людей, - говорил он. - Если же им завладеют эти хлыщи, то
кончится тем, что опять подарят его немчуре". Опасение исходило
из его политических взглядов, которые он высказывал кстати и
некстати.
светила перемещались во Вселенной, и только одного не видел -
перемен в этой стране, - говорил он. - И конституции новые
принимают, и законы всякие, и войны начинаются каждые три
месяца, а все равно - живем, как прежде, в Колонии.
федерализма, он отвечал: "Тысячедневная война была проиграна
двадцать три года назад, в войне семьдесят шестого года".
Флорентино Ариса, чье безразличие к политике приближалось почти
к абсолютному, слушал эти разглагольствования, звучавшие все
чаще, как слушают шум моря. Что же касается политики,
проводимой компанией, то он был ярым ее противником. В
противоположность дядюшке, он считал, что положение речного
пароходства, находившегося на грани краха, можно поправить,
лишь произвольно отказавшись от монополии на суда с паровыми
котлами, предоставленной Карибскому речному пароходству
Национальным конгрессом на девяносто девять лет и один день.
Дядюшка возражал: "Эти идеи тебе вбивает в голову моя тезка
Леона - ее анархические новации". Однако это было верно лишь
наполовину. Свои доводы Флорентино Ариса основывал на опыте
немецкого коммодора Хуана Б. Элберса, который погубил свой
благородный талант непомерными честолюбивыми замыслами. А
дядюшка считал, что поражение Элберса связано не с его
достоинствами, а с тем, что тот взял на себя нереальные
обязательства, равноценные ответственности за всю национальную
географию: короче, он взялся осуществлять судоходство на реке и
содержать все портовые сооружения, подъездные пути к ним и
транспортные средства. К тому же, говорил он, злокозненная
оппозиция президента Симона Боливара оказалась делом
нешуточным.
супружескую перепалку, в которой обе стороны по-своему правы.
Упрямство старика представлялось им естественным не потому, что
в старости он стал меньшим выдумщиком и фантазером, как
довольно часто говорили, просто дядюшка считал, что отказаться
от монополии - все равно что выбросить на помойку трофеи
исторической битвы, в которую они с братьями вступили в
героическую пору, один-на-один, против могущественнейших
противников в мире. А потому никто не воспротивился, когда он
закрепил свои права таким образом, что их нельзя было тронуть
прежде, чем он уйдет из этого мира. И вдруг неожиданно, когда
Флорентино Ариса уже сложил оружие, под вечер, в своем имении,
дядюшка Леон XII дал согласие на отказ от вековой привилегии с
единственным неизменным условием - не делать этого, пока он
жив.
не позволял обращаться к нему за советами, но не потерял ни
единого завитка со своей великолепной царственной головы и ни
грамма светлого разума, однако сделал все возможное, чтобы его
не видел никто, кто бы мог его пожалеть. День за днем он
созерцал вечные снега, сидя на террасе, медленно покачиваясь в
венском кресле-качалке подле столика, на котором служанки
постоянно поддерживали горячей посудину с черным кофе, а рядом
стоял стакан с содовой водой, где покоились две его
искусственные челюсти, кои он надевал, только принимая гостей.
Виделся он лишь с немногими своими друзьями, и разговаривали
они исключительно о далеком прошлом, когда еще не было в помине
речного судоходства. Однако появилась новая тема: он хотел,
чтобы Флорентино Ариса женился. Он высказал свое желание
несколько раз, всегда одним и тем же образом.
женился на моей тезке Леоне. Лучшей жены представить себе не
могу.
многолетние труды могут пойти прахом в последний момент из-за
этого непредвиденного обстоятельства. Он был готов отказаться
от всего, выкинуть за борт все, умереть, но только не потерять
Фермину Дасу. К счастью, дядюшка Леон XII не настаивал. Когда
ему исполнилось девяносто два года, он назначил племянника
единственным наследником и удалился от дел.
