в домик.

Я все снова и снова видел девочку, превращающуюся в огненный факел, и
раненого, ползущего по земле без ног. Я сжимал кулаки от гнева. Я
ненавидел людей из неведомого мира в иной вселенной, тот мир был хуже,
тысячекратно хуже моего родного, тоже полного преступлений, но все же не
таких страшных. Ибо мы не сжигали детей, не превращали города в огненную
лаву. Черное солнце не вставало над нашими полями. Я сам воевал,
командовал отделением, батальоном, дивизией, теперь все военные силы
страны подчинены мне, я готовлю решающее сражение, я сейчас, возможно,
главная фигура войны, но это иная война, твердил я себе, - нет этого
страшного черного солнца. Всего лишь солдат на солдата, оружие на
оружие!.. И я опровергал себя: а Кондук? А свирепый террор Гонсалеса в
тылу? А ливни, захлестывающие поля и лишающие детей и женщин куска хлеба,
стакана молока? Кто определит меру, до которой зверство еще не
преступление, а после которой - наказуемое злодеяние? Тысячу сразить в бою
- подвиг? А десять тысяч? А миллион?

Мучительные эти мысли истерзали меня. Я вскакивал. Бегал по комнате,
ругался, ненавидел себя. В комнату входил Варелла, спрашивал, не нужно ли
чего. Я прогонял его, он уходил, спустя короткое время снова появлялся, я
снова прогонял его. Мне не было спокойствия, не было утешения, никакое
лекарство не могло помочь. Меня преследовало черное, как уголь, солнце!
Лишь под утро удалось забыться мутным сном.

Утром я вызвал Вареллу.

- Григорий, вы были со мной у физиков. Вы видели все, что видел я.
Варелла, можете ли вы жить после того, как узнали, что где-то в мире
бушует такая ужасная, нечеловеческая война?

Варелла всегда разговаривал легко и свободно - и непременно с
ухмылкой. Сейчас он подбирал слова.

- Как сказать, генерал?.. Войны - они разные. Где ничего, а где -
похуже. От войны не ждать хорошего... Война же!..

- Война против детей - это война? Это подлое преступление!

- И полковник так говорил. Мы слушали его, генерал, когда он насчет
Сорбаса... Убивать детей не военная операция, а преступление, прощать
нельзя ни исполнителям, ни организаторам. За душу хватало, так говорил.
Точно эти слова!

- Те самые слова, - сказал я в отчаянии.

Я знал, что солдаты между собой называют Гамова полковником. Мы с
Пеано были теперь для них генералами, они в разное время называли нас и
майорами, и полковниками, а если завтра станем маршалами, будут именовать
и маршалами. Но Гамова они узнали полковником, он и остался для них
навсегда полковником. Он назвал себя диктатором, это было несравненно
выше, но если он даже назовет себя императором, он останется для них в
прежнем звании. "Его величество полковник приказывает..."- скажет о нем
тогда тот же Варелла.

- Вы верите в реальность того, что вчера показали физики?

И на это он ответил без обычной прямоты:

- Ученые люди... Всякое продемонстрируют... А так чтобы - не очень. С
другой стороны, а почему и не быть? Человек на все способный! В большом
деле у него - черт на пару с Богом... Совместные трудяги... Всюду партнеры
- Бог да черт!

- Черт с Богом - совместные трудяги? Интересная мысль! Но можно ли
доверять оптическим модуляциям наших ученых?

- Проверить бы надо, генерал. Вызвать обоих?

- Сами пойдем к ним.

Теперь я шагал к физикам уверенней, чем вчера, - не останавливался,
не заглядывался на парк, не давал ногам передохнуть - упадок сил после
воскрешения быстро проходил. И картины неба, свободного от
метеопротивоборства, больше не захватывали. Меня томили проблемы, больше
приличествующие философскому уму Гамова, чем моему практическому, -
реально ли существуют иные миры и реальна ли безграничность царящего в них
зла и бесчеловечности? И точно ли мы только боковое ответвление, только
отражение, только слабое воспроизводство другого, основного, куда
могущественней и преступней, мира?

Оба физика так растерялись, словно мы явились арестовывать их.

- Успокойтесь, - сказал я. - Вы не виноваты, что миры во всех
вселенных полны злодейства. Но я еще не убежден, что иномир реально
существует. Продемонстрируйте его снова - и не ужасные войны, а мирную
жизнь, если она существует в том мире.

Бертольд Козюра опять уселся за столик с маленьким пультом и вывел на
экран картины иного мира. И вскоре я уже не сомневался, что чужой мир - не
оптический фокус хронофизика, а реальность во всей своей невероятности.

