растения и минералы имеют в себе ядро своей субстанции, может быть
истолковано в духе номинализма Гоббса. Не лишено оснований и соображение
исследователя творчества Лейбница В. Кабица о том, что на формирование идеи
плюрализма субстанций оказала влияние также протестантская школьная
философия, в частности идущее от Дунса Скота понятие haecceitas (этость),
известное также под именем species monadica (монадический вид), individuum
monadicum (монадический индивидуум).
Лейбница. Не только у скотистов, но и в томистской традиции проблема
индивидуации занимала существенное место. Б. Ясиновский обратил внимание на
то, что тезис "оmn individuum tota sua entitate individuatur", высказанный
Лейбницем в его юношеской работе 1663 г., заимствован им у Фомы Аквинского.
Существенно, однако, и отличие Лейбница от Фомы. Согласно Фоме,
индивидуация осуществляется благодаря материи, и только среди ангелов как
существ бестелесных каждый индивидуум должен быть infma species и должен
отличаться от всех других по самой своей сущности. У Лейбница же это
положение томистов отнесено ко всякой субстанции вообще. Это обстоятельство
вносит немало путаницы в понятие монады, особенно в связи с вопросом о
соотношении феноменального и реального, материального и сверхматериального
уровней рассмотрения.
также и для мировосприятия Ренессанса. Что касается понятия монады, то
Лейбниц мог позаимствовать его как у Бруно, так из тех же источников, в
которых черпал и сам Бруно: у пифагорейцев и платоников - как античных, так
и средневековых.
только от Бруно, но и от Николая Кузанского: монады Лейбница не могут
погибнуть естественным образом, они могут быть только уничтожены
божественной волей, которая их сотворила. Таким образом, они совечны миру:
так как вечность мира, согласно средневековым представлениям, есть не
этернитac, а семпитернитас (этернитас присуща только Богу), т.е.
представляет собой беспредельную длительность, то и монадам присуща эта
последняя. Они не погибают и не возникают, а, будучи сотворены однажды,
составляют элементы мироздания. Так в системе Лейбница решается вопрос о
бессмертии души: бессмертием обладает каждая индивидуальная душа, сохраняя
свою обособленность и индивидуальность и после смерти, - тезис, который не
мог принять пантеист Бруно, так же как его не мог принять старший
современник Лейбница - пантеист Спиноза.
Монады не могут сообщаться друг с другом, влиять друг на друга или
испытывать влияние чего-то извне; они, как выражается Лейбниц, "не имеют
окон". Так же точно, как у Декарта, окказионалистов и Спинозы, субстанция
есть то, что определяется только через само себя и тем самым не зависит ни
от чего другого, а потому субстанция мышления и субстанция протяжения (у
Спинозы, правда, это атрибуты единой субстанции) не имеют между собой
никакой непосредственной связи и не могут воздействовать друг на друга,-
так и у Лейбница бесконечное множество простых субстанций-монад не могут
иметь друг с другом никаких контактов и соприкосновений, ибо каждая из них
- абсолютно замкнутое, самодовлеющее, саморазвивающееся внутреннее бытие,
внутренний микрокосм.
во всем его богатстве и многообразии. В зависимости от степени ясности
своих представлений монады воспринимают мир лишь смутно и неотчетливо, либо
более ясно и, наконец, даже при свете сознания, как человеческая разумная
душа. Здесь Лейбниц разделяет предпосылку окказионализма: синхронность
протекания восприятий в замкнутых монадах происходит благодаря посредству
Бога, установившего и поддерживающего предустановленную гармонию
внутреннего мира всего бесконечного множества монад. "...В простых
субстанциях, - пишет Лейбниц, - бывает только идеальное влияние одной
монады на другую, которое может происходить лишь через посредство Бога,
поскольку в идеях Божиих одна монада с основанием требует, чтобы Бог,
устанавливая в начале вещей порядок между другими монадами, принял в
соображение и ее. Ибо, так как одна сотворенная монада не может иметь
физического влияния на внутреннее бытие другой, то лишь указанным способом
одна монада может находиться от другой в зависимости".
каждая монада, будучи "лишенной окон", в то же время является зеркалом
Вселенной. "...Души вообще, - говорит Лейбниц, - суть живые зеркала или
отображения мира творений..." Не через внешнее, физическое воздействие, а
через самих себя монады видят и понимают друг друга. Тут сказывается
близость Лейбница к пифагорейско-платоновской и неоплатонической традициям.
единства, то тут, конечно, очевидна связь и с пифагорейством, и с Платоном
и неоплатониками. Есть, однако, у Лейбница и такие понятия, которые он не
мог позаимствовать у пифагорейцев и Платона, но скорее - у Плотина, как,
например, понятие актуальной бесконечности. В этом пункте, видимо, прав Б.
