английские слова.-- Вы вернетесь? До свидания и... бог да
благословит вас.
по горной тропинке, ведущей на юго-восток от Шемлегха, Ким
увидел крошечную фигурку у двери хижины, машущую белой тряпкой.
лама.-- Ибо она направила человека на Путь к Освобождению, а
это почти так же хорошо, как если бы она сама нашла его.
разговор.-- Быть может, и я приобрел заслугу... По крайней
мере, она не обращалась со мной, как с младенцем.-- Он обдернул
халат спереди, где за пазухой лежал пакет с документами и
картами, поправил драгоценный мешок с пищей в ногах у ламы,
положил, руку на край носилок и постарался приноровиться к
медленному шагу ворчавших мужчин.
прошли три мили.
Женщина Шемлегха дала ему серебра, и он рассудил, что будет
только справедливо, если ее мужья заработают это серебро.
Енклинг-сахиб, веселый малый нетерпеливо водит биноклем по
хребтам, высматривая, нет ли где следов его любимого загонщика
-- человека из Ао-Чанга. Но этот изменник, взяв с собой новое
ружье системы Манлихера и двести патронов, где-то совсем в
другом месте промышляет кабаргу для продажи, и на будущий год
Енклинг-сахиб услышит о том, как тяжело он был болен.
-- дальнозоркие гималайские орлы отлетают прочь, завидев его
новый синий с белым, полосатый зонтик,-- бенгалец, некогда
полный и красивый, а теперь худой и обветренный. Он получил
благодарность от двух знатных иностранцев, которых умело провел
Машобрским туннелем к большой и веселой столице Индии. Не его
вина, что, заблудившись в сыром тумане, они не заметили
телеграфного отделения и европейской колонии Котгарха. Не его
вина -- вина богов, о которых он так увлекательно рассказывал,
что они очутились у границ Нахана, где раджа ошибочно принял их
за британских солдат-дезертиров. Хари-бабу расписывал величие и
славу его спутников на их родине до тех пор, пока заспанный
владетельный князек не улыбнулся. Он рассказывал об этом
всякому, кто его спрашивал, много раз, громогласно и в разных
вариантах. Он выпрашивал пищу, находил удобные помещения,
искусно лечил ушиб в паху -- ушиб, который можно получить,
скатившись в темноте с каменистого горного склона,-- и вообще
во всех отношениях был незаменим. Причина его любезности делала
ему честь. Вместе с миллионами своих порабощенных
соотечественников он привык смотреть на Россию как на великую
северную освободительницу. Он пугливый человек. Он боялся, что
не сумеет спасти своих высокопоставленных господ от гнева
возбужденных крестьян. Да и сам он не прочь дать по уху
какому-нибудь подвижнику, но... Он глубоко благодарен и от души
радуется, что "по мере своих слабых сил" сумел привести
рискованное предприятие (если не считать потери багажа) к
успешному концу. Он позабыл о пинках; даже отрицает, что
получал эти пинки в ту неприятную первую ночь под соснами. Он
не просит ни пенсии, ни жалованья, но, если его считают
достойным, не соблаговолят ли джентльмены дать ему письменную
рекомендацию? Она, быть может, пригодится ему впоследствии,
если другие люди, их друзья, придут на Перевалы. Он просит их
вспомнить его в их будущем величии, ибо "осмеливается
надеяться", что даже он, Махендра-Лал-Дат М. И. из Калькутты,
"оказал некоторую услугу государству".
услужливость и замечательную сноровку проводника. Он засунул
бумагу за кушак и всплакнул от переизбытка чувств; ведь они
вместе подвергались стольким опасностям. В полдень он провел их
по людному бульвару Симлы до Союзного банка, где они
намеревались удостоверить свои личности. Дойдя до банка, он
исчез, как предрассветное облако на Джеко.
слишком торопитс, чтобы рекламировать препараты из обитой медью
шкатулочки, он поднимается по Шемлегхскому склону -- настоящее
воплощение добродетели. Смотрите, как позабыв все время
изображать бабу, он в полдень курит, сидя на койке, а женщина в
украшенном бирюзой головном уборе показывает пальцем на голые
травянистые склоны, уходящие к юго-востоку. По ее словам,
носилки не могут двигаться так быстро, как люди порожняком, но
его друзья теперь, наверное, уже на Равнинах. Святой человек не
хотел остаться, хотя она, Лиспет, и уговаривала его. Бабу
тяжело вздыхает, препоясывает свои могучие чресла и вновь
отправляется в путь. Он не любит путешествовать в сумерках, но
дневные его переходы -- некому записать их в книгу -- поразили
бы людей, насмехающихся над его расой. Добродушные деревенские
жители, памятуя о продавце лекарств из Дакхи, проходившем тут
два месяца назад, дают ему прибежище от злых духов леса. Он
видит во сне бенгальских богов, университетские учебники и
"Королевское общество, Лондон, Англия". Наутро синий с белым
зонтик, подрагивая, движется вперед.
Равнинами, окутанными золотой пылью, стоят истрепанные носилки,
в которых, как это знают все Горы, лежит больной лама, ищущий
Реку, чтобы исцелиться ею. Деревня чуть не передралась за честь
нести эти носилки, ибо, не говоря уже о том, что лама одарял их
своими благословениями,-- ученик его платил хорошие деньги --
целую треть того, что обычно платят сахибы. Доли проходила по
двенадцать миль в день, как это видно по засаленным истертым
концам ее шестов, и двигалась по дорогам, которыми ходят лишь
немногие сахибы. Через перевал Ниланг, в бурю, когда
взвихренная снежная пыль засыпала каждую складку широких одежд
невозмутимого ламы; между черными утесами Райенга, где
слышалось рявканье диких коз за облаками; ныряя и снова
поднимаясь на глинистых сланцах у подножья гор; крепко зажатая
между плечом и челюстью, когда приходилось огибать опасные
крутые повороты дороги на Бахгирати; качаясь и скрипя под
равномерную рысцу носильщиков на спуске в Долину Вод; торопясь
миновать туманное плоское дно этой замкнутой долины; снова
поднимаясь вверх и вверх на простор, навстречу ревущим ветрам,
дующим с Кедарнатха; в полдень, отдохнув в тусклом сумраке
приветливых дубовых лесов; переходя от деревни к деревне по
предрассветному морозу, когда даже верующим простительно ругать
нетерпеливых святых, или при свете факелов, когда даже самый
бесстрашный думает о привидениях,-- двигалась доли и добралась,
наконец, до последнего своего перехода. Малорослые горцы
обливались потом на Сиваликских отрогах, даже когда солнце не
слишком припекало, и обступили жрецов, желая получить от них
благословение и жалованье.
большую, чем сами вы способны понять. И вы вернетесь в Горы,--
вздыхает он.
потирает плечо, пьет воду, выплевывает ее и поправляет свои
травяные сандалии. Ким--лицо его осунулось и кажется утомленным
-- платит им очень мелкой серебряной монетой, вынутой из-за
кушака, снимает мешок с пищей, сует за пазуху завернутый в
клеенку пакет -- в нем священное писание -- и помогает ламе
подняться на ноги.
рухнут и раздавят его, как думал в ту ужасную ночь, когда их
задержала разлившаяся река.
зарослях кустарника.
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Лондон Джек
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Акунин Борис