Хронофизик повторил вчерашний вопрос, верю ли я теперь, что они не
безумцы.

- Да, вы не безумцы. Но тайна иномиров, открытая вами, ужасна. В
связи с этим несколько вопросов. Первый: вы уверяли, что вы пришелец из
того мира, пейзажи которого демонстрировали. Можете это доказать? Вы так
похожи на человека... хочу сказать - на человека нашей планеты. Ваша
сияющая лысина - не доказательство.

Нет, он не мог точно доказать, что иномирянин. Для всех, знающих его
детство, он подкидыш в отрочестве, случайно обнаруженный почти умирающим в
пустынной степи и начисто забывший, кто он, кто родители, откуда родом,
как его зовут. Даже языка той местности, где его нашли, не знал, что-то
лопотал незнакомо и невнятно. Но быстро освоил язык, отлично учился и еще
в университете создал первые хронотрансформаторы, меняющие внутриатомное
течение времени. А когда сконструировал большие хронотелескопы, то
обнаружил, что, кроме нашей вселенной, существуют вселенные иные, текущие
в соседних потоках времени, а некоторые так физически сопряжены с нашей,
что можно наблюдать, что в них происходит, и даже устанавливать проходы из
одной вселенной в другую. И вот тогда, к своему великому смятению, узнал в
первых изображениях сопряженного с нами мира знакомые пейзажи и зрелища.
Вдруг возникли воспоминания детства - и они совпадали с образами на
хроноэкране. Он задумался - как же все-таки очутился в чужом мире? Один ли
это случай - только для него - или такие переброски часты? И если
неоднократны, то нельзя ли возвратиться на утраченную родину? Открыв, что
в сопряженном мире раскована внутриядерная энергия, он поделился новостью
с другом еще со студенчества, Бертольдом Швурцем. С того дня они работают
вместе. Им удалось заинтересовать маршала Комлина. Маршал предвидел, что
использование фантастических новшеств из чужого мира гарантирует успех в
войне с Кортезией. Полковник Прищепа тоже высоко оценивает их труд.

- Знает ли диктатор о ваших исследованиях?

- Полковник Прищепа ждал удачного времени, чтобы информировать
диктатора и вас.

- Значит, Гамов не знает, потому что удачи пока не вижу никакой, а
вижу одни ужасы. Запрещать вашу лабораторию не буду, но и не радуюсь тому,
что вы в ней открыли.

Воротившись в домик, я набрал код Прищепы. На этот раз он был у себя.

- Павел, я познакомился с хронолабораторией. Я ошеломлен, это
единственное пока ясное ощущение. Что нового в мире?

- Скоро прибуду и подробно информирую. Отдыхай, набирайся сил.

Прошла неделя, прежде чем Прищепа приехал.

- Пеано без твоей помощи изнемогает, - порадовал он меня. - Пора
вернуться к руководству. Все цели твоей камуфляжной измены достигнуты,
передает Гамов. Я в этом не полностью уверен и хочу, чтобы ты сам решал,
как быть.

- Для этого я должен знать политическую и военную ситуацию.

Ваксель двигался с прежней железной неторопливостью. Вся Флория в его
руках, он вступает на землю латанов. Флоры встречают кортезов как
освободителей - митинги, музыка, в городах гулянья и танцы... Правда,
переметнулись к кортезам не более трети флоров. Но эта треть - молодежь и
все, кому надоело прежнее существование в Латании.

- В общем, все, кто жаждет перемен. Такие имеются в каждом
цивилизованном государстве. Что на других фронтах?

Наши бывшие союзники, после разгрома Кондука поутихшие, снова
показали клыки. Их армии по-прежнему придвигаются к границам. Готовятся
все разом к броску, когда поступит сигнал. Сигнал даст Аментола на
конференции в Клуре.

- Что за конференция?

- Сбор всех союзников Кортезии, а также всех наших бывших союзников,
которых Кортезия взяла на содержание. Поедут все, кроме Торбаша, - хитрый
Кнурка Девятый первый в пекло не полезет. Он торжественно провозгласил,
что спор двух гигантов, то есть Кортезии и Латании, решит сам Высший
Судия. А когда Судия объявит свою волю на полях сражений, великий грех
тогда не присоединиться к тем, кого он назначит в победители.

- Кривоногий карлик-король уже вступил в Акционерные компании Террора
и Милосердия?

- Торгуется насчет вступительного взноса. Предлагает заменить золото
сушеными фруктами и вяленой бараниной, этого добра у него навалом. Также и