Чтение 71–й страницы книги ~Батый~

ржание коней, лязг железа, вопли раненых слышался густой раскатистый
возглас:

- Держись, друже Евпатий! Рази их, окаянных!..

В ответ раздавался звучный голос, которым, бывало, на вече любовались
рязанцы:

- Не бойся, отче Ратибор, держусь!

Прямой блестящий меч свистел в руках Евпатия. Рядом Ратибор сокрушал
наседавших татар своей страшной палицей.

Лучших всадников посылали сюда ханы. Но кони испуганно поднимались на
дыбы и уносились в сторону. Другие падали вместе с седоками, сраженные
ударами витязей. Кто успевал увернуться от меча Евпатия, того настигала
палица Ратибора.

Громадный, с блестящим шлемом на длинных седых кудрях, с горящим
смуглым лицом и сверкающими темными глазами, с тяжелой палицей в руках,
Ратибор приводил в ужас нападающих, Евпатий был также грозен в своей ре-
шительности н мужестве.

И в страхе отступили татары.

В стороне, верхом на вороном жеребце, окруженный главными темниками,
Бату-хан наблюдал за битвой. Движением руки он подозвал Субудай-багату-
ра.

- Повелеваем: привести мне обоих урусутов живыми!

Субудай послал отборную сотню, за ней вторую... Воины не вернулись, а
урусуты продолжали биться.

Взбесившийся конь примчался, на нем едва держался в седле раненый. Он
тяжело упал к ногам Бату-хана:

- Джихангир! Их взять нельзя! Это сам урусутский бог Сульдэ!..

Последние слова раненый прошептал чуть слышно. Он вздрогнул, вытянул-
ся и затих. Нукеры оттащили его в сторону. Бату-хан отвернулся. Лицо его
исказилось гневом.

- Почему спят мои шаманы? - прошипел он.

Прибежавшие шаманы выли, били в бубны, плясали. Они просили все-
сильного монгольского бога Сульдэ сразить урусутского бога. На разные
голоса призывали они своих заоблачных богов, молили их о помощи, обещали
им девять лучших вороных коней и девяносто девять пленных юношей.

Но бог Сульдэ был сердит. Он не захотел помочь и спуститься в глубо-
кие снега, в бездонные болота. Да - и шаманам не нравилась злая земля
урусутов, где выли свирепые метели и трещали жестокие морозы. Им хоте-
лось скорей обратно, в привольные монгольские степи, где остались их ми-
лостивые боги.

А воины все падали вокруг страшных урусутских витязей. Уже давно дли-
лась битва. Но Ратибор и Евпатий не чуяли усталости. С прежней сокрушаю-
щей силой взлетала страшная палица, с прежней верностью косил острый
меч. Так же громко звучал призыв Ратибора. По-прежнему уверенно отвечал
Евпатий.

Русские воины, забывая усталость, сомкнув ряды, продолжали сражаться.
Они наступали на татар, подбадривая друг друга громкими криками:

- Вперед, черниговцы!,. Держись, рязань!.. За волю русскую!..

Бату-хан напряженно, не отрываясь, следил за битвой. Он завыл, уви-
дев, как третья сотня полегла от ударов грозных урусутов:

- Я теряю лучших моих воинов!..

Теснившиеся около джихангира темники попятились.

- Вай-дот! - кричали они. - Что с ними делать? Это не люди, а крепкие
камни!

Бату-хан ударил себя по щекам и завизжал.

- Субудай! Субудай!

И бросил подскакавшему старому полководцу какое-то распоряжение.

Забегали нукеры. Послышался тяжелый топот коней, странный скрип и
шум. Прозвучали новые татарские выкрики, треск и грохот. Резкие удары в
медные щиты отозвали с холма татарских воинов, схватившихся с урусутами.

Евпатий, видя отступление татар, высоко поднял меч:

- Вперед!.. За...

Но страшный удар в грудь прервал его могучий голос. Он упал, облива-
ясь кровью.

С ужасной силой, сбивая все встречное, летели в теснившихся на холме
русских воинов огромные камни. Это татары подтащили на полозьях китайс-
кие камнеметные машины.

Взвыл Ратибор волчьим голосом. Отшвырнул палицу, бросился к любимому
другу. В отчаянии теребил его:

- Жив ли ты, Евпатий?.. Откликнись, друже!

Осторожно припал к нему ухом... Кончено! Больше не придется им вместе
биться за родную Русь.

Он поднял голову, оглянулся. Со всех сторон с диким грохотом падали
страшные камни, сокрушая русских храбрецов. Ратибор поклонился мертвому
другу, поднялся во весь свой громадный рост и пошел, безоружный, большой
и грозный, с бурно дышащей грудью и горящими глазами, навстречу неминуе-
мой смерти.

Глава восьмая. ПОСЛЕДНИЕ НА БУГРЕ

...Где честная могила Евпатия,

Знают ясные зори с курганами,

Знала старая песня про витязя,

Да и ту унесло ветром-вихорем!..

Лев Мей. Песня про Евпатия.

Битва подходила к концу.

Между соснами на бугре еще стояла маленькая кучка людей. Это были
последние, оставшиеся в живых воины отряда Коловрата. Камни редко падали
на бугор, где люди стояли выпрямившись, тесно прижавшись друг к другу,
спокойно ожидая смерти. Они выпустили последние стрелы. Сделать больше
ничего нельзя.

Нет... Можно!

Неожиданно высокий, звонкий, словно детский, голос затянул песню...
Родную, протяжную и грустную песню:

Еще что же вы, братцы, призадумались,

Призадумались, ребятушки, закручинились?

Что повесили свои буйные головушки...

Песню дружно подхватили другие голоса, и она полилась, смелая и
вольная. Песня, казалось, говорила, что русские люди, умирая, прощаются
с любимой родиной. Песня, казалось, говорила, что татары русских не сло-
мили!

Взглянув в сторону оставшихся урусутов, Бату-хан приказал остановить
машины. Грохот прекратился. И тогда до монгольских военачальников донес-
лись звуки плавного, протяжного пения. Джихангир удивленно прислушался.

- Взять их! - приказал он. - Привести сюда живыми!

Непобедимые - бросились исполнять священную волю джихангира, Они ок-
ружили оставшихся урусутов. Набросились одновременно со всех сторон,
захлестывая арканами, сломили уже бесполезное упорство, скрутили урусу-
там руки за спину. Только помня строгий приказ джихангира, монголы не
разделались с ними.

Бату-хан окинул приведенных пленных внимательным взглядом. Многие
урусуты были ранены, залиты кровью, ушиблены камнями. Были среди них бе-
лобородые старики, были двое юных, совсем мальчики. Урусуты стояли спо-
койно и мрачно. Они не склоняли головы, как виноватые, не было у них
волнения или страха. Готовые к смерти, они смотрели в глаза грозному ха-
ну.

- Развязать пленным руки! - приказал джихангир. - Субудай-багатур,
надень на шею каждому урусуту деревянную пайцзу.

- Внимание и повиновение! - сурово отвечал старый полководец. - Баур-
ши, принеси мой мешок с пайцзами!

- Скажи им, коназ Галиб, обратился джихангир к стоящему сзади старому
толмачу Бату-хан прощает храбрых урусутов и дарит им жизнь и свободу.
Они настоящие багатуры!

Князь Глеб поморщился, но поспешил исполнить приказание. Бату-хан
пристально следил за ним.

Показывая на пленных урусутов, Бату-хап крикнул громко, чтобы воины
слышали его:

- Вот как надо любить и защищать свой родной улус!

К Бату-хану подошел летописец, факих Хаджи Рахим и до земли склонился
перед молодым джихангиром:

- Ты великий, ты справедливый! Твоими устами говорил сейчас Священный
Воитель, твой мудрый дед. Он учил так поступать...

Баурши направился к урусутам, которые еще не понимали происходившего.
Но Бату-хан остановил его. Князь Глеб перевел вопрос джихангира:

- Кто запел песню?

Урусуты переглянулись. В одном порыве три пожилых бородатых воина
сделали шаг вперед. Но в тот же миг, оттолкнув их, выбежал молодой воин.

- Неправда, это я запел! воскликнул он странно тонким, звенящим голо-
сом. Задорно закинув голову, вызывающе смотрел он на джихангира.

Бату-хан сдержал улыбку. Его прищуренные, слегка раскосые глаза смот-
рели на вспыхнувшее юное, почти детское лицо, в смелые, взволнованно
блестящие, темные глаза мальчика. Джихангир повернулся к толмачу, но то-
щий высокий темник Бурундай перебил его. Приблизившись к молодому воину,
он крикнул:

- Перед ослепительным целуют землю, урусут! Благодари на коленях за
милость! - И неожиданно грубо толкнул мальчика. Тот упал, его меховая
шапка свалилась, и с головы молодого воина сползли две русые косы.

К Бурундаю подскочил другой урусутский мальчик и вцепился в него.