Чтение 71–й страницы книги ~Твоя заря~

- И какой вид мы там будем иметь?

- Вполне респектабельный. Два весьма благополучных человека... Он и
она, имеющие все для того, чтобы считать себя удачливыми в жизни и поэтому
быть счастливыми...

- Вы так полагаете?

- А почему бы и нет?

- Легко сказать - счастливыми... А если человек не реализовал себя,
своих возможностей? Если живет вполнакала? Что тогда?

- Порой мы гонимся за призрачным, преувеличиваем значение вещей
несущественных, без которых человек может легко обойтись... И без внимания
оставляем то, чему, собственно, пет цены... Ежедневно бумаги, сейфы,
портфели, коктейли, а слышите, вон кузнечик трещит! Когда мы слушали его?

- Кроме трав, наш Заболотный в равной степени чувствителен еще и ко
всяким насекомым,- размеренно замечает Дударевич в ироническом тоне.

- Можете смеяться, но я и вправду испытываю слабость ко всевозможным
малым созданиям...

- Это интересно! - воскликнула Тамара.- До сих пор не замечала за вами
такого. Просто трогательно: Заболотный - лед, Заболотный - кремень - и
вдруг...

- Нет, серьезно. С детства люблю, скажем, трескотню кузнечиков, сам не
знаю почему. Для меня в их стрекотании есть что-то, ну, как бы это
сказать, неземное, что ли...

Звуки их как бы от солнца... Согласитесь, это действительно редкость.
Божественная редкость!

Мягкостью вечерней веяло от степи, светом, ласкающим глаз, наполнено
было вес небо. Тамара загляделась вверх, в его голубизну.

- У каких-то племен Океании голубой цвет считается символом
бессмертия... Вон и ласточка появилась... смотрите, как она виражирует...
Сколько пластики в этом полете...

- Добычу ловит на лету,- объяснил Заболотный.- Л искусство маневра и
впрямь несравненное...

Солнце зашло, тихо нырнуло в красную дымку, за небосклон, в степи,
однако, все еще было светло, и белые неподвижные облака по горизонту,
"степные Арараты", проступили сейчас еще отчетливее.

- Как это он хорошо сказал: добрые облака,- вполголоса произнесла
Тамара.- И так метко их назвали - "деды". Словно седые патриархи, сидят
под юртой неба, углубленные в свои думы-раздумья... Седоволосые, величаво
спокойные, наблюдают оттуда за своей планетой. Л ну, какие вы там? Чем
заняты, чем озабочены? Не слишком ли измельчали, погрязнув в житейской
суете?

- Верно, все они видят,- в тон ей добавил Заболотный.- И правды наши, и
наши кривды, и трассу эту, по которой столько нас летит, издерганных
стрессами, ошалевших от дел, порой до смешного, до грустного суетных...

Все, все им видно оттуда! Однако, как говорят поэты, дорога зовет!

Заболотпый рывком встал на ноги, вслед за ним поднялся и Дударевич,
старательно стряхивая с себя солому.

- Побыли дикими, и хватит. А ты? - обратился Дуд ревич к жене.

Он стоял перед Тамарой, как бы красуясь, распрям)

плечи и поводя ими, на устах улыбка уверенности, из-noд бровей
профессионально острый, слегка иронически)

взгляд. Волевой, боксерский подбородок и - контрасте к нему - ямочки на
щеках. Когда они появляются, вмест с ними возникает в выражении лица
что-то милое, почтдетское. Кто-кто, а Тамара знает обманчивость этого
выражения, так умилявшего некоторых посольских дам. "Нао денди с
ямочками",- игриво отзывались они о Тамарино"

избраннике.

- Милая, какие изволишь дать нам указания? - Дударевич вопросительно
посмотрел на Тамару.

- Не хочу, езжайте без меня!

И ому даже показалось, что жена не шутит.

Дударевич взял ее за руку, погладил плечо - так дел всегда, когда хотел
успокоить жену.

Заболотный тем временем уже разговаривает с какой-то старушкой возле
машины; она там рвот у лесополосы траву для коровы, должно быть...
Дударевич тоже подошел к ним.

Бабка, сухонькая, бестелесная, как тень, с охапкой зелья, в кошелке,
приветливо глянула на Тамару и, не ожидая вопросов, словоохотливо начала
объяснять:

- Лекарственные растения собираю... Когда-то тут ромашек было
полным-полно, а сейчас, видите, только коегде... Хоть тысячелистник, слава
богу, еще есть, не весь вытоптали.- Она как-то деликатно скользнула
любопытм ньш, однако не осуждающим взглядом по Тамаринымджинсам с медными
кнопками. А переведя взгляд па Заболотного, ласковым тоном предупредила,
чтобы не очевь гнали, сами видите, дорога какая... Особенно зимой, в
гололедицу, немало машин тогда лежит по кюветам вверх колесами. Для пущей
предосторожности старушка напомнила еще и прошлогодний случай, когда на
этой дороге будто целую семью пронзило в "Москвиче" стальными прутьями,
свисавшими с открытого заднего борта какого-то тяжеловоза. Водитель
"Москвича" задремал и в темноте не заметил опасности.

