владыкой, сановники посылали солдатам улыбки, как если бы встретились с
нежно любимыми.
кольца и желтые кружочки, солиды или статеры, всемирно известные золотые
монеты ромеев.
понимали тоже все, хотя редко кто умел читать.
повелитель персов и соперник ромеев, не осмеливался этого делать. Люди
всех народов привыкли к римской монете. По закону Константина-императора,
который основал столицу империи в Византии, из фунта золота изготовляли
семьдесят два солида. Базилевс Юстиниан приказал добавить меди в сплав и
делать восемьдесят четыре монеты такого же веса и объема. Они так же
блестели и так же манили глаз, как старые. Только менялы, ростовщики и
сборщики налогов понимали хитрую роль меди, спрятанной в золоте. Гунн и
хазар, нумидиец и египтянин, сарацин и перс, франк и кельтибер знали
установившийся веками счет: имперский, ромейский кентинарий золота - это
сто фунтов, или семь тысяч двести штук желтых солидов.
каждом кентинарии, который базилевс платил наемным солдатам, поставщикам
или которым откупался от воинственных соседей, казна выигрывала восемьсот
статеров золота, замененного медью.
курчавились, губы были ярки, гладкий лоб высок. Безволосое лицо явно не
нуждалось в бритве, в коже и в углах рта было нечто старушечье.
произнес по-славянски:
солдат своей щедростью.
вместе с золотым дождем о мятежной Византии. Но запах пожара тут же был
вытеснен знакомыми ароматами. Дорога еще не освободилась. Опять, подобно
медному бивню на носу боевого корабля, шествие начинали спафарии. Но за
ними, как дополнительная защита драгоценности даже большей, чем сам
базилевс, шаркала стая евнухов. Одинаково острые взгляды из-под
морщинистых век одинаково вялая кожа лиц делали эти особенные ромейские
существа родными братьями. Руки евнухов прятали в складках хламид кинжалы
неизвестной в других землях формы. Рукоятка держала два клинка,
направленных в противоположные стороны; две осы, сращенные лбами. В таком
кинжале скрывалось особое устройство, позволяющее брызнуть в ранку яд
египетских ехидн-аспидов, неотвратимо вызывавший мучительную смерть.
страстей, надежнее служит хозяину, чем грубый рассудок мужчины. Да ведь и
слуги божьи, ангелы, херувимы, серафимы, тоже существа особого рода,
дьявол же - это все знают - мужчина.
диадемой базилиссы белокурые волосы в золотой пудре лежали тяжелым венцом,
как на головах богинь. Феодора удивляла больше, чем восхищала. Лицо ее
казалось высеченным из камня, только что заглаженного и отшлифованного.
Удивительно длинные ресницы отбрасывали тень на щеки. Маленький рот был
скорее детским, чем женским. Она не шла, а стремилась, парила, как
сотканная из воздуха. Никто из солдат не мог понять, сколько лет этому
существу.
встретился взглядом с Антониной, женой полководца Велизария, и ему
показалось, что спутница базилиссы чуть-чуть улыбнулась. И Антонина и две
другие наперсницы Феодоры - Хрисомалло и Индаро - все три красивые,
напоминали свою повелительницу такой же странной, смущающей свежестью,
юностью лиц и ослепительным цветом кожи. На подбородке Индаро был шрам.
Говорили, что она испытывала на себе притирания и кто-то отравленной мазью
покушался на красоту и жизнь Феодоры.
утреннее богослужение. Но за собой они оставили необычное безлюдье.
Мраморный пол последнего перед выходом из дворца зала оскверняли следы
костров. Из пепла торчали обгоревшие обломки скамей, табуретов, кресел. В
углах, под закопченным потолком, расплылись нечистоты. Валялись груды
обглоданных костей, прутья хлебных корзин и два трупа прислужников-рабов,
не угодивших гостям. Вид части дворца, более естественный для покинутой
стоянки вторгшегося войска, свидетельствовал о наглой непринужденности
готских и герульских наемников. Вчера они были доставлены морем в Палатий
и здесь ночевали.
доносился ропот далекой толпы. Где-то четко и быстро били в бронзовую
доску, из тех, что висят в звонницах около христианских храмов. Удары
прервались, слышней стал ропот людского множества.
светловолосые готы были, как на подбор, людьми зрелого возраста. Рожденные
на земле империи, давно потеряв сознание своей племенной особливости, они
объяснялись и между собой на военном жаргоне из смеси эллинских и
латинских слов. Долголетняя привычка не разлучаться сделала их похожими
один на другого. Тяжеловесные ремесленники войны, терпеливые и по-своему
добросовестные, они, естественно, отсеяли из своей среды слабых телом и
сердцем. Их доспехи и оружие, сложенное в образцовом порядке, в полной
готовности к бою, охранялись товарищами, ибо рядом были герулы. Герулы же,
не расставаясь с доспехами из толстой кожи под железной чешуей, не
находили себе места, как крысы, свалившиеся в пустую цистерну.
предок - родной отец, пример тому - Каин и Авель*. Готов и герулов
разделяли старые счеты. Каждый гот считал каждого герула гнуснейшим
творением бога, герулы же называли готов семенем дьявола.
исповедовали одинаково догму Ария, который учил, что сын божий был
существом совершенным, но не божественным. Империя окрестила готов и
герулов еще в годы признания правящей церковью учения Ария. Затем церковь
отвергла Ария, но ранее обращенные продолжали держаться веры отцов. Как и
все остальные христиане, они считали спасение души обеспеченным догмой, а
не делами.
человеческих прав, имущества и жизни. Но наемников и союзников-федератов
правящая церковь не замечала, хотя для спасения их душ не приходилось
ходить далеко. Империя ценила не веру, а верность этих своих опор,
отчуждение же между подданными и солдатами, как и племенная вражда между
отдельными отрядами, ничему не вредило, ибо и ложь бывает во спасение.
заросший до глаз рыжей бородой, остановил Рикилу повелительным жестом:
сказать.
лицо с носом, продолжавшимся от лба, как у некоторых эллинов, рассекала
полоса. Не будь загара, который оставил белой полосу рубца, след железа не
был бы заметен. Филемуту посчастливилось меньше: чье-то железо, отраженное
краем шлема, скосило кончик носа начисто. Лицо с открытыми ноздрями
напоминало кабанью морду.
выкрикнул:
посадили вместе с герулами, но давка сделалась чрезмерной. Какой-то герул
просунул голову над плечом Рикилы, чтобы лучше слышать, самого Филемута
толкали сзади.
кубикулы-комнаты, расположенные по сторонам длинного коридора.
доходящую до потолка и шириной на два локтя большую, чем вход. Нужно было
повернуть вправо или влево, ворваться же сразу было нельзя - приходилось
подставлять спину тем, кто мог охранять вход.
бойниц, заставленный ложами* и столами для трапезы. Непривычные славяне
обрубили ножки лож, превратив их в скамьи. Здесь они собирались, пели,
слушали рассказы, играли в кости. Тут же чистили доспехи, добиваясь
зеркального блеска - схоларий в полном вооружении блистал огнем. Красивые
латы, оружие хорошего железа сами просили ухода за собой.
почти три десятка, в каждой - приют для восьми человек. Места для сна
располагались в два яруса. Товарищи освободились от доспехов. Зевая, Голуб