подъезжали князья, он улыбался, радостно встряхивал рыжими кудрями,
выпущенными из-под шелома на плечи, соколиным взором своих голубых глаз
окидывал поле и холмы и бесчисленную, шевелящуюся повсюду рать, шагом и
рысью проходящие дружины, гонцов, что в снежных вихрях проносились по полю
к нему - вс° к нему! - с донесениями от воевод, оборачивался назад, туда,
где, едва видные отсюда, были раскинуты походные шатры и ждала Агафья,
пожелавшая видеть бой и истребление Михайловых воев, - и серый зимний день
казался ему солнечным, и уже достигнутою - победа над Михаилом. И
проходили полки, и проплывали знамена, и приветно кричали при виде Юрия
ратники, подымая над головами копья, горяча коней, - за три месяца
безнаказанного грабежа все они, как и Юрий, уверовали в легкую победу и
шли сейчас на рысях, убыстряя и убыстряя скок, почти не сомневаясь, что
тверичи при их приближении ударят в бег и им придет только колоть и рубить
бегущих.
впрочем, на то были достаточные основания. Еще никто из побежденных
Темучжином племен не разбивал в бою монгольскую конницу. Оставленные Юрием
для конечного погрома тверичей татары медленно двигались по снежному полю
к намеченным рубежам, берегли коней к последнему напуску. Справа, не
видные отсюда, обходили тверскую рать, проламывая редкую поросль кустов и
мелкого березняка, суздальские и владимирские полки.
ним в вышине, и - вспоминая далекий детский бой под Рязанью - картинно
взмахнул воеводским изузоренным шестопером. Задудели и запищали дудки,
ударили цимбалы, поскакали гонцы, и передние полки, с дружным кликом,
переходя с рыси на скок, устремились туда, где виднелись плотные ряды
тверской рати. Все, что произошло потом, было совсем непонятно Юрию.
Конный полк, натолкнувшись на строй тверичей, начал, рассыпаясь,
откатывать назад. Юрий бросил на приступ запасную рать, и она тоже,
ткнувшись в ощетиненный остриями строй пешцев, откатилась, теряя людей.
Крики, ржание коней, треск и лязг железа перекатывались по полю. Мчались и
падали в снежных вихрях кмети. Юрий, задумав повторить поступок отца, сам
повел было в напуск конный полк и оказался в каше бегущих, в круговерти
падающих и взмывающих на дыбы коней, распяленных ртов, отверстых конских
пастей с клочьями пены на удилах, в громе и реве, где уже никакие приказы
были не слышны, и - самое страшное - он узрел близко-близко тяжело
ступающую, мнущую снег лаптями и валенками, надвигающуюся на него, уставя
рогатины, тверскую пешую рать. Все же было в Юрии что-то человеческое,
потому как вспомнил он в этот миг свои забавы с безоружными, белые лица и
вздетые руки тех, кого рубил, потехи ради, на скаку, - вспомнил и увидел в
этих бородатых, страшных, оскаленных, с острыми ножевыми глазами ликах, в
этих уставленных в душу остриях, в этом тяжко колышущемся, все подминающем
под себя движении - словно гигантская борона волочилась по земле,
вспахивая и уминая снег и трупы павших, - увидел, понял и почуял
надвинувшуюся на него и беспощадную месть. Месть за все его шкоды, за вс°,
что натворили его войска в эти три месяца безудержного грабежа, и, поняв,
почуяв это, уронил Юрий в снег вздетую было саблю, и, подняв на дыбы
скакуна, поворотил его, и ринул в безоглядный бег туда, к шатрам, к
спасению, - но спасения уже и там не было: по полю, наперерез, шла
тверская конная лава, и Юрий зайцем устремился прочь от нее. Петляя, путая
следы, растеряв чуть не всех своих дружинников, с горстью ратных, собирая
по перелескам бегущих кметей, устремился Юрий сперва сам не ведая куда, а
затем, озрясь и сообразив, где он и что с ним, поскакал, уходя от
преследования, в Новгород. Только там надеялся он найти защиту и новую
рать для войны.
мужики добыли ему победу. Отбив приступ конницы, они пошли встречу
московлян, прикалывая спешенных кметей. Полон не брали, у каждого за
спиною была своя сожженная деревня, кололи яро и молча, молча, сцепив
зубы, умирали, падая в снег. Потому и конные лавы одна за другой
разбивались о них и откатывали, редея.
полдня за холмом и в дневном сражении не участвовал. Издали к ним
доносились звуки боя. Мужики ждали, дрогли, переминаясь, опершись о
рогатины. Жевали хлеб.
свирепы кмети, их ить и не передолить!
не хватало твердости. Татары страшили всех. От татар - уж так было
заведено - бежали без боя.