- Едьте потихоньку, то как раз и успеете,- посоветопала бабуся, когда
они уже садились в машину, и Тамаре ее напутствие пришлось по душе, она
помахала бабусе рукой:

- Спасибо, учтем!

Теперь мужчины поменялись местами, за руль сел Чаболотный. Придирчивым
взглядом окинув своих спутников как бы проверив их готовность, плавно
вывел машину на трассу.

Дударевич, устроившись па заднем сиденье рядом с женой почувствовал
явное облегчение. Когда машину выпадало вести Заболотному, Дударевич был
уверен в нем больше, нежели в самом себе. Собственно, он и предложил
Заболотному ехать на юг вместе, прежде всего исходя из тех соображений,
чтобы в дороге была подмена. Сначала Заболотный собирался воспользоваться
услугами Аэрофлота потому что, до последнего дня занятый делами, уже и так
опаздывал к намеченному сроку, кроме того, и жена, звоня по телефону
оттуда, от моря, торопила: быстрее выбирайся, а то делам твоим, знаю,
конца не будет... Соня с младшим сыном поехала на юг раньше, чтобы
проводить старшего в дальнее плавание. А так как сам Заболотный на проводы
своего курсанта все равно не успевал, то можно было позволить себе хоть
такую роскошь - промчаться дорогами родной земли, сидя за баранкой,
отпустив нервы, купаясь в волнах чистого полевого ветра.

- Будем ехать целую ночь,- говорит Тамара.- А что? Ночь имеет свои
преимущества: не жарко, зато звездно будет, поэтично... А там - о прелесть
- встретим в степях утреннюю зарю.

Тамаре было приятно смотреть, как Заболотный ведет машину. Такая
легкость и точность движений... Бывший летчик, он и на земле сохранил свой
боевой азарт, летчиц кую виртуозность. Всем его коллегам известно, что
Заболотный действительно водитель экстра-класса, на всех марках гонял,
полисмены по обе стороны экватора ему козыряли... Козырнут, да еще п
улыбаются, ибо чем-то он им симпатичен, этот "совьет ас", этот мистер
Заболотный!..

Для Дударевича до сих пор остается загадочным редкостное умение
Заболотного с первых же слов находить общий язык с кем угодно, без видимых
усилии привлекать к себе людей совершенно разных, усмирять страсти,
казалось бы, непримиримые. Если вдруг где-нибудь возникает деликатная
ситуация, когда никого другого не пошлешь, потому что только дров
наломает, там дело, как правило, поручают Заболотному, он из тех, кому
такие миссии удаются лучше всего. Заболотный самим своим присутствием
действует на других успокаивающе, он как бы насыщает атмосферу вокруг се^я
флюидами искренности и согласия.

Но больше всего удивляет Дударевича то, что все у его коллеги выходит
будто само собой, легко, без напряжения - вроде бы полушутя,- не в этом ли
и заключается настояв щий дипломатический дар? Может, именно на таких
людеир все больше будет делать ставку эпоха в наш век возрастают щих
дисгармоний?

- Самый лучший дипломат тот, который всегда гово^ рит правду...
Кажется, вам, Заболотный, принадлежит этот афоризм? - спросила Тамара,
когда они уже мчали вовсю.

- О, нет, открытие это сделано задолго до нас,- возразил он.- Однако я
охотно придерживаюсь этого принципа.

Был тот час вечерней прозрачности, когда степь становится сиреневой, в
долинах все гуще наливается синевой, и то тут, то таи уже зажигаются
звездочки огней. Еще видно далеко, все окрашено "в мягкие, пастельные тоца.

Хорошо просматривается силуэт комбайна где-то на горизонте и шлейф
пыли, долго тянущийся вдоль полевого - шляха за машинами-зерновозами,
виден и элеватор на фойе далеких, тускло белеющих облаков, и еще какие-то
строения - фермы, гумна, снова и снова выплывающие из степной синевы в
плавных изгибах ландшафта.

Эти теплые сумерки, тающая даль степных просторов вдоль трассы навевали
сейчас Тамаре нечто грустное"

нежное, в чем она никому нс решилась бы признаться. Чтото почти
интимное, странно ласкающее душу было для нее ли в этих пыльных полевых
дорожках, в неизвестно кем протоптанных тропинках, что, ответвляясь от
трассы, убегают куда-то за холмы, в мглистую сиреневую даль... Еще вчера
неведомое, какое-то тревожное чувство охватывало ее сейчас, хотелось от
этой заданной автострадной гонки освободиться и чудом перенестись в то
иное течение времени, окунуться в тишину полей, где все свершается
неторопливо, шлейфы пыли на дорогах тают целую вечность, а за широкой
долиной, густо налитой вечерней синевой, поблескивает россыпями огней
селение или, может быть, механизированный ток. Что там за люди? Как они
живут?

- Это ведь те степи,- задумчиво произнесла Тамара,- где некогда