Ясиновский, пришедший к такому выводу. Можно, впрочем, добавить, что это
понятие стало весьма популярным в средневековой теологии, а в научный
оборот (в частности в математику) вошло в эпоху Возрождения. Понятием
актуальной бесконечности, как мы знаем, пользовались Николай Кузанский и
Галилей, Кавальери и Кеплер. Поэтому Лейбниц мог объединить в своем учении
о монадах оба эти влияния - неоплатоническую спекулятивную метафизику и
современную ему математику, как оно, по всей вероятности, и произошло.
Понятие актуальной бесконечности получило в системе Лейбница многостороннее
обоснование, однако при этом Лейбниц не смог избежать противоречий, которые
всегда сопряжены с употреблением этого понятия. Эти противоречия с особой
силой дали себя знать в лейбницевской теории континуума.
неоплатонизма. По Лейбницу, сущность души заключается в том, что все ее
явления или восприятия должны рождаться в ней из ее собственной природы,
притом так, что они точь-в-точь соответствуют тому, что происходит во всей
Вселенной. Душа выражает Вселенную лишь некоторым образом и на некоторое
время, смотря по отношению других тел к ее телу. Так как все тела во
Вселенной как бы сочувствуют друг другу, то и наше тело получает
впечатления от всех других, однако душа наша не может обращать внимание на
каждую частность всего: поэтому-то наши смутные чувствования суть результат
бесконечного разнообразия восприятий. Теория бессознательных восприятий и
представление о единстве макро- и микрокосма у Лейбница взаимно связаны - в
бессознательной форме душа знает обо всем, что происходит в мире, и при
этом ей не нужно "окон": весь мир виртуально заключен в ней самой.
"энтелехию", мысля ее по аналогии с неделимой душой, Лейбниц возвращается к
традициям античной философии в ее средневековой редакции, а иногда и
критически отвергая средневековую интерпретацию. Однако бросается в глаза
различие в толковании энтелехии в античности и у Лейбница. У Аристотеля
энтелехия имеет значение завершенности, законченности, у Лейбница,
напротив, бесконечного стремления, томления по высшему началу,
деятельности: не случайно влечение (конатус), стремление становится одним
из главных определений монады; не случайно идея развития выступает у
Лейбница не только в плане статическом, как иерархия существ, но и как
возможность развития каждой монады от примитивного состояния низших
организмов до высших духов. У Аристотеля "знающие ведут жизнь более
приятную, чем ищущие (знания)", - ибо покой выше движения, бытие выше
становления. Напротив, Лейбниц пишет: "...я нахожу, что беспокойство
принадлежит к сущности счастья сотворенных существ, заключающегося не в
полном обладании, от которого они стали бы бесчувственными и как бы тупыми,
но в постоянном, непрерывном продвижении к большим благам, которое
сопровождается желанием или по крайней мере постоянным беспокойством...".
Счастье Лейбниц видит именно в продвижении, прогрессе, т.е. скорее в
становлении, стремлении, чем в бытии. Здесь подоплека лейбницева понимания
монады и ее сущности как влечения, подоплека, коренящаяся в самом
мироощущении немецкого философа, несовместимом с мироощущением античного
мудреца. С активизмом Лейбница, с его предпочтением становления и
деятельности бытию связано и его принятие категории актуально бесконечного.
В этом пункте Лейбниц ближе к Экхарту, Ангелу Силезиусу, к ван Гельмонту и
Парацельсу, чем к античной философии или к протестантскому аристотелизму,
хотя некоторое влияние последнего на мышление молодого Лейбница отрицать не
приходится.
рассуждает как естествоиспытатель в духе механики XVII в. Так, для
Аристотеля понятие живого организма - это то, в чем тело и дух соединяются
между собой. У Лейбница же тело должно быть объясняемо по
математически-механическим законам, открытым современной ему наукой, а дух
определяется как обладающий волей и знанием в соответствии с тем его
пониманием, какое XVII век унаследовал от средневековья и Возрождения.
Понимание духа через внутреннее, душевное, личное начало, идущее от средних
веков, от Августина, отличает Лейбница от Аристотеля.
человеческой душой. Он постоянно подчеркивает эту аналогию, не считая
нужным ее скрывать. "Я... допускаю распространенные во всей природе
жизненные начала, бессмертные, так как они неделимые субстанции, или иначе
- единицы. ...Эти жизненные начала, или души, имеют восприятие и влечение".
В другом месте Лейбниц поясняет, что монады называются "душами, когда у них
есть чувство, и духами, когда они обладают разумом". В остальных же вещах,
в неорганическом мире они, говорит Лейбниц, называются субстанциональной
формой. В малейшей части материи, по Лейбницу, существует целый мир живых
существ, энтелехий, душ.
простую субстанцию у Лейбница неправильно понимать по аналогии с душой; эта
аналогия, согласно Фогелю, играет второстепенную роль, и благодаря ей
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Каменистый Артем
Сапковский Анджей
Русанов Владислав
Роллинс Джеймс