а те, принимая оружие, распевали негромкую монотонную песню о потерях,
понесенных их народом в различных стычках с белыми, и о том, как сладостна и
благородна месть. Человек, менее привыкший к такого рода зрелищам, только
увидев этих ведьм, никогда бы не отважился приблизиться к месту, где они
совершали свой дикий и отвратительный обряд.
шагом начинала кружить вокруг дряхлого индейца, и вскоре они уже все
медленно завертелись в магической пляске. Они старались ступать в такт
мелодии, сопровождая слова песни соответствующими жестами. Когда они
говорили о потерях своего племени, они дергали себя за длинные седые космы
или позволяли им в беспорядке рассыпаться по сморщенным шеям. Но стоило хоть
одной запеть о том, как сладко отвечать ударом на удар, все вторили ей
свирепым воплем и сопровождали его выразительным телодвижением, ясно
показывавшим, для чего они старались распалить в себе дикую ярость.
невозмутимым хладнокровием, как будто вошел в деревенскую церковь. Его
появление старухи встретили новой бурей жестов, которые, если только это
было возможно, стали еще более ясными и недвусмысленными. Сделав им знак
замолчать, траппер спросил:
пленников пауни, их сыновья еще не вернулись, нагруженные скальпами.
подскочили к нему, размахивая ножами в опасной близости к его спокойным
глазам.
едва он завидит томагавк, - сказал, не дрогнув, траппер. - Пусть женщины сиу
подумают: если умрет один бледнолицый, на месте, где он упал, их встанет
сто.
песне зазвучали еще более громко и внятно. Вдруг самая старая и злобная
вырвалась из круга и, ковыляя, побежала по направлению к намеченным жертвам,
точно хищная птица, когда, покружив над добычей, она камнем падает на нее.
Остальные ринулись вслед за ней нестройной вопящей толпой, боясь лишиться
своей доли в кровавой потехе.
Открой рот и заговори, чтобы все племя сиу услышало тебя.
то ли его вывел из равновесия вид бегущих мимо старух, чьи вопли были
невыносимы даже для ослиного слуха, но как бы там ни было, именно длинноухий
сделал то, к чему призывали Овида, и произвел такой эффект, на какой едва ли
мог бы рассчитывать натуралист, даже если бы напряг все силы. Странный зверь
заговорил впервые со времени своего появления на становище. После столь
ужасного предупреждения старухи кинулись врассыпную, точно коршуны,
вспугнутые со своей добычи, однако продолжали вопить и, как видно, еще не
совсем отказались от задуманного.
быстрей погнало кровь в жилах Поля и Мидлтона, чем самое усердное
растирание. Бортник уже вскочил на ноги и принял угрожающую позу, обещавшую
больше, чем он мог бы совершить на самом деле. И даже капитан приподнялся на
колени, готовясь дорого продать свою жизнь. Непостижимое освобождение
пленников от пут старухи приписали чарам "колдуна", и это заблуждение
сослужило нашим друзьям, пожалуй, не меньшую службу, чем чудесное и
своевременное вмешательство Азинуса.
товарищам, - и вступить в честный бой. Было бы лучше подождать, пока капитан
совсем оправится, но уж раз мы выдали нашу батарею, то станем твердо и...
уже готов поверить, что тут и впрямь действуют чьи-то чары, когда повернулся
и увидел, что попал в лапы такого могучего и опасного "колдуна", как Ишмаэл
Буш. Сыновья скваттера, держа ружья наготове, вышли один за другим из-за
неубранного шатра Матори, что не только объяснило, как удалось врагам зайти
с тыла, пока внимание траппера было занято происходившим у реки, но и
обусловило полную невозможность сопротивления.
Мидлтона и Поля снова связали в полном молчании и с отменной ловкостью, и на
этот раз даже старый траппер разделил их участь. Шатер сорвали, женщин
усадили на лошадей, и маленький отряд двинулся обратно к стоянке скваттера.
Все это произошло с такой быстротой, что действительно могло показаться
колдовством.
потерпев неудачу, улепетывал по равнине к леску, где укрывались женщины и
дети. И, когда Ишмаэл удалился со своими пленниками и добычей, плоскогорье,
где совсем недавно бурлила жизнь большого индейского стойбища, стало таким
же тихим и безлюдным, как вся бескрайняя пустыня вокруг.
Глава 30
оставались праздными. Мы расстались с отрядами в ту минуту, когда,
расположившись по двум противным берегам реки, они следили друг за другом и
каждый старался насмешками и бранью принудить неприятеля к какому-либо
опрометчивому действию. Однако вождь пауни скоро понял, что коварного врага
отнюдь не огорчает эта явно напрасная трата времени. Поэтому он изменил свои
планы и отступил от реки, чтобы, как правильно объяснил товарищам траппер,
заманить более многочисленный отряд сиу на свой берег. Но вызов не был
принят, и для достижения цели Волкам пришлось искать другого средства.
старания увлечь врага за собою в реку и быстро поскакал во главе своих
верных воинов вдоль потока, ища более удобного места, где его отряд мог бы
без урона внезапно переправиться на другой берег. Как только Матори разгадал
его намерение, пешим воинам был подан знак вскочить на коней позади своих
более счастливых собратьев, чтобы вовремя помешать переправе. Поняв, что
план его раскрыт, и не желая утомлять лошадей отчаянной скачкой, после
которой они были бы уже бесполезны в бою, даже если бы им удалось обогнать
перегруженных тетонских скакунов, Твердое Сердце вдруг осадил коня у самой
воды.
обычных уловок индейской войны, а время не ждало, и рыцарственный пауни
решил ускорить развязку, совершив один из тех подвигов, какими нередко
индейские храбрецы обретают дорогую их сердцу славу. Место, которое он
избрал, было весьма подходящим для его замысла. Река, почти всюду глубокая и
быстрая, здесь широко разливалась, и рябь на воде говорила о малой глубине.
В середине потока поднималась широкая песчаная мель, и опытный воин
мгновенно понял по ее цвету и виду, что она легко выдержит тяжесть коня.
Внимательно осмотрев ее, Твердое Сердце сделал свой выбор. Быстро сообщив
остальным о своем намерении, он бросился в поток, и его скакун, то плывя, то
ступая по дну, благополучно вынес его на остров.
воды, он оказался на широком пространстве сырого, но плотно слежавшегося
песка, прекрасно подходившего для любого конного маневра. Скакун, казалось,
тоже это понял и нес своего воинственного седока таким упругим шагом, так
гордо выгибая шею, что впору бы любому породистому коню, объезженному
искуснейшим берейтором. От волнения и у самого вождя кровь быстрей побежала
в жилах. Зная, что оба племени не спускают с него глаз, он натянул поводья;
и если его собственный отряд мог гордиться и торжествовать, любуясь
мужеством и красотою всадника, то для врага не могло быть ничего обидней
этого зрелища.
ринулись к воде, в воздух взвилось полсотни стрел, раздались редкие ружейные
выстрелы, и несколько смельчаков уже хотели броситься в реку, чтобы наказать
врага за дерзкий вызов. Но грозный окрик Матори заставил опомниться готовый
выйти из повиновения отряд. Запретив переправу, остановив даже бесплодный
обстрел отмели, Матори приказал всем воинам отойти от воды, после чего
открыл свои намерения двум-трем из вернейших своих сторонников.
въехали в поток, но, когда те удалились, они тоже вернулись на свой берег,
полагая, что их молодому вождю послужат достаточной поддержкой его
испытанное искусство и не раз доказанная храбрость. Приказ Твердого Сердца,
отданный им перед переправой, был достоин его беззаветной отваги и твердости
духа. До тех пор, пока враги будут выходить против него поодиночке, он будет
сражаться один, положившись только на Ваконду и силу собственной руки. Но
если сиу кинутся на него кучей, то Волкам следует переправляться к нему в
том же количестве - человек на человека, покуда достанет на то численности
их отряда. Этот благородный приказ соблюдался свято, и, хотя многие горячие
сердца жаждали разделить с вождем опасность и славу, все до единого воины
пауни скрывали свое нетерпение под обычной для индейца маской сдержанности.
Они жадно следили за происходящим, но ни единый возглас удивления не
сорвался с их губ, когда вскоре они поняли, что поступок их вождя может
привести не к войне, а к миру.
остальному отряду. Затем он въехал в воду и остановился. Тут он несколько
раз поднял руки ладонями наружу и сделал еще несколько жестов, которые в
этих краях служат выражением дружеских намерений. Потом, словно в
доказательство своей искренности, он бросил ружье на берег и, глубже въехав
в воду, вновь остановился, чтобы посмотреть, как все это примет молодой
пауни.