- все одно русичи! Кто-то, протаптывая снег, полез было на холм, глянуть.
Его враз шуганули:
берегут! - высказал один, высокий и до того все молчавший, мужик в
железном шеломе. На него поглядели с уважением: верно уж не к шапошному
разбору такую громаду людей за холмом держать! Иные сидели на щитах, кто
тягался за пальцы - погреться малость. И опять жевали хлеб, и ежились,
охлопывая себя рукавицами. Серело, день понемногу мерк. Там, за холмом, то
замирая, то усиливаясь, все длился и грохотал бой.
- А мы стоим тута и не знаем ничего?
сразу многие голоса. Но уж и слишком дружно, и слишком натужно весело.
Тихая неуверенность ползла где-то сквозь продрогшие, уставшие от немого
ожидания ряды. И тут, уже в сильных сумерках, на холме перед ними
показался сам князь Михайло на вороном коне. Князь сжимал в опущенной руке
темную саблю, с которой капала в снег свежая человечья кровь. Он был один
и, увеличенный тенью, казался очень большим и даже зловещим. Завидя князя,
мужики завставали, спеша, пристегивая завязки шеломов, отряхивая щиты,
прочнее ухватывая рогатины: <Князь, князь! Он!> Степан обернул мохнатое
лицо к сябрам и сыну, бросил: <Михайла, сам!> И рядом тоже услышали, и
волнами пошло по рядам, а князь, подскакав к полку, обвел ряды сумасшедшим
сверкающим взором и крикнул страшно, так, как только на ратях кричал:
<Татары!> И - поднял саблю. И замер на миг, на то краткое мгновение, в
которое творится поражение или победа и пропустить которое полководцу
значит - потерять бой. И - не упустил, и, еще подняв свой железный ратный
зык, грянул:
саблей. И еще выкрикнул: - С Богом!
поднялся рев полка, но ничего и не надо было больше. Мужики, издрогшие на
морозе, что несколько часов только слышали рев и гомон сражения, двинули,
пошли, опустив и уставя рогатины, и шли плотно, пихая плечами друг друга,
древками рогатин задевая по головам передних, шли сплошным железным ежом,
с хрустом и чавканьем уминая снег, шли для того, чтобы не брать пленных, и
так, вс° наддавая и наддавая ходче и ходче, на самом изломе холма, лоб в
лоб, столкнулись с катящимся на них валом татарской конницы.
взяться за луки, а сабли - плохое оружие против рогатин, и случилось чудо:
непобедимая татарская конница начала густо валиться под ноги тверских
мужиков. Храпели и хрипели кони, визжали татарские богатуры, взмахами
сабель перерубавшие древко копья, и падали, пронзенные рогатинами, а
мужики шли, добивая павших, и конница покатила назад, отстреливаясь из
луков, все убыстряя и убыстряя скок, сама не понимая еще, что же такое
произошло с нею? Ибо не бежали, никогда не бежали доднесь на ратях воины
великого Темучжина! Разве в степных битвах против своих...
след его кованой рати, словно нос лодьи пенистые волны, разрезал полки
московлян. Дмитрий рубился рядом с отцом и не посрамил воинской чести,
многажды заслужив свое прозвище: Грозные Очи. Суздальцы и владимирцы,
нерасчетливо посланные Юрием в охват, сами оказались в окружении и начали
сдаваться и ударять в бег, как только увидели скачущих на них с тылу
тверских дружинников. Мелкие князья бежали, почти не оказывая
сопротивления. Огромное войско Юрия распадалось, как ком пересушенной
глины, ибо все они пришли с победителем и к победителю и совсем не гадали
и не хотели разделить участь побежденных.
тороченного нахватанным добром. Коня было жаль, добра - не очень.
Продираясь сквозь густой ельник, поминутно оглядываясь - не гонят ли за
ним? - Мишук запоздало вспоминал отцовы слова и каялся, что грабил, стойно
прочим, тверских смердов. <Своих зорить - ето не дело!> Не дело и вышло.
Теперь, едучи голодный и усталый, страшился он заезжать в испакощенные
тверские деревин - убьют! И за дело убьют-то! Он был один из немногих,
добравшихся до Москвы и принесших злую весть о полном разгроме Юрия.
Юрьевых товаров тверичи зорили и пустошили московский стан. Толпы тверских
полоняников с воем и плачем встречали своих. Кидались на шею ратным, там и
тут женки узнавали то своего мужика, то знакомца из соседней деревни,
смеялись от радости и тут же рыдали над павшими. Казну, рухлядь, припас и
шатер Юрия, вместе с его женой Кончакой-Агафьей - все забрали в полон. Уже
Громыко Ольга
Русанов Владислав
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Ильин Андрей