недочитанного и ча-стично, как ей казалось, непонятого Платона, а также за
седьмой том "Истории Германии" отца Берра, каноника собора Св. Женевьевы.
в чем и не сознался. Не будем давать читателю описания страшной пытки,
скажем только; что Лесток перенес ее достойно. Крики были, он и не пытался
себя сдерживать, но признание вырвали одно -- я невиновен! После дыбы,
прижимая к груди изувеченные руки, Лесток без посторонней помощи дошел до
камеры.
иностранными послами, все прочие обвинения были отсече-ны. То страсти кипели
вокруг изменника и заговорщика, а то вдруг о нем словно забыли. Движимое и
недвижимое имущество Лестока без остатка было отписано ее императорскому
величеству. Лесток и супруга его просидели в изолированных камерах под
крепким карау-лом пять лет, а затем были сосланы в Углич.
называли расправой. Однако следствие было произведе-но по всем правилам, так
сказать по заранее изготовленному трафа-рету, но нельзя не сознаться, что в
какой-то момент в ходе следствия наметился серьезный перелом. Словно вдруг
исчезло вдохновение и у судей и у главного организатора этого дела --
Бестужева.
осталось в нем много темных пятен, мол, могли бы до-вести все до конца, но
почему-то не сделали этого.
главе.
будни--обычная работа Тайной канцелярии с подследственным, в Бестужеве умный
человек возобладал над идеалистом. Не получилось сочинить хороший, большой
заговор, чтобы разом свернуть шею "формальной потаенной шайке"--всем этим
Трубецким, Румянце-вым, Санти и Воронцову, особливо вице-канцлеру Воронцову.
Во всех шифрованных депешах Финкенштейна Воронцов шел бок о бок с Лестоком,
а теперь Смелый сидит перед .следователем, а Важный разгуливает на свободе,
и разгуливает гоголем. Не отдала государыня Воронцова в руки правосудия.
Может, и Лестока ей было трудно от-дать, но скрепила сердце, а на Воронцова
сил уже и не хватило-- размягчилась. Наверняка не обошлось здесь без слез и
воплей суп-руги вице-канцлера Анны Карловны, в девичестве Скавронской,
кро-вной родственницы государыни.
достать не может, то идея заговора о перемене правления, о ко-тором якобы
хлопочет молодой двор, тоже уходит в песок.
после трудового дня добрался он наконец до своего кабинета, облачился в
домашний шлафрок и потребовал бутылку вина. Бокал подали вместительный, как
он любил, вино чуть кислило, но было забористо и запах имело приятный.
одиночестве, в доме Алексея Петровича появился не-ожиданный гость. С великим
шумом подъехала карета с гайдуками и пажем-скороходом. Лакею было объявлено,
что с канцлером жела-ет иметь беседу князь Иван Матвеевич Черкасский.
упредил челядь, что его ни для кого нет дома, по-скольку занят делами
государственными, теперь поспешил перехва-тить слугу, чтобы самому принять
именитого гостя. Интуиция под-сказала, что визит этот неспроста, и не только
для его выгоды, но и для пользы отечеству, позднего визитера надо принять, и
при-нять хорошо.
внушительная фигура Черкасского, но всегда где-то в отдалении, в соседней
зале. В карты князь не играл, в менуэтах по причине возраста и больной ноги
не приседал. "Кто ты -- друг или враг?" -- мысленно спросил Бестужев, следуя
за гостем в гостиную. Расселись в креслах, канцлер вежливо осклабился в
улыбке. Черкасский достал табакерку, неторопливо вложил в нос понюшку
табаку, шумно вы-сморкался.
Бестужева внимательный взгляд, поинтересовался:-- Что ж не спрашиваешь,
Алексей Петрович, зачем пожаловал?
сложил руки на животе, движения его были неторопливы и полны достоинства.
вине срок отбывал.
недоброжелателей. И кабы недоброжелатели эти паскуд-ные метили в меня, то
полбеды, но метят они в Россию, чем приносят ей непоправимый урон!
оставаться величественным и важным, обманывая собеседника, но князь
Черкасский явно не принадлежал к этим об-манутым.
подлость сочинишь, то тебя и к ответу призвать нельзя? Вроде бы всю Россию,
к ответу призываешь?
остановил его решительным движением руки.
служишь старательно. Но ты еще не Россия, хоть ты ее канц-лер. От имени
России сподручнее мне говорить, потому что я ее страдалец.
положения, не стал прерывать гостя. Страдальцы говорливы, стерпим для пользы
дела и это.
раскрытия заговора в Смоленске ты, Алексей 'Петрович, принимал самое
активное участие. Мы еще пятнадцать лет назад воз-жаждали посадить Елизавету
Петровну на трон русский, а ты нас всех за это к дыбе привел.
ты эту бумагу, в Гамбурге сидя, перехватил и накро-пал на нас донос... в
Петербург. Бирону- Так?
волнения, канцлер стал заикаться и уж совсем невеличественно брызгать
слюной.
придет же он когда-нибудь, ты тоже будешь лгать? Но как уверенно ты
защищаешься. Не будь у меня на руках этого твоего доноса, я б тебе и
поверил.-- Черкасский неожиданно подмигнул канцлеру.
что называется, обмер, но виду не показал, только насупился и еще зорче
глянул в темные непримиримые глаза Черкас-ского. Этот врать не будет. Коль
говорит, что петиция из Гамбурга у него, то, стало быть, так и есть. Но как
она попала к нему? Старый я дурак! Не уничтожить вовремя такую бумагу!
Неужели весь похищенный архив прошел через руки князя? Но, может, этот
мальчишка-гардемарин продал ему петицию? Среди возвращенных бумаг этого
документа как раз и не было. Ладно... Белов в тюрьме и уж теперь оттуда не
выйдет. Да скажи же наконец, что ты хочешь, какого черта явился ко мне с
подобным разговором? Не томи душу!
Черкасский.-- Я вижу, что ты, Алексей Петрович, все понял. Документ сей я
тебе не отдам, он останется в моем тайнике в на-зидание потомству. Но меня
ты не бойся. Я с тобой счеты сводить : не хочу и не буду. А пришел я к тебе
с просьбой.
подбородок рукой потер, эдак сильно, словно челюсть хотел на место
поставить.
душевных качеств. Попал он в крепость безвинно, по воле случая, я осведомлен
об этом деле во всех подробностях. Постра-дал он из-за друга, сынка князя
Оленева. Так суть моей просьбы в том, чтобы ты этого Белова освободил и дела
по этим двум моло-дым людям прикрыл.
невозмутимый, и сама манера говорить, как бы с издевкой. Уверен, страдалец,
что канцлер в его руках!
людьми занимается Тайная канцелярия.
выполни.
принеси.
подоплекой ареста двух друзей. Зная характер канцлера и повадки Тайной
канцелярии, Черкасский дал только силуэт событий, избегая называть имена,
оставив самые интересные подробности недогово-ренными и словно забыв о
нападении на мызу, но даже этих сведе-ний было достаточно для полного
оправдания друзей. Однако Бестужев не ответил Черкасскому ни да, ни нет. В
конце разговора неприступность и величественность вернулись к нему целиком,
и истинно царски прозвучали его последние слова: "Я подумаю..."
уверен в беспроигрышности своего дела.