Флорентино Ариса стал президентом Генерального правления и
генеральным директором. В день назначения, после шампанского,
старый лев в отставке, попросив извинения за то, что будет
говорить, не подымаясь из качалки, сымпровизировал короткую
речь, более походившую на элегию. Он сказал, что жизнь его
началась и закончилась двумя ниспосланными провидением
событиями. Первое - Освободитель оперся на его руки в Турбако,
отправляясь в свое горестное путешествие к смерти. И второе -
он нашел, вопреки всем препятствиям, чинимым ему судьбой,
достойного преемника своего дела. И закончил, стараясь по
возможности не драматизировать:
на стольких похоронах, не дано спеть на собственных.
"Прощание с жизнью" из оперы "Тоска".
и голос его был все еще силен. Флорентино Ариса растрогался,
однако заметили это лишь по тому, как дрогнул его голос, когда
он благодарил. Все шло так, как им задумывалось и выполнялось
всю жизнь, и уже приближалось к вершине во имя
одной-единственной цели - во что бы то ни стало прийти живым и
в добром здравии к тому моменту, когда надо будет принять
уготованную судьбой долю под сенью Фермины Дасы.
устроенный для него Леоной Кассиани. Он вспомнил всех женщин: и
тех, что покоились на кладбище и вспоминали о нем розами,
цветшими на их могилах, и тех, что пока еще спали на подушках
рядом с мужьями, чьи рога золотились под луной. А поскольку не
было единственно необходимой, он желал быть сразу со всеми, как
случалось с ним в минуты страха. Потому что всегда, даже в
самые трудные времена и в самые тяжелые моменты, он сохранял
некую связь, пусть слабую, с бесчисленными возлюбленными,
которые были у него за все эти годы: прослеживал линию жизни
каждой.
что унесла в качестве трофея его девственность, и это
воспоминание саднило, как в первый день. Стоило закрыть глаза,
и он снова видел ее: в муслиновом платье и в шляпе с длинными
шелковыми лентами, на палубе она покачивает клетку с ребенком.
Сколько раз за долгие годы своей жизни он готов был отправиться
искать ее, не зная куда, не зная, как ее зовут и она ли та,
которую он ищет, но он верил, что найдет ее, где бы то ни было,
среди цветущих орхидей. Однако каждый раз в последнюю минуту
что-то возникало или, как назло, ему не хватало решимости, и
путешествие откладывалось в тот момент, когда уже собирались
поднимать трап парохода: но так или иначе, причина всегда имела
какое-то отношение к Фермине Дасе.
материнский дом на Оконной улице, хотя ввел ее туда не он, а
Трансито Ариса. Ее он понимал как никакую другую, ибо она
единственная излучала такую нежность, что могла бы заменить
Фермину Дасу, хотя в постели была неуклюжа. Однако ее натура
бродячей кошки, еще более необузданная, чем ее ласки, обрекла
обоих на неверность. И тем не менее они продолжали быть
любовниками, хотя и с перерывами, на протяжении почти тридцати
лет, исповедуя девиз мушкетеров: "Неверность, но не измена".
Кроме того, она была единственной, ради кого Флорентино Ариса
раскрыл лицо: когда ему сообщили, что она умерла и ее
собираются хоронить за счет благотворительности, он похоронил
ее на собственные средства и один присутствовал на погребении.
самую старинную из оставшихся в живых, известную всем как
Двойная вдова, потому что она овдовела дважды, И другую
Пруденсию, ласковую вдову Арельяно, которая отрывала ему
пуговицы на белье, чтобы он задержался в ее доме, пока она их
снова пришивала. И Хосефу, вдову Су-ньиги, сходившую с ума от
любви к нему и чуть было не отхватившую садовым секатором, пока
он спал, его егозунчика: ей не достанется, но и другой не
перепадет.
самую любимую, которая приехала на полгода в Музыкальную школу
обучать игре на смычковых инструментах и проводила с ним лунные
ночи на крыше-террасе своего дома в чем мать родила; она играла
на виолончели прекрасные сюиты и так сжимала золотистыми
коленями виолончель, что та начинала петь мужским голосом. В
Шилова Юлия
Панов Вадим
Курылев Олег
Шилова Юлия
Корнев Павел
Шилова